– Проверить? – уточнил полковник.
Приятно!
– Нет, это я так, – смущенно убрал я палец.
Но на обратном пути, если время останется, обязательно какую-нибудь «проверим».
Захват прошел успешно – корочки товарища полковника хватило с избытком, чтобы бабушки-работницы выдали нам запрошенные личные дела.
– Хорошо, что социализм – это учет и статистика! – поделился я чувствами с Вилкой – остальных выгнали из выделенного мне кабинета, секретная память же! – И не вздумай говорить ничего типа «почему ты уверен, что у тебя получится?».
– Я просто дам тебе спокойно работать, – рассмеялась Виталина и поставила стул к окошку. – Посмотрю на этот приятный сквер, – уселась, закинув ногу на ногу.
– Это тоже хороший кадр! – направил я «рамку» на красиво освещенную полуденными лучами девушку.
– Второй раз работает не так хорошо! – улыбнулась она и вздохнула. – Я немного за тебя переживаю, Сережа.
– Началось! – закатил я глаза. – Верить надо напарнику, агент Вилка!
Открыв первую папку, посмотрел на фотку. Не-а. Следующая…
Повезло через девять с половиной минут – за это время Виталина не издала ни звука.
– Нашел! – похвастался я. – Вот она, Иванова Людмила Юрьевна! – и отложил личное дело. – Можешь сравнить, я пока дальше посмотрю.
Оживившаяся Виталина достала фотографии «жертв» и быстро нашла Людмилу – изображена в полупрозрачном черном пеньюаре.
– Модель легкоэротического жанра! – прокомментировал я.
– От такого можно и отпереться, особенно если инвалид, – проявила циничность Вилка и опомнилась. – Но ты все равно молодец, и я очень рада, что ты что-то нашел.
– Я же тебе говорил, что всех на чистую воду выведу! – улыбнулся я ей. – Привыкай – Ткачев не врет! – подумав, добавил. – Но может немножко преувеличивать. Всех все равно не поймать даже мне. Принимай – Алевтина Николаевна Степанчук, на открытке – «без низа», но в фуфайке и валенках. Порнограф у нас весьма творческая личность.
Вилка хрюкнула и одобрила:
– Она!
– И Нина Васильевна Попова, она очень удачно повернулась к нам лицом во время показа своей слегка укрытой простыней филейной части, – добавил к личным делам третье. – Дальше искать лень, эти трое – с одной фабрики, и как минимум одна из них нам все расскажет. Например – за много денег, разве это хуже, чем вот в таком сниматься за гроши?
– Маленький ты еще на такое смотреть, – стебанула меня Виталина и рассовала фотографии по папкам. – Ты молодец, Сережа! – погладила по щеке.
Дрессировка, но разве я против?
– Потом похвалишь, – улыбнулся я ей. – За все сразу. Поехали, пока хитрая архивная бабка не предупредила, что на УПК едет ревизор!
Под придающий мотивации смех девушки вышли в коридор.
– У нас прорыв, товарищи! – порадовал я служивых новостью, изложил подробности, назвал водителю адрес, дядя Петя позвонил – ну куда без согласований! – и мы поехали допрашивать моделей.
– Не устал? – спросил КГБшник.
Чем я там по его мнению занимался?
– Когда ощущается прогресс, усталость уходит на второй план, – просветил я его. – Свеж и полон сил, спасибо, что спросили, дядь Петь! Я же на больничном типа, в школу не хожу, свободного времени из-за этого столько, что некуда девать. Вот, вроде первый блин как минимум не комом – девушек-то мы нашли? – значит можно и дальше немножко играть в детектива. Играть метафорически, всю глубину ответственности осознаю в полной мере! – посерьезнев, на всякий случай добавил я.
Не все люди понимают иронию.
– Я уже заметил, – благосклонно кивнул целый полковник.
Приятно!
Учебно-производственный комбинат от просто «производственного», на мой взгляд, не отличался ничем – стандартная кирпичная двухэтажка с большими окнами с сидящими за швейными машинками дамами внутри. Там же нашелся очень нервный, слышащий и говорящий, плешивый и очкастый директор УПК, которого дядя Петя взглядом заставил зайти в кабинет.
Мужика усадили на стул, меня – в кресло за его стол, остальные расселись на диванах, дядя Петя сверкнул корочкой и выдал трогательные ЦУ:
– Мальчик – главный.
