– Представляю. – Ильин хорошо знал, что наличие всяких разных планов на случай чрезвычайных ситуаций вовсе не означает, что в реальной ситуации они будут работать.

– Вряд ли ты ЭТО представляешь. Думаешь, дело просто в нашем обычном бардаке и неготовности посольств решать проблемы такого масштаба? Как бы ни так! Не спорю, задача всех желающих вернуть и так суперсложная, но дело-то в том, что организовать все надо таким образом, чтобы свести число возвращающихся к минимуму.

– Это как? – Ильин слегка обалдел.

– А так. Вот в твоем самолете у кого-нибудь вирус нашли?

– Вроде нет…

– Ты сам не понимаешь, как тебе повезло. Кто-то там наверху тебя хранит. В реальности на таком перелете достаточно одного больного, чтобы заразить весь самолет. Так что изолировали вас не зря. Все эти игры с самоизоляцией прилетевших – детские игрушки. Ты можешь представить себе, чтобы все наши граждане закон соблюдали? Я – нет. И не соблюдают. Значит, надо изолировать. А куда и на каком основании? Люди бегут, и особенно их не остановишь. Так что дана команда: тормозить искусственно. Если надо – самим дураками выглядеть, под удар себя и министерство подставлять, но вала возвращающихся не допустить. Сам понимаешь, на бумаге такое не напишешь – враз утечет, вот и работаем сутками… И, конечно, не всем нравится, бывают эксцессы.

– Да, весело…

– Не то слово. Теперь о тебе. Все очень сложно. Мы хотели тебя задержать на месте, но не успели – ты уже улетел. Хотя лучше всего тебе было бы сейчас там затаиться и на год все остановить.

– Почему?

– Никто пока не понимает, на кого повесят ответственность за все это… Очевидно, что прохлопали. И не вы, как ты понимаешь, выше. Но вот кого назначат виноватыми – другой вопрос. Пока он отложен, но любой камешек может спустить лавину. Двигать тебя сейчас на такое назначение – прямой риск. Наш просил тебе все это объяснить. Решения по тебе у него сейчас нет. Подходящей вакансии здесь так сразу и не найдешь, да и то: если что получше, то надо согласовывать с Администрацией, а это нежелательно. Знаешь, у меня такое чувство, что и ближние, и дальние, и Лубянка сейчас замерли и следят, кто первый сделает ошибку. Очень высокие ставки, и чем дальше все это, – он обвел вокруг себя руками, как бы охватывая весь город, – продолжается, тем они будут выше.

– Да… И что мне делать?

– Не знаю пока. Но ты не сомневайся – мы тебя не бросим. Пока будем думать. Приказ о завершении твоей командировки я остановил, так что формально ты по-прежнему Генеральный, просто находишься в короткой командировке в Москве.

– Подвешен, значит?

– Да, подвешен! А ты как хотел? У нас сейчас все движение кадров заморожено: никто ни в командировки не уезжает, не возвращается, даже если замена прибыла! Все правила коту под хвост! Финансисты с ума сходят – в мирное время у них за такое в лучшем случае увольняют! А я тут с тобой почти в шпионов играю только потому, что у меня прямое указание министра по-хорошему тебе все объяснить! А иначе ты бы еще две недели пороги околачивал, пытаясь хоть что-то понять! Совесть поимей!

– Извини, просто действительно трудно во все это сразу въехать. Скажи, ты наверняка знаешь, там среди моих бывших никто не заболел?

– Вроде нет, – директор сразу остыл, но черты его лица как-то сразу заострились. – Знаешь, мне по утрам сводку приносят, так я боюсь ее смотреть. Больные уже есть, но умерших, слава богу… – И он оглянулся вокруг, всерьез пытаясь найти что-то деревянное, чтобы постучать.

Но с деревянным в арбатских переулках было плохо, а креститься на здание МИДа, которое как раз появилось в конце переулка, в который они только что свернули, было глупо.

Дошли до ворот на задах мидовского комплекса молча. Попрощались. Нельзя сказать, чтобы этот разговор Ильина порадовал или хотя бы просто успокоил, но, по крайней мере, возникло ощущение, что его не бросили, о нем помнят. Это было уже много.

