Теперь же ему казалось, что он совершил ошибку, допустил дорогостоящий просчет, отдаливший его от линии бизнес-фронта, чреватый профессиональным или даже буквальным самоубийством.

Все началось в Северной Африке; ранение в голову прочертило резкую линию между естественным, очевидным направлением жизни и тем, что происходило дальше. Врачи говорили, он радоваться должен, что вообще выжил, а головные боли, слабость и периодические нарушения моторики — пустяшные побочные эффекты поражения мозга, которое в обычных обстоятельствах фатально. Он месяц валялся без сознания, а потом еще год приходил в себя на койке личной палаты госпиталя «Палсистемс».

Чего он не мог постичь, так это внезапной атрофии амбиций, неспособности возвратиться на привычный по высшим эшелонам корпоративной власти уровень драйва и желания. Интеллект Кейна не пострадал, память осталась идеальной — порою устрашающе точной. Однако на протяжении трех следующих лет он медлил, принимая даже простейшие решения, не мог нормально сфокусироваться, впадая в ступор при мысли о бесконечной цепочке последствий.

Морган постепенно утрачивал к нему интерес, становился холоден, равнодушен, замыкался в себе. До войны и ранения выпадали моменты, краткие мгновения, когда Кейну казалось, что в глазах Моргана мелькает страх перед тем, в кого превращался Кейн, перед его растущим влиянием в Корпорации, перед физической мощью и компетентностью, которые Кейн развил после базового курса подготовки.

Теперь все изменилось. Когда Морган впервые предложил отправить миссию на Марс, прозвучало это скорей рассеянно, словно реакция Кейна его не слишком заботила. Во второй раз Кейн сам поднял этот вопрос и продавил решение.

И поглядите, думал он, куда меня это завело. Лежу, спеленутый по рукам и ногам, комок обнаженных нервов и подавляемых боевых рефлексов, и понимаю, что если работоспособный модуль отыскать не получится, если придется развернуться и начать новое путешествие без горизонтов и направлений, без конца и края, то я сломаюсь первым.

Он снова смежил веки.

В какой-то момент двухчасовой погони за Деймосом Риз очнулся. Сказал, что с ним все в порядке, но голос его показался Кейну усталым и старым.

У Кейна меж тем началась чудовищная мигрень, обжигавшая тыльные стороны глазниц и словно деформировавшая череп. За последние три года с ним такое частенько случалось, но этот приступ был самым страшным. На несколько минут он все же забывался сном и с удивительной отчетливостью видел синий океан, нагретую солнцем деревянную палубу под ногами, обонял запахи соли и солнечного света, слышал чьи-то писклявые шепотки.

Наконец он ощутил мягкий импульс тормозных двигателей и очухался. Гравитация маленького спутника была пренебрежимо мала, меньше тысячной доли земной, и Такахаси вынужденно направлял корабль десятками небольших курсокорректирующих маневров, так что походило это скорей на стыковку, а не на посадку.

Объем Деймоса едва превышал шесть кубических миль[1]. Кейну спутник по мере приближения напомнил мусорные кучи на окраинах Хьюстона. За вычетом оплавленного пятна у куполов и туннелей базы, вся доступная обозрению поверхность была завалена брошенной техникой. Топливные баки, пустые и полные, похожие на гигантские консервные банки. Вакуумные спасательные мешки, раскиданные среди пластиковых пакетов, штативов, скомканных листов фольги. С корабля были хорошо заметны конические силуэты уцелевшего посадочного модуля и второго такого же, полуразрушенного. В бледном свете Солнца слабо поблескивали обнаженные участки металлических корпусов.

Корабль стукнулся о поверхность и замер. Впервые за девять месяцев судно пребывало в состоянии неподвижности относительно другого объекта во Вселенной, но Кейн перемену едва ощутил. С тем же успехом то могли быть хитроумный фокус перспективы и очередная утонченная симуляция.

Лена осторожно переместила его в бортовой лазарет, а Риз с Такахаси стали готовиться к высадке. Даже на крохотную деймосскую силу тяжести лазарет не был рассчитан, так что Кейну пришлось прислониться к неожиданно вертикальной стене, пока Лена просвечивала ему грудь рентгеном и простукивала ребра.

— Ничего серьезного, — заключила она. — Ну, относительно. Будет сильно болеть, но срастется сравнительно быстро. Если у тебя валиум уже весь с потом вышел, я тебе еще чего-нибудь вколю.