– Это что, шутка? – нервно спросил испытуемый.
– Викентий Петрович, нам немножко нужна ваша помощь. Можем мы поговорить с Поповой Н.В., Степанчук А.Н. и Ивановой Л.Ю.?
– Не можете, – поправил он очки. – Они, знаете ли, не говорят.
«Вы поняли, что я имел ввиду» – прожестикулировал я.
– Хотел бы и я знать язык глухонемых, – грустно расписался в собственной бесполезности БХССник.
А я ведь предупреждал!
– Что они натворили? – успокоился понявший, что мы не по его душу, директор.
– Совершенно ничего такого, за что их стоит увольнять, отчислять и прорабатывать на собраниях. Просто нам нужно с ними поговорить, – выбил я моделям иммунитет.
– А ты кто? – спросил он.
С некоторым внутренним трепетом достал из внутреннего кармана новенькую «ксиву». И откуда чиновники мои фотографии берут?
Очки директора полезли на лоб.
– А теперь у вас такое лицо, что мы просто обязаны после разговора с девушками допросить вас, – грустно вздохнул я. – Извините, Викентий Петрович, работа такая.
Мужик побледнел.
– Надо, наверное, вызвать уважаемых дам? – подсказал я ему.
– Да! Да, конечно! – потянулся он к селектору.
Подождали, я попросил выгнать из кабинета всех кроме Вилки (женщина со знанием языка глухонемых по моему начитавшемуся детективов мнению может помочь) и дяди Вити – у него рожа менее страшная.
Первой посчастливилось отвечать Людмиле Юрьевне. В «неглиже» она казалась симпатичнее. Бледнеет, нервничает, ручки заламывает. Жалость временно отключаем и кивком разрешаем Вилке показать испытуемой фотографию.
Модель немодного в СССР жанра съежилась на стуле и закапала слезками.
– «Я купил это в Москве несколько часов назад», – прожестикулировал я.
На лице Люды появилась самая настоящая безысходность:
– «Он говорил, что продаст фотографию одному хорошему человеку и всё».
Вздохнув, покивал – обманули тебя, нехорошие такие.
– «Сколько заплатил?»
Людмила дернулась, однако нашла в себе силы ответить:
– «Без лифчика – 15. Без низа – 20. Без наготы – 10. Мне 10 было нужно до получки!» – горестно прожестикулировала она. – «Меня теперь из общаги и училища попрут?»
Показал корочку, подождал, пока допрашиваемая вернет дееспособность:
– «Тебе и остальным ничего не будет, если расскажете все, что знаете. Тысячу рублей дам за это и обещание ценить себя больше», – и сочувственная улыбка.
– «Меня его менты потом по кругу пустят и в море утопят», – прожестикулировала она.
– «А я и за его ментами! Вон тот…» – кивнул на дядю Витю. – «Полковник КГБ. Из Москвы. Мы все из Москвы, по прямому поручению министра. Порнографии в Одессе пришел пизд*ец, снизу и до верху. Но женщины-модели нам не нужны – из комсомола выгонять мне не интересно».
– «На восемьдесят рублей в месяц не больно-то и проживешь», – пряча глаза, добавила она.
– «Этот вопрос сложнее, но проблема обнаружена, а значит мы попробуем что-то с ней сделать», – пообещал я.
Не сразу, но обязательно.
– «На улице… есть один фотосалон…» – вздохнув – придется частично поверить пионеру – она начала свой беззвучный рассказ, и Вилка едва успевала записывать показания в папку «Глухое дело».
Выпроводив снабженную бонусной тыщей рублей студентку обратно в цех, допросили следующих, которые добавили в папку нескольких самых настоящих говорящих сутенеров, которые держат притоны с глухонемыми работницами. Товар, по их словам, очень ходовой. Ну а че, удобно – эта-то точно трепаться не будет!
– …Вот такие вещи происходят в славной Одессе на пятьдесят втором году Советской власти, – пожаловался я дяде Вите, когда все трое девушек были допрошены. – Да сюда надо с дивизией работников БХСС приезжать – если только на базе одного «глухонемого» УПК минимум две банды действует – порнографов и торговцев интимными услугами, то что в части полноценно слышащей творится?