Король тяжело оперся о плечо Фолькмара и отправился с ним в спальную королевы. По дороге он шутливо шепнул певцу на ухо:

– А где же, плутишка, чаша?

Фолькмар открыл кошель, висевший у него на поясе, и отдал королю золотой сосуд.

– Положи его ко мне в платье, – сказал король, – а ради тебя я уж постараюсь, чтобы Гизела не заметила чашу.

На следующее утро певец покинул замок. Недоверчиво посмотрев вслед своему посланцу, король подумал: «Едва ли лесные лисицы отпустят чужеземца в мой замок. Но если они откажут мне в моем требовании, то я буду в праве пойти на них ратью, сбить с них мужицкую спесь и положить конец их свободному союзу. Но тогда они выберут предводителем Инго; мне кажется, человек он мужественный, и не миновать тогда жестокого боя между дровяными поленьями и лесными грибами. Чем кончится это – никому не известно, но нет у меня охоты, чтобы мое тело служило подножием, при помощи которого другой поднялся бы на королевский трон».

Угрюмо пил он свой мед, таясь даже от королевы, которая порой пытливо посматривала на него своими большими глазами и разгадывала его мысли, хотя он их и старательно прятал.

День проходил за днем, но Инго не являлся. Вдруг однажды вечером в дверь постучал Зинтрам, дядя Теодульфа. Король принял его с распростертыми объятьями, долго наедине беседовал о ним; и Гизела подметила, как король уверял Зинтрама, пожимая ему руку:

– Твоя польза и моя должны вместе рыскать по лесу, что два волка.

Но когда витязь Зинтрам удалялся, то и ему вслед с неудовольствием посмотрел король, обозвав его косоглазой лисой.

На княжеском дворе и в деревне скрипели телеги с зерном;. забыв в трудовой суете о воинской гордости, ратники помогали слугам, с набожными кликами связывали жнецы последний сноп для своего великого бога и с плясками несли они венок из колосьев в дом князя; босые деревенские ребятишки, подобно дроздам, щебетали на опушке леса и собирали ягоды и орехи в широкие кузова из древесной коры. Каждый старательно собирал плоды, даруемые богиней полей оседлому человеку. Стоя подле хозяина, Инго смотрел на мирные занятия, которые он видывал прежде только сверху, с седла боевого коня; с неудовольствием слушал он, когда хозяин, словно простой землепашец, жаловался, что волки покалечили молодой скот, но нередко и весело улыбался Инго при виде Ирмгарды, распоряжавшейся работами служанок. У него и девушки бились от радости сердца, когда на дворе или в поле они обменивались порой учтивым приветом или ласковым словом, потому что строг был обычай в доме: мужчины жили особняком, и с того времени, как Инго дал клятву гостя, он опасался дерзким сближением нарушить спокойствие дома. Все ласково относились к нему за исключением княгини, взор которой омрачался, когда она глядела вслед Инго. Ее оскорблял горделивый дух Инго, который, наперекор ее совету в воинских играх одержал верх над ее другом, а также то, что ее желание держать витязя в положении захожего проходимца, уничтожено песней Фолькмара. Да и другое тяготило ее. Она избрала своего родственника, Теодульфа, будущим супругом для своей дочери, и давно уже ее род и князь Ансвальд порешили это. А теперь она подозрительно следила за дочерью и гостем.

Однажды на лугу появился странствующий фигляр с коробкой и стал он играть на волынке перед двором князя до тех пор, пока не сбежались деревенские жители: из ворот повыходили даже ратники и челядинцы княжеские. Образовался круг, и фигляр на ломаном языке начал рассказ о том, что у него в коробке спрятан римский витязь, и если мужи и прекрасные жены будут к нему милостивы, то готов он показать им своего героя. Он постучал по коробке, крышка приподнялась, и крошечное, отвратительное чудовище, лицом похожее на человека, в римском шлеме, выставило голову и стало кривляться. Многие отступили назад, но более отважные рассмеялись такому диву. Фигляр открыл коробку, и из нее выпрыгнула обезьяна, одетая, словно римский воин, в панцирь. Она засеменила тощими ножками по траве, перекувырнулась в воздухе и начала плясать. Сначала земледельцы только дивились, но потом раздались громкий хохот и одобрительные крики, так что Гильдебранд побежал к князю и сказал ему:

– Перед воротами пляшет скоморох с маленьким диким человечком, которого называют обезьяной.

