Епископ прервался. И взглянул на присутствующих из-под тяжелых век.

– Но освободился он через три. И никто не знает, как так вышло. Из того, что я слышал, он понял, что в одиночку действовать небезопасно, и присоединился к Мейфри, который к тому времени как раз набрал силу, и никто не мог с ним ничего поделать. Затем…

Доктор Фелл фыркнул.

– Послушайте, – запротестовал он, – во имя Бога и Бахуса, надеюсь, это дельце не превратится в нудную заунывную гангстерскую историю. Хм-хм… ха. Если я что и ненавижу, так это когда в классическое дело об убийстве вклинивается подобная тягомотина. Только я заинтересовался этим происшествием со светом…

Епископ тряхнул головой:

– Не бойтесь, друг мой. Могу поклясться, что Спинелли вернулся к привычной тактике вымогателя-одиночки. Банда Мейфри развалилась. Никто не знает почему, даже комиссар этим озадачен. Некоторое время назад она стала сдавать позиции. Главари пытались покинуть страну: кто-то направился в Италию, кто-то в Англию, кто-то в Германию. Всем отказали во въезде. Но каким-то образом Спинелли пробрался.

– Это мы еще посмотрим, – возразил Хэдли и коротко переговорил по телефону. Глядя на епископа, он продолжил: – Знаете, сэр, это все гадание на кофейной гуще. Бьюсь об заклад, вы в глаза этого Спинелли не видели.

– Что вы, – спокойно ответил епископ, – лично видел его дважды. В первый раз на Центральной улице на опознании, где ему не предъявили никакого обвинения; там я и выяснил все подробности о нем. А второй раз – прошлым вечером. Он выходил из трактира неподалеку от Гранжа. До этого я видел его на расстоянии и при лунном свете при… хм… довольно необычных обстоятельствах, в парке в Гранже. – Епископ откашлялся. – Я обратил внимание на одежду, да и лицо показалось знакомым. Однако прошлой ночью я видел его так же близко, как вас сейчас.

– Господи! – воскликнул полковник, уставясь на него с каким-то новым выражением лица. – И из-за этого вы сегодня утром сбежали?

– Вряд ли начальник полиции округа выслушал бы мою историю с должным вниманием, – холодно ответил епископ. – Господа, я кое-что обнаружил. Все дело в…

Хэдли угрюмо стучал по столу костяшками пальцев. Он поглядывал на телефон, который все никак не желал зазвонить.

– Вопрос в том, – сказал он, – что нам стоит внимательно все это изучить, однако, мне кажется, кое-кто пребывает в заблуждении. Все эти американские гангстеры, стреляющие в сельских ученых мужей Глостершира… Фа! Не вполне правдоподобно…

– Не думаю, – возразил епископ, – что Льюис Спинелли застрелил его. Нет времени все подробно объяснять. Однако я хотел бы знать, мистер Хэдли, что вы намерены предпринять.

– Это к полковнику Стендишу, – отрезал Хэдли. – Он начальник полиции в своем округе. Если он захочет привлечь Скотленд-Ярд, то может это сделать. А если захочет разбираться сам, то меня это не касается. Что скажете, полковник?

– Я был бы очень рад оказать полиции в этом деле все возможное содействие в меру моих скромных сил, – задумчиво отозвался епископ. Все органные регистры зазвучали в его голосе. Его массивное лицо надулось, а в глазах появился гипнотический блеск.

– Заметано! – воскликнул Стендиш пылко и довольно бестактно. – Господи, заметано! Тут наш человек – Фелл. Черт побери, послушайте. Вы же обещали заехать в Гранж на пару дней, а, старина? Вы бы не дали какому-то иностранцу прострелить голову моему другу? Так ведь? – Тут он обернулся к епископу. – Знакомьтесь, это Фелл. Тот самый человек, который поймал и Криппса, и Логанрея, и жулика, представлявшегося проповедником, как бишь его там. Что там еще?

Доктор Фелл, наконец закуривший трубку, хмыкнул и, нахмурившись, принялся постукивать тростью по полу.

– Как же долго, – проворчал он, – я пытался отмежеваться от этих совершенно заурядных дел. Ни яркости тебе, ни искры безумия. Где же драма? Где…

Хэдли глянул на него с неким горьким удовлетворением.

