– Не обманешь ты меня! – гневно воскликнула королева. – Может ли жить после такого позора король, об этом поразмысли, но я не хочу этого и с клятвопреступником, продавшим за римское золото своего товарища, не стану делить ни стола, ни ложа!

Король искоса взглянул на Гизелу.

– Пылко стремятся мысли твои, но полагаю, не достигают они своей цели.

– Кто должен больше королевы радеть о чести короля? – возразила Гизела, стараясь совладать с собой. – Если ты не в состоянии спасти его от римлянина, то отпусти его со своего двора. Лучше оказаться слабым, чем вероломным.

– Чтоб, оскорбленный, он сделался моим врагом? – спросил король.

– Так обяжи его торжественной клятвой, думаю, он из числа людей, сдерживающих свои обещания.

– Не хочет ли королева уговорить его, чтоб никогда не помнил он об обиде?

– Да, хочу, – беззвучно ответила Гизела, – если это полезно моему королю.

Оба они мрачно взглянули друг на друга, наконец король продолжил:

– В опасности полезнее всего быстрота. Попытай счастья, Гизела, и уведомь его сегодня, чтобы он поднялся в твою башню для тайной беседы. Быть может, ты будешь содействовать его благополучному отъезду.

Королева потупила взор, и бледно было лицо ее, когда она произнесла:

– По твоему приказанию посоветую ему уехать.

И она быстро повернулась спиной к королю, тяжело посмотревшему ей вслед.

Вечером королева сидела в своем покое, в башне; ночные птицы, нахохлившись на стенах, жалобно кричали о том, что в башне готовится кое-кому гибель: под сильными порывами ветра, врывавшегося в окно, трепетало пламя воскового факела и отбрасывало на стены – то туда, то сюда – колеблющуюся тень прекрасной женщины. Посреди комнаты стояла Гизела. Наклонив вперед бледное лицо и нервно сцепив руки, она мучительно говорила себе: «Уйдет отсюда Инго, к великая мне мука, горше самой смерти останется здесь и из трех живущих один окажется лишним на свете»

Она вздрогнула и стала прислушиваться – внизу раздался приглушенный шум голосов и тихий звон оружия. Тогда Гизела вынула факел из высокого подсвечника и выставила его за окно, так что дым и пламя стали развеваться у зубцов башни – и вспорхнули испуганные совы. Через несколько мгновений вдали раздался охотничий крик; королева унесла огонь и завесила окно ковром.

На каменной лестнице застучали мужские шаги.

– Это он, – прошептала Гизела.

Дверь отворилась, и королева отскочила вглубь комнаты: вошел король Бизино. Угрюмо было лицо его, коренастое тело одето в панцирь, на голове – стальной шлем; рукоятка его меча сверкала при свете факела алым, как кровь, камнем.

– Королева нарядилась, словно на пир! – гневно сказал он.

– Ты сам пожелал этого.

– Желаю я также быть незримым свидетелем вашей беседы, и чтобы ты все говорила по моему приказу, выслушай предостережение: у подножья башни стоят два крепкоруких ратника. Если он спустится вниз без меня, то живому не перешагнуть ему через порог.

– Прекрасно распорядился король, – угрюмо ответила Гизела.

Вдруг ее взгляд упал на королевский меч, и она вскрикнула:

– Кровью горит камень на мече короля, это смертоносное оружие твоих предков! – С трудом преодолевая ужас, она пыталась возмутиться: – Меч не допускается в покои королевы, зачем же король нарушает мое право?

– Это только предосторожность, Гизела, – свирепо ответил король и, направившись в глубь покоя, скрылся за маленькой боковой дверью.

Королева снова осталась одна, ее мысли страшно волновались: «Король замыслил злодеяние, а мне суждено содействовать позорному делу!»

Но в этот миг раздались другие шаги, и вошел Инго, без доспехов и меча.

– Благодарю тебя, Гизела, – ласково начал он, что открыла ты передо мной башню свою.

Он взглянул на нарядно убранное помещение, шитые ковры на стенах и драгоценную чужеземную утварь.

– С того времени, как я лишился матери, мне не доводилось бывать в пышных королевских покоях. Что ты так напряженно стоишь, Гизела? – грустно спросил он. – Прости, если не настолько, как следовало бы, я обрадовался чести быть принятым королевой в ее лучшем наряде.

Он схватил ее руку, и несмотря на страх, бледное лицо Гизелы покрылось розоватым отливом.

