10-й номер:

— Судью никогда никто не звал к нам. Первоначально мы общались с помощниками, и через них могли все административные вопросы решать. Первый раз, когда судья зашел в мантии, я тоже очень удивилась.

Когда обвиняемые объявляли голодовки, мы выяснили, что судья удалил их, потому что они якобы плохо себя вели, мешали процессу. Казалось очень странным, что это происходило именно тогда, когда защита хотела представлять свои доказательства. И тогда же судья часто заходил примерно с такими словами: «Я должен дать вам разъяснения». Но ведь его никто не просил об этом. Потом эти разъяснения превращались в лекции. Мне лично становилось от них так тошно, что я демонстративно вставала и уходила в курилку. По моим наблюдениям, лекций становилось тем больше, чем жарче было в зале заседаний. Как будто бы судья оправдывался.

11-й номер:

— Я на самом деле не обращала внимания на то, что судья заходит. Мне было важно другое. Всё время думала: что вот сейчас точно нам предъявят какой-то козырь. Каждый раз ждала, что скажут что-то ценное, важное, существенное, предоставят факт, после которого сможешь сказать: да, тут уже никуда не деться, виновен. Но этого не происходило. В момент, когда было последнее заседание по обвинению, я была в растерянности. Я подумала: это всё? Всё, что вы нам хотели сказать? И из этого мы должны вынести вердикт? Мне было жалко потраченного времени. Я хотела выяснить правду, а вместо этого наша роль свелась к роли статистов.

14-й номер:

— Самое интересное произошло за три дня до вердикта. Я спросила основной состав: можно выскажу свою точку зрения, я ведь вместе с вами почти год всё слушала? Они ответили: «Да, конечно».

И я сказала: «Пожалуйста, ответьте себе только на один вопрос — доказало вам обвинение вину?» И в мгновение старшина накалил обстановку, стал орать. Он перешел на личности. Очень грубо нас заткнул. Мне сказал — мол, что я хочу, если у меня телефон за сто тысяч? Причём тут мой телефон?!

13-й номер:

— Ещё одна девочка (её с нами сейчас нет) озвучила такую фразу, что надо голосовать по совести. То есть она не призывала делать какой-то вывод. Но старшина на эмоциях закричал: мол, вы ничего не знаете, у меня есть свои источники… Это было удивительно слышать, при том, что чуть ли не весь процесс он проспал. Буквально. Приходил и засыпал. Он ничего не записывал, как мы. И вообще из основных присяжных только одна женщина вела какие-то записи.

День вердикта был очень тяжелый. Когда вышли присяжные после совещания, я сразу обратила внимание на их лица. На некоторых была растерянность, у других они были красные. Пахло корвалолом. Я уже поняла, к чему это всё будет. И заплакала. Помню, пересеклась глазами с Сергеем Ивановичем и помотала головой — что не верю. А он расправил руки и пожал плечами.

14-й номер:

— Для меня вердикт был шоком. В голове всё не укладывалось. Ведь речь идет о серьезном наказании за то, что, на мой взгляд, вообще не доказано.

10-й номер:

— Мы все плакали. И мы не хотели ехать с основными присяжными вместе домой.

Это был такой протест. А после мы решили всё проанализировать, чтобы разобраться в произошедшем.

О странностях с присяжными из основного состава мы писали ещё на стадии судопроизводства. Один из них, как выяснилось, работал дружинником, задерживал людей за нарушение масочного режима в период коронавируса. Второй попросил отпуск в 20 дней, поскольку женился и хотел уехать в свадебное путешествие (Фургал выразил протест, а его защитники предложили заменить «брачующегося» присяжного на кого-то со «скамейки запасных», однако судья отказал, и в итоге процесс был перенесен).