– Да-да. Знаю. Вы в своем репертуаре, – согласился он, – вам подавай фантазию, лунатизм, которые попадаются, дай бог, один раз за десять лет заурядности. Чтобы кого-нибудь застрелили из арбалета в лондонском Тауэре или сбросили с балкона дома с привидениями. Конечно! А как же невзрачные обыкновенные дела, с которыми мы бьемся изо дня в день? Возьмитесь-ка за них. Думаю, после этого у вас отпадет охота насмехаться над полицией… Прошу прощения джентльмены. Это личное. – Он немного помедлил и затем раздраженно произнес: – К сожалению, должен еще кое-что вам сообщить. Инспектор Мерч упомянул одну деталь, которая несколько выпадает из обычного ряда. Может, это ничего и не значит, просто вещица, принадлежавшая Деппингу, однако вещица не вполне заурядная.

– Несколько деталей, – добавил доктор Фелл, – которые выходят из ряда вон, должен сказать. Хм… ха. Что ж…

Хэдли беспокойно потер подбородок.

– Возле руки Деппинга, – продолжил он, просматривая бумаги, – была карта… Именно так, карта. По размеру и форме соответствующая игральной, однако, согласно записям, искусно нарисованная акварелью. На ней были изображены восемь предметов, напоминающих мечи, расположенные в форме звезды, а также символ, изображающий воду, льющуюся в середину этой фигуры. Вот, пожалуйста. А теперь вперед, развлекайтесь, сочиняйте свой роман.

Он бросил записи на стол.

Рука доктора Фелла с трубкой замерла на полпути ко рту. Он шумно и глубоко, с присвистом вздохнул сквозь усы, и его взгляд замер.

– Восемь мечей, – сказал он, – Восемь мечей: два на уровне воды, три над ней и еще три под водой… О Бог! О Бахус! О моя старая шляпа! Послушайте, Хэдли, так дело не пойдет.

Он глаз не сводил со старшего инспектора.

– Ладно, – раздраженно ответил Хэдли, – вы опять в своей стихии. Дайте угадаю, тайное общество? Черная рука или что-то типа того? Черная метка? Да!

– Нет, – протянул доктор, – ничего подобного. Хотел бы я, чтобы все было так просто. Это настолько дьявольски закручено, настолько средневеково, настолько поэтично… Во всех смыслах. Я сейчас же отправляюсь в Глостершир. Должно быть, это странное местечко. Я никаких сил не пожалею, но найду убийцу, который знает об этих восьми мечах.

Он поднялся, закидывая плащ себе на плечо, словно благородный разбойник, и прошагал к окну, где остановился на какое-то время, наблюдая за движением на набережной; со своими белым плюмажем, пышной гривой волос и съехавшими на сторону очками.

Позднее в тот же день Хью Донован впервые оказался в Гранже. Он, епископ, доктор Фелл и полковник Стендиш обсуждали дальнейшие планы за обедом в трактире «У Грума» на Флит-стрит. Епископ был обходителен. Он сдался, узнав, что этот полный мужчина в плаще и шляпе, который весело посмеивался в кабинете Хэдли, на самом деле оказался прославленным сыщиком, чей добродушный взгляд безошибочно определил с дюжину самых хитроумных убийц, фигуры которых впору было бы выставлять в Музее мадам Тюссо. Епископ беседовал с ним как криминалист с криминалистом. Однако его повергло в шок то, сколь мало доктор знал о достижениях современной науки в этой области и сколь мало он этим интересовался.

К счастью, сына в беседу он вовлекать не пытался. И тот мысленно ругал себя за то, что упустил последнюю возможность спасти свою репутацию. Знай он еще на корабле, кем был доктор Фелл, то рассказал бы этому старому чудаку о своих неприятностях, и тот, вероятно, сумел бы ему помочь. Стоило только услышать разглагольствования доктора Фелла, его шутки и громогласные заявления, касавшиеся мироустройства в целом, чтобы убедиться, что подобное дельце пришлось бы ему весьма по душе. Однако еще не все было потеряно. И, кроме того, Хью Донован полагал, что нет худа без добра. Теперь, пусть и обманным путем, он, несомненно, проникнет в святая святых, чтобы узреть, как верховные жрецы творят магию реального расследования. А ему всегда этого хотелось. Раньше епископ отправил бы его гонять обруч по дороге или развлекаться еще какой-нибудь чепухой, пока папа занят делами. Но теперь теоретически он подкован в баллистике, микрофотографии, химическом анализе, токсикологии и множестве других наводящих тоску наук. Раз или два заглянув в свои учебники, он почувствовал себя так, будто его водили за нос. Все это был обман. Вместо увлекательного руководства по поимке вооруженных топорами убийц там была несуразица вроде «четыре целых две десятых да ноль пять плюс икс больше одиннадцати бла-бла-целых две десятых дробь закорючка». Хуже химических формул.