— Хорошо, — отозвался Кейн. Голос его прозвучал хрипло, лицо слегка разрумянилось. Он с удивительной, сокрушительной четкостью ощущал устройство своей грудины, сокращения мышц, движения ребер при вдохах, уплощение диафрагмы и резкие коллапсы при выдохах.

Лена перебралась обратно в рубку, а спустя пару минут по той же лестнице начали спускаться Такахаси и Риз, таща за собой скафандры. Лицо Риза имело оттенок сырого бетона. Такахаси уже скрылся под палубой, а Риз еще полз по лестнице.

— Ты в порядке? — спросил Риз.

Кейн кивнул.

— А ты?

— Без проблем.

— Риз, ты хуже мертвяка выглядишь. Ангина?

— Ай, пустое.

— Лена…

— Нет. Я в порядке, етить-колотить. Я в порядке.

— Ты хоть отдохни минутку.

— Времени нет. Нужно выяснить, что с модулем. Это важней.

— Для Моргана? Угу.

— Для меня, — отрезал Риз. — Не лезь, ладно?

— Без проблем, — сказал Кейн.

Риз полез в люк и пропал там. Кейн нервно потирал пальцами. Его снова прихватило. Переборки душили, давили на ребра. С головой, впрочем, все в порядке, а боль в ребрах вполне можно перетерпеть. Но если сейчас же не выбраться из корабля, из Кейна дух выйдет вон. Да мать же вашу, подумал он. Если Риз может, то и я смогу.

Он сунулся в рубку и сказал:

— Я наружу.

Ему пришлось повысить голос: давление на корабле было низким.

— Ты спятил? — откликнулась Лена и так зыркнула на него, что он чуть не отлетел прочь.

— Все будет в порядке, — настаивал Кейн.

Он позволил себе провалиться к центру судна, пользуясь слабым притяжением спутника и тормозя раскрытыми ладонями о переборки по бокам лесенки. Дышать можно, все спок. Не так уж и больно. Нужно найти это. Нужно найти.

Такахаси уже перебрался в воздушный шлюз, а Кейн только мимо кают пролетал. Риз пристегивал портативную систему жизнеобеспечения и тянулся за шлемом. Атмосфера корабля состояла из чистого кислорода, чтобы можно было пользоваться стандартными скафандрами эпохи шаттлов, на четыре пси, и не переживать за кессонный азот.

Кейн натянул нижнюю часть скафандра на штаны, присел и втиснулся в верхнюю, все еще висевшую на переборке. Поднял руки. Боль снова хлестнула его, но Лена заверила, что травма не серьезная, и он решил ей поверить.

— Ты уверен, что сдюжишь? — спросил Риз, не торопясь облачаться в шлем.

— Ага, — сказал Кейн. Он натянул черные резиновые перчатки и застегнул металлические кольца на запястьях.

— Окажи мне услугу.

— Какую?

— Проверь, нельзя ли проникнуть на саму базу. Мы с Такахаси проверим модуль и без твоей помощи.

— А если можно?

— Просто дождись меня там. Понял?

— Понял.

Голова Риза исчезла под шлемом, индикатор шлюза вспыхнул зеленым. Кейн захлопнул створку люка за ним, нацепил свои шлем и ПСЖ, потом стал ждать, пока Риз выберется наружу.

Наконец он сам оказался в узком переходном цилиндре. Элементы управления были сосредоточены в небольшом ящике кремового оттенка. Впрочем, тут все было кремового оттенка. Каждый тумблер был снабжен предохранительным алюминиевым колпачком на цепочке. Закончив манипуляции, Кейн возвратил колпачки на место.

Внешний люк откинулся. Кейн упал на поверхность Деймоса, чуть согнув ноги для компенсации импульса, потом распрямился и наполовину взлетел обратно к люку.

Со второй попытки ему удалось десантироваться удачно. Он огляделся.

За пределами опаленного и оплавленного пятна цвета хаки, где опустился корабль, всю поверхность маленького спутника усеивали кратеры. Некоторые были меньше ногтя большого пальца Кейна, другие свежей, чем самые старые отпечатки людских ног. Знакомые следы широких подошв космических ботинок, многократно перекрывавшие друг друга. Забрало шлема приглушало отраженный металлом и белой пудрой на поверхности солнечный свет, но чернота теней становилась непроглядна.