– Да ему тяжело. – Сказал Виктор Иванович – Я, когда последний раз здесь был, его спросил: «А ты, что всегда один живёшь, братьев своих, ну там или родственников не видишь?» Вот он мне и рассказал свою историю.

– Тимка! Тимка! Ты чо так долго? Барин тебя уже два раза звал! Тебя только за смертью посылать. – Сердитый голос Агафьи подстегнул десятилетнего мальчишку, и он бегом побежал, стараясь не рассыпать свечи в холщовом мешке.

Перепрыгнув через сломанные оглобли, он побежал напрямую через огород деда Невзора, легко перемахнув через низенькую ограду, дальше мимо большой лужи, возле которой дремало стадо гусей. Самый большой гусь выгнул шею и попробовал догнать Тимку. Да куда там! Только босые пятки мелькали по пыльной дорожке. Тимка даже успел поднять с земли камушек и запустить в злого гуся. Тот прогоготал сердито, похлопал крыльями и вразвалочку пошёл обратно к своей стае.

Барину, Владимиру Александровичу Белозерскому требовалось много свечей, потому что каждый вечер, как только ложились спать его домочадцы, он садился к письменному столу и расшифровывал свои заметки из последней экспедиции, аккуратно записывая всё в толстую тетрадь. Он торопился, хотел к осени полностью закончить свой труд и выступить в Москве в географическом обществе с докладом. Записей оказалось так много, а некоторые он не мог подолгу разобрать, и приходилось трудиться над ними до поздней ночи, а порой и до утра. Днём он работать не мог. Его многочисленные младшие братья и сестры, которых у него было восемь, это уж маменька с папенькой перестарались, словно развороченный муравейник, целыми днями ходили друг за другом, и от нечего делать то и дело заглядывали к нему, предлагая помощь. Он старался держать себя в руках, но иногда всё-таки срывался и выставлял надоевших помощников за дверь своего кабинета. Тогда ещё хуже, они бежали жаловаться маменьке, а та, если приходила разобраться к нему, то это было надолго, и ему приходилось выслушивать отповедь об уважении и воспитании.

Владимиру Александровичу было двадцать три года, но благодаря своему трудолюбию и уму, он уже закончил с отличием философский факультет Императорского Московского университета по специалитету «История всеобщая и русская, с древностями и геральдикой», и даже опубликовал две больших статьи в университетском вестнике. Его хорошо знали в географическом обществе, а сам Иван Иванович Шувалов, первый куратор университета, называл его «гордостью университета». А в этом году его впервые назначили руководителем географической экспедиции в Нижегородскую область, где они изучали архивы в Спасо-Преображенском мужском монастыре. Он думал, что дней двадцать им хватит, чтобы разобрать и систематизировать все документы. Но там, это просто удача, иначе не назовёшь, к ним подошёл старый монах, брат Гурий, и рассказал, что в десяти верстах от монастыря, в лесу стоит обитель пустынника Макария. Макарий был грамотным, и все свои мысли и молитвы писал на бумаге, и за шестнадцать лет, которые он провёл в своей обители, осталось после него много записей. Их оставили нетронутыми, но настоятель распорядился их перенести в монастырь, да руки всё как-то у братьев не доходили. Вот брат Гурий и вызвался проводить Владимира Александровича до обители Макария. Так сказать, и экспедиции хорошо, и братьям польза.

На следующее утро, сразу после молитвы в трапезной, они с братом Гурием, с благословения отца настоятеля, отправились в обитель. Брат Гурий был интересным собеседником, всю дорогу он рассказывал Владимиру Александровичу о житии святых, о чудесах, творимых на их могилах, про прихожан, которые помогали монастырю в это неспокойное время, о паломничестве их двух братьев в Оптинскую пустошь. Погода благоприятствовала, не было ни дождя, ни жары. Так и дошли они до обители. Обитель оказалась землянкой, с накатом из брёвен и с одним окном, занавешенным мешковиною. Как в таких строгих условиях можно было прожить шестнадцать лет, Владимир Александрович даже представить себе не мог. В углу был очаг, сложенный из камней, и на нём всё так же, как в бытность Макария, стоял закопчённый котелок. Брат Гурий помолился, и они начали разбирать записи.