– Легче войти в покои королевы, чем выйти из башенной двери, – сказала она, тихо высвобождая руку.

– Я видел королевских стражей, и это не удивляет меня, – ответил Инго. – Я знаю, что Гариетто возбудил против меня короля, столь милостивого ко мне прежде. Поэтому умоляю тебя, насколько можешь, постарайся, чтобы не было на мне позора. Устал я, королева, от своей участи на земле, в тягость я каждому гостеприимцу, везде я несчастен, подобно бешеному волку гонят меня от одного двора к другому; презренна такая жизнь, потому что чувствую я себя достойным лучшей доли и подумываю уже, чтоб живого меня не опутали римские цепи. Но если ты не в силах изменить участь мою, то молю, спаси от бесславной смерти моих товарищей скитающийся рой. Они охотно будут сражаться с кем бы то ни было, но страшатся они тайно близящейся гибели, потому что теперь плотно охвачены мы каменными стенами.

Безмолвно смотрела королева на потаенную дверь, и вдруг издала пронзительный крик. Король вошел в комнату и воскликнул:

– И эти стены охватили тебя для последней раны!

С поднятым мечом Бизино бросился на Инго, но королева, подобно львице, выскочила навстречу королю и отвела его руку; и со звоном упал меч. Инго поднял его и, замахнувшись, вскричал:

– Смерть твоя в моей руке, король Бизино, и немного было бы тебе пользы от твоих доспехов, если б я хотел завершить дело, задуманное тобой против меня. Благодари бога, в которого ты веруешь, что клятвы гостеприимства для меня священнее, чем для тебя.

И он швырнул меч к ногам короля. Слабый звук, словно женский стон, задрожал в покое. Король дико посмотрел вокруг:

– Как муж говоришь ты, возьми же на лестнице свой меч и будем биться!

– Я поклялся тебе миром, – не шелохнувшись, ответил Инго.

– А я тебе, – возразил король. – Но клятва нарушена, и ты свободен – возьми же свое оружие.

– Не стану я биться с тобой, – ответил Инго. – Священна для меня голова короля, и хотя порой недоброе ты замышлял против меня, никогда не допущу я, чтобы добрая слава твоей жены была запятнана кровью, пролитой перед ее ложем. Если же мне суждено погибнуть, то рази меня и прими мою благодарность за дар гостеприимства!

Король нагнулся, чтобы поднять меч, но снова раздался воинский клич, и Инго вздрогнул.

– Проклятье! – вскричал он. – В собственном лихе я забыл о товарищах по несчастью. Иду! Я слышу пение моих лебедей. Берегись, король, знаю я, что усмирит тебя!

С быстротой ветра кинулся он из двери, а король хрипло прошептал:

– Неведомо сострадание ждущим внизу!

Но Инго спустился лишь на несколько ступенек – к месту, где стоял его меч, и где, под покоями королевы, юный королевич почивал возле витязя Вальды. Инго поднял мальчика с постели, прижал его к себе и шепнул:

– Помоги мне, Гермин, мне грозит погибель. Но я не причиню тебе зла, если только король не станет вредить моим товарищам.

Сонный мальчик лежал в объятиях Инго, обхватив его за шею.

– Я помогу тебе, братец, – бессознательно сказал он.

Пока не проснулся престарелый воин, Инго поспешил унести мальчика. Он открыл дверь покоев Гизелы, и король с мечом в руке бросился на него. Но увидев занесенный над сыном меч Инго, Бизино отступил назад.

– Иди вперед, король, и указывай мне путь! – повелительно сказал Инго. – У меня на руках то, что усмирит тебя! Жизнь твоего ребенка будет порукой за жизнь моих ратников. Прощай, Гизела, и моли богов, да не погибнет этой ночью дом королевский!

Мужчины торопливо спускались по каменной лестнице, а Гизела неподвижно прислушивалась к шуму внизу. Она терялась в своих желаниях. Чего ей больше хотелось: чтоб ушел витязь с заложником-сыном или остался в замке, чтоб возвратился сюда король или вообще не было никого? Она чувствовала ненависть к отвергшему ее помощь, но вместе с тем и жестокий страх за его жизнь. Королева подошла к окну и воззрилась в ночной мрак; слышала она далекий ропот и громкий крик – затем все стихло; видела отблеск огня – но и он погас; мрачна и тревожна была ночь, как сама судьба Гизелы.