11-й номер:

— С самого начала я обратила внимание  на одного мужчину. На отборе он говорил, что руководит мусорщиками, раздает лопаты и веники. Его ответы на вопросы на собеседовании были примитивного уровня. А потом, когда основные (без нас, запасных) выбирали старшину, то решили, что будет именно он, человек, имеющий опыт раздачи лопат. Причем, получалось, что незнакомые люди, шесть человек, за минуту сделали свой выбор. Это было странно.

13-й номер:

— Старшина с первого дня общается в тесном контакте с присяжным под номером 2. Они почти всегда вместе сидели. И потом мы нашли их совместные фотографии в соцсетях, сделанные задолго до начала процесса — в 2015-м и 2019-м годах. А ведь законом запрещено, чтобы присяжные ранее знали друг друга.

11-й номер:

— Старшина утверждал на момент отбора, что никаким образом не связан с администрацией и работает в подрядной организации. У нас общий сбор перед поездкой в суд проходил утром около здания администрации Люберец. Так вот к нему подходили сотрудники, здоровались, жали руки, отводили в сторону. Причем это люди в пиджаках, а не в желтых жилетах. Спустя какое-то время после вердикта я открыла сайт администрации Люберец. Знаете, кем он работает сейчас? В управлении по борьбе с наркоторговлей и миграционной безопасности.

Был ещё момент, когда судья заявил, что если присяжный пропускает хотя бы одно заседание, то он исключается и дальше в процессе не участвует. И вот однажды старшина и ещё один молодой человек из основного состава не пришли. Но их не исключили!

13-й номер:

— Нам долгое время было страшно обо всём этом кому-то рассказать, потому что не понятно было, что делать со всем этим? Это казалось опасным. Но потом мы решили, что не можем молчать. И вот мы у вас.

Законодательство о судах присяжных многие эксперты считают «сырым». Так, к примеру, в нем ничего не сказано про то — может ли судья заходить в комнату присяжных. Но там четко прописано, что на присяжных нельзя давить. А те, кто попытаются помешать им исполнять свои обязанности, несут ответственность.

Можно ли считать, что комментарии и «лекции» председательствующего судьи в комнате пристяжных были способом давления на них? Что они свидетельствовали о его необъективности и заинтересованности в исходе дела? На эти вопросы должна была дать ответ вышестоящая инстанция. Она дала. Нарушений не усмотрела.

Видео со сценами жестокого обращения с пациентами психиатрической клинической больницы, выложенное в Интернет в декабре 2020 года, шокировало многих. На нем медики применяют силу к душевнобольным. Кадры сняты в феврале 2018 года и все виновные медбратья давно уволены, но никто не может дать гарантий, что подобное не повторится. В том числе поэтому были внесены изменения в закон, и психиатрические больницы теперь могут проверять члены ОНК Москвы (а в мае 2020 году вступил в силу утвержденный Минздравом порядок такого общественного контроля).

Про Чеховскую больницу — одну из самых крупных в Европе — до сих пор ходили страшные легенды. Рассказывали, как люди тут находятся даже не годами, а десятилетиями (что, к слову, оказалось чистой правдой). Не рассказывали только, что среди этих заключенных-пациентов есть те, кто совершил леденящую душу преступления.

Но они не чудовища, а больные. И в любом случае вправе рассчитывать на гуманное к ним отношение.

Итак, первая в истории больницы № 5 (бывшей Московской психиатрической колонии) проверка общественными наблюдателями.

Справка:»Психиатрической клинической больнице № 5 Департамента здравоохранения города Москвы» 113 лет. Она была открыта в 1907 году по решению Министерства внутренних дел, поскольку «душевнобольные привозятся в Москву чуть ли не со всех городов России». С самого начала она предназначалась для душевнобольных, которые совершили преступления и для тех, кто признан особо опасным для общества из-за своей болезни. Кроме того, здесь проводили психиатрическую экспертизу подозреваемых в злодеяниях. В 1919 году стала московской психиатрической сельскохозяйственной колонией. С 1976 года до сего дня занимается принудительным лечением.