Владимир Александрович, как взял первый свиток серой бумаги, так и не мог от него оторваться. Иногда ему помогал с переводом браг Гурий, когда Владимир Александрович не мог понять слово, которое было написано на свитке. А история там была написана замечательная. К Макарию, когда он только начал своё служение в обители, пришёл крестьянин из деревни Возный тупик, она была в тридцати верстах от обители, принёс с собой медную табличку. Она была вся позеленевшая от времени, на ней было выбито солнце, со следами чёрной краски на нём, с двенадцати лучами, а под солнцем врата закрытые, с изображением на каждой створке крыла. На вопрос Макария, откуда у него этот знак, крестьянин ответил, что у них через деревню проходили два странника, остановились в его избе ночевать, а утром они поднялись до восхода солнца и пошли дальше. На столе, в избе, он увидел оставленную ими табличку. Посовещался он с дьяконом, тот и посоветовал ему отнести её к Макарию. Дьякон назвал табличку «Чёрное солнце». Что такое «Чёрное солнце», Макарий знал. Его дед не был православным, он так и не дал себя крестить, а поклонялся одному богу – Коловрату, символу возрождения, подобному солнцу, совершающему круговорот в природе. Дед ему рассказывал, что Коловрат помогает пройти через разрушение старого, отречения от груза прошлого к новому, заручившись поддержкой Рода. Макарий ничего не понимал в рассказах деда, но слушать ему было интересно. Дед, а в ту пору ему было уже сто лет, часто сидел на крыльце, и рисовал этот знак своим костылём на земле, и всё что–то шептал, иногда поднимая подслеповатые глаза к небу и улыбаясь. Когда дед умер, отец Макария велел сжечь единственную книгу, которая была в их доме, и которую дед, сам неграмотный, часто перелистывал, внимательно вглядываясь в каждую страницу. Макарию было жаль дедову книгу, поэтому он запрятал ей на сеновале, на самых высоких полатях. Отец догадался, кто стащил книгу, и всыпал вожжами Макарию, но тот, стиснув зубы, молчал, и тайник свой не выдал. После этого он тоже, как и дед, подолгу разглядывал пожелтевшие листы книги, на которой на обложке было нарисовано чёрное солнце с двенадцатью лучами-молниями.

Когда Макару исполнилось восемь лет, молодая барыня Даша начала учить смышленого паренька грамоте, в чём он очень преуспел, надеясь когда-нибудь прочитать свою тайную книгу. Время шло, Даша его научила всем буквам, он уже начал по слогам читать слова, но в книге не было ни одной похожей буквы, которые узнал Макарий. Однажды он решился, достал рано утром свою книгу, завернул в тряпку и побежал к Даше. Когда он открыл перед ней книгу, и попросил научить его читать именно эти буквы, Даша долго и внимательно разглядывала их. Потом спросила его, где взял он эту книгу, и Макарий рассказал про своего деда, и про то, что книгу эту хотели сжечь после его смерти. Даша вздохнула и сказала ему, что правильнее всего было бы сжечь книгу, так как она, скорее всего, относится к колдовским, запрещённым, и это хорошо, что они не могут прочитать её, так как это греховная книга. Макарий быстро завернул книгу обратно в тряпку, и пока Даша не передумала, выскочил с книгой из комнаты. Он побежал за огороды, в своё тайное место, куда он сбегал каждый раз, когда гнев отца грозил перерасти в наказание вожжами. Он уселся поудобнее, положил на ноги книгу и стал её листать, бережно гладя каждую страницу, и придумывая истории, которые могли быть написаны в ней. Рядом раздалось осторожное покашливание. Макар вздрогнул, повернул голову и увидел седого старца, в белых просторных одеждах, с длинной седой бородой, очень серьёзно глядящего на него. Макар хотел соскочить и удрать, от греха подальше, но старец спокойно его спросил:

– Макарий, ты хочешь узнать, что написано в этой книге?