Князь с Инго и женщинами вышел во двор и стал любоваться забавными прыжками обезьяны, которая наконец стащила с головы свой шлем и побежала кругами, а скоморох закричал:

– Подайте, витязи, моему римскому воину, что имеется у вас в кошельках из римских монет, крупных и мелких; чем славнее витязь, тем крупнее деньги! А у кого ничего нет, тот клади в коробку яиц и колбас!

Все рассмеялись, причем одни схватились за свои кошельки, а другие поприносили со дворов то, что могло служить страннику пищей в дороге. Незнакомец подошел и к господам; князь и Теодульф достали из карманов римскую медь, и Фрида услышала, что, указывая скомороху на Инго Теодульф сказал:

– Вот он, первейший из витязей, подаст тебе самый богатый дар.

Человек с обезьяной приблизился к Инго. Опасаясь, найдут ли что-нибудь для подачки витязь и его прислужник Вольф, Фрида, во избежание унижения, быстро сняла маленькую серебряную пряжку, дар княжеской дочери, и выступив вперед, сказала:

– Витязь этот, которому прыжки римлян известны лучше, чем тебе, готов подать, если ответишь ты на один вопрос: в каком платье ходит твое чудовище, когда ты выпрашиваешь подаяние у римлян?

Скоморох взял серебро, робко взглянул на Инго и ответил:

– Знаю я, что груб и лукав привет вандалов. А тебе скажу: кто хочет пляской понравиться римлянам, тот должен плясать нагишом. Советую тебе делать то, что делает там моя обезьяна.

– А я думаю, что твой пляшущий кот точно так же среди чужих позорит воинов моего народа, как чужих – у нас.

Мужчины кивнули головами и, улыбаясь, отвернулись от фигляра. Но Инго подошел к нему и спросил:

– Откуда ты знаешь, что я вандал?

– Это довольно ясно из того, что носишь ты на голове, – ответил скоморох, указывая на шапку Инго, в которую воткнуты были три ровных пера дикого лебедя. – Едва ли восемь дней прошло с того времени, как шибко досталось мне у бургундов от таких перьев.

Инго изменился в лице и, поспешно схватив фигляра за руку, отвел его в сторону.

– Сколько было тех, которые носили этот знак? – спросил он.

– Больше десяти, но меньше тридцати, – ответил фигляр. – С грубыми речами отнеслись они ко мне и грозили побоями, потому что мой малютка плясал в гусиных перьях.

– Бранивший тебя – седобородый воин с рубцом на челе?

– Он таков, каким ты обрисовал его; кроме того, человек это грубый.

Ирмгарда заметила, что витязь с трудом скрывал свое волнение и, отделившись от других, в одиночестве возвратился в дом.

Вскоре после этого во двор пришел Фолькмар, посол королевский. Инго принял его как давно желанного друга. Выслушав его вести, витязь повел Фолькмара к князю, и втроем они держали дружеский совет.

– Король приглашает меня к себе и обещает мне безопасность, – сказал Инго. – Что бы ни думал он в сердце своем, но я должен принять его приглашение. Одно только удерживает меня, и со стыдом сознаюсь в этом: не могу я неимущим человеком явиться ко двору короля; тебе известно, как я пришел сюда.

– Не будешь ты нуждаться, витязь, ни в коне, ни в одежде, – ответил король, – а Вольф прислужником последует за тобой; не советую тебе, однако ж, полагаться на слово короля и подвергаться риску угодить под топоры его телохранителей, и значит, бесследно исчезнуть за каменными стенами замка. Путь этот может оказаться бесславным концом твоей доблести.

Фолькмар тоже сказал:

– Тебе, витязь Инго, прилично пренебрегать опасностью, ибо знаешь ты, что порой отвага полезнее всего мужу. Но если ты намерен последовать приглашению короля, то не делай этого одиноким путником. В презрении будешь ты у короля и его дружины, и недостойно станут обходиться с тобой, если бы даже король и не посягал на твою жизнь. Таков уж обычай при дворах королей: только нарядная одежда, кони да прислуга дают витязю значение. Поэтому, прежде чем отправиться к королю, приобрети все это, но если за тобой последуют люди здешних лесов, то вконец будешь ты ненавистен королю.