В оккупации мы были около 6 месяцев. Страшное было время из-за драматичности и непредсказуемости событий. В нашей деревне дважды располагалась на несколько дней механизированная немецкая пехота. В это время нас, жителей деревни, выселяли из своих домов, и в них вселялись непрошеные гости. Об этом периоде нашей тревожной жизни я тоже подробно рассказал в упомянутом выше романе. К счастью, никто из жителей нашей деревни не пострадал от немецких репрессий. К чести жителей нашей и соседних деревень скажу, что среди наших селян не было полицаев и предателей. Достаточно сказать, что в нашей деревне во время оккупации находились два члена партии, и никто их не выдал. «Да, были люди в наше время!»

Занятия в школе возобновились 1‑го сентября 1943 года. В это время в деревнях жило еще много горожан, покинувших город из-за его оккупации немцами. В самом городе практически были разрушены все жилые дома и школы. Поэтому пришлось нашу школу срочно делать семилетней. Ну а здание-то осталось прежним, рассчитанным на занятия учеников только четырёх первых классов! Было принято решение договориться с деревенскими жителями об открытии в их домах школьных классов. В результате в деревенских домах одновременно находились хозяева домов и мы – школьники. Как мы уживались тогда вместе, даже сейчас мне трудно представить. Запомнились такие интересные эпизоды. В середине дня хозяева нашего дома-класса, естественно, устраивали обед, и по всему дому распространялся запах вкусных щей или супов. Нам, конечно, приходилось глотать слюнки (время-то было голодное) и продолжать заниматься. После сытного обеда хозяин дома обычно залезал на теплую печку и укладывался спать. Все было б хорошо, если бы он не начинал громко храпеть. У нас это, естественно, вызывало смех, но приходилось терпеть. Мы ведь не могли делать ему замечание, так как он мог рассердиться и выставить нас на улицу. Мы ж своим присутствием тоже доставляли ему неудобство, но он же терпел нас! Занятия проводились в одну смену. В это время хозяевам дома, естественно, приходилось вместе с нами присутствовать на уроках и «учиться». Вот в таких «тепличных» домашних условиях в военное время мы учились. Но все понимали, что так надо! Мы и деревенские жители вынуждены были мириться с такими неудобствами. Часто дело доходило до смешной ситуации. Например, ученики этой деревни жили в одних домах, а учиться ходили в другие, хотя в их домах тоже были классы, только для других учеников. Так было до тех пор, пока в городе не начали интенсивно строить жилые дома для населения и школы для учащихся. Но сельские школьники и после этого продолжали учиться в таких стесненных условиях. Трудное было время, но мы с честью его пережили! Окончив семь классов, я перешел учиться в лучшую городскую школу и был в ней, между прочим, не последним учеником. Только я в своем классе окончил ее с медалью, правда, серебряной.

Самым памятным событием в этот период была первая в моей жизни юношеская любовь. А объектом ее была моя одноклассница. Она не была внешне яркой красавицей, и привлекло меня к ней не это качество, а ее необыкновенная скромность, доброта и человечность. Сразу скажу, что за два с половиной года наших встреч мы ни разу не обнимались, не целовались и не ссорились. Нам достаточно было касания рук друг друга. Любовь была взаимной, искренней и очень чистой. Это именно ей я впервые в жизни сочинил стишок в четыре строки, в котором признавался в любви. Поэтому она и сохранилась в моей, да и в ее памяти, как самое светлое событие в жизни.

В Ленинградский институт инженеров водного транспорта я поступил, можно сказать, случайно. В нем в то время учился брат моей пассии. Я встречался с ним во время каникул и беседовал. Мне особенно понравилось то, что его студенты носили тогда форму, подобную форме офицеров военно-морского флота: синий китель с погонами и блестящими металлическими пуговицами, черные брюки клеш, фуражку с металлической кокардой и черные ботинки. Зимой носили черную шинель с теми же погонами и пуговицами и зимнюю шапку-ушанку с кокардой. Мне очень хотелось пофорсить в такой форме. Окончил институт я хорошо, но без красного диплома. Годы в Ленинграде были посвящены не только учебе, но и освоению великой и разнообразной ленинградской культуры. В то время ленинградцы были особыми, необыкновенно чуткими и добрыми людьми, пережившими ужасную блокаду. После пяти лет жизни и учебы в этом городе я стал совершенно другим человеком. Считал и считаю Ленинград, который, к сожалению, сейчас стал называться Санкт-Петербургом, лучшим городом России. Когда сейчас я приезжаю в него, невольно испытываю щемящее чувство тоски по этому замечательному городу. Недостатком его является только погода, которую не случайно называют «ленинградской», то есть сырой и прохладной даже в летнее время.

Во время учебы в Ленинграде произошло для меня два памятных события. Во-первых, я встретился с удивительной, музыкально одаренной, но глубоко несчастной женщиной. Эта встреча стала для меня памятной на всю оставшуюся жизнь, а для нее, как мне кажется сейчас, она стала еще и судьбоносной. Удивительная история! Случайная встреча четверокурсника с замужней женщиной, уже имевшей в то время дочь, была явно необычной. Кроме этого, она в то время уже окончила консерваторию и была ее преподавателем. К тому же она была на 13 лет старше меня. Все это делало наши отношения несколько странными и даже в какой-то степени противоестественными. Эта удивительная история с большой теплотой и любовью описана мною в новелле «Таинственная пианистка», вошедшей сначала в роман «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины», а потом изданной в виде повести отдельной книгой. Именно этой женщине я посвятил сердечное и очень искреннее стихотворение. Ниже я помещаю два четверостишия этого стихотворения:

Полностью это стихотворение вошло в вышеуказанные роман и изданную позже повесть «Таинственная пианистка». Про любовь в нем упоминается не случайно. Она действительно вспыхнула в наших душах, но мы, вернее я не дал ей разгореться и связать наши души в дальнейшей жизни. Возможно, это была моя роковая, непростительная ошибка в жизни. Как знать! В знак глубокого уважения и искренней благодарности за все хорошее, что было в нашей жизни, я сочинил на смерть этой неординарной женщины проникновенную эпитафию. Она была впервые помещена в указанном выше романе «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины». Позже я поместил эту эпитафию в изданную отдельной книгой повесть «Таинственная пианистка».

Вторым интересным событием явилась моя встреча с необычной девушкой, показавшейся мне в начальный период наших отношений весьма странным человеком. Будучи коренной ленинградкой, она имела богатый опыт жизни городской «золотой» молодежи, поэтому ее поведение казалось мне, жителю провинциального города Великие Луки, весьма странным. История отношений с нею описана мной в новелле «Странная девушка», вошедшей в указанный выше роман. За эту новеллу меня сильно ругали некоторые читательницы зрелого возраста, мол, зачем я написал историю о «девице легкого поведения». А раз я встречался с нею, то, значит, и сам был таким же развратным молодым человеком. Мои объяснения, что героем новеллы являюсь не я, а вымышленный человек, вызывали только хитрые улыбки. А ведь в действительности, как потом оказалось, судьба этой умной, образованной женщины была весьма драматичной.

Были у меня в Ленинграде встречи и с другими девушками, но о них я, возможно, напишу что-нибудь небольшое в будущем. В остальном годы моей жизни в Ленинграде принципиально отличались от жизни в других городах России тем, что они явились для меня кладезем добра, гуманизма и высочайшей человеческой культуры. Я этот город безумно любил и люблю до сих пор.