Так что по дороге домой пытался думать уже о делах практических. Жизнь вроде бы была налажена, но надо было придумать, чем заняться. Долго думать об этом, впрочем, не пришлось. Он не проехал и половины дороги домой, как телефон вдруг неожиданно зазвонил. Это был Александр, двоюродный брат, вице-губернатор одной из центральных областей. Оказавшись в Москве, он почти на всякий случай позвонил Ильину. Встречались они не часто, но испытывали взаимную симпатию, на многие вещи смотрели одинаково и бывали обычно друг с другом предельно откровенны. Это вообще важная вещь для высокопоставленного чиновника – иметь человека, которому можно доверить накипевшее.

Услышав, что Ильин в Москве и даже вроде бы не особенно занят, Александр обрадовался и обещал подъехать минут через сорок. Посидеть с ним – дело хорошее, но Ильин знал, что в холодильнике кое-что было, но этого явно недостаточно для хороших посиделок двух здоровых мужиков. Прислуга, или хаускиперша, как стал называть ее про себя Ильин, познакомившись с перечнем ее обязанностей, уже ушла, но он помнил совет жены – звонить ей в любое время и по любому вопросу – решит. Так и сделал. Хаускиперша совсем не удивилась, но, как показалось Ильину, несколько напряглась, услышав о необходимости срочно организовать хороший ужин на двоих. Однако голос ее ощутимо изменился, когда она услышала, что меню надо подобрать с учетом двух голодных мужиков.

«Ого, – подумал он про себя, – а похоже Анна поручила ей присматривать за мной. Интересно, Регину она засекла?»

Ответа на этот вопрос, впрочем, пока не было, а вот вопрос с ужином хаускиперша решила сходу. Перезвонив через пару минут, она сообщила, что все, уже готовое – только по тарелкам разложить и кое-что разогреть в микроволновке, привезут через час. И тут же на всякий случай рассказала, что из выпивки имеется в баре, а что – в холодильнике в кладовке. Ну, с этим Ильину разобраться было просто, так что часа через полтора братья уже сидели за столом (на кухне, конечно, русские же люди). Выпили по первой и с удовольствием закусывали. Речь зашла о происходящем.

– Я-то приехал неожиданно, – рассказывал Александр. – Вызывали, ясно, нашего губера, но он, хитрец известный, сослался на напряженную ситуацию, необходимость лично держать руку на пульсе и прочую муру и послал меня. И, знаешь, удивляюсь я ему. Какой дар предвидения! Как знал заранее. Походил я сегодня весь день по разным кабинетам на Старой площади и, поверь, ничего не понял. Ну, вся эта официальная лабуда, понятно, об этом даже говорить нечего. Но, ты понимаешь, единой установки нам, как быть, так и не получил! Больше того, одни говорят одно, а другие – прямо противоположное.

– Как это? – Ильин искренне не понял и так и замер, держа в одной руке рюмку, а в другой – бутерброд с красной икрой. Стол хаускиперша им устроила отменный, да и из холодильника он кое-что выудил.

– Будем! – Александр опрокинул свою рюмку и стал пояснять. – Понимаешь, нам всегда важно знать, как подавать дело. И вот одни мне говорят: «Ничего не скрывайте, показывайте реальное число заболевших, обостряйте ситуацию, требуйте помощи», – и так далее. Прямо скажу, такое бывает, но редко. Хотя логика понятна: чем крупнее проблема, тем больше денег пойдет на ее решение. Дополнительное финансирование, усиленные оклады, поддержка пострадавших, перепрофилирование производств – это все для понимающего человека звучит как музыка. Не отщипнуть в такой ситуации – себя не любить. Так что вполне возможно, что такой подход в принципе пропихнули через Самого и убедили его распечатать кубышку.

– А там есть чего?

– Хороший вопрос. Думаю, что реально намного меньше заявленного. Не потому, что обманывают. Сам понимаешь, деньги можно хранить по-разному. Во что там на самом деле эти резервы вложены – кто знает? Думаю, большую часть так сразу и не извлечешь. Но главное не это!

– А что?

– Понимаешь, другие – и это выглядит более традиционно – настойчиво так рекомендуют не нагнетать, народ и власть не тревожить и статистику «правильно» подавать. В принципе, такая ситуация, когда этажи и кабинеты между собой договориться не могут, вовсе и не нова, но обычно в такие игры они играют по второстепенным вопросам. Здесь дело-то уж слишком серьезное. Всем в одну сторону тянуть надо, а они опять…