Литмир - Электронная Библиотека

Десс

Ген предательства изживается, но очень долго продолжает жить в каждом. И выжигается из предавших и раскаявшихся, идущих наугад часто вслепую на свет и освобождение, за многие тысячи и тысячи земных воплощений. Умершие меняются местами с воплощающимися. То ли в платоновском «Критии», то ли в «Тимее» широкая небесная лестница всегда заполнена нисходящими в небытие и восходящими на время. Небо, оказывается, тоже не резиновое. Места на нем не резервируются и, как видно, строго ограничены. «Режиссер» и труппа небесного театра – это константные величины, а вот «зрители» занимают свои места лишь на время и «согласно купленным билетам». Смерть, как и жизнь – это временное состояние, привал, лишь небольшая передышка на дальнем пути перехода к золотой чистоте самородка. Состояние долгой и трудной работы очищения от злобы и жадности, от зависти и гордыни насестов земного курятника.

Странник

Видимый нами мир – это вывернутый наизнанку Бог, внутри которого сверкает божественная пустота, огненная плазма живого Пространства. Оно и есть единица Креатора, неделимая и простая, вывернутого к плероме своей же сущности многообразием материи творений и дискретностью Времен в потоке их существования. Его встречаешь во всем, в каждой клетке, каждом атоме, в каждой планете и во всех вселенных. Его Пространственное величие, его сущность безмерно коммуникатирует через динамичную и чувствующую материю, вырастающую из Него на необъятной и необъяснимо непознаваемой загадочной поверхности космических полей. Через «усики» чувственной жизни, касаясь и осязая, Он познает сам себя, распятый на кресте материи. Как зерно, как бутон раскрывает и представляет миру скрученную, скрытую спираль энергии жизни, оставаясь затем незримым, пустым, изогнутым в шар пространством, основой, отдавшей себя в жертву внешнему проявлению – на которой буйно прорастают коралловые острова псевдовечной жизни примитивных полипов.

«Падение сфер»

Странник стоял у зубчатых стен города в лощине межгорья, укрытой прозрачной кисеёй ночного тумана. Сгущался мрак. В круг, подле него, в зеленом и алом свечении стремительного вихря, водили хоровод светящиеся огни эльфов, материализуясь в образы разноцветной играющейся мошкары. Покружившись, фантомы растворялись в россыпи звезд. Влажный воздух наполняли поднимающиеся из-за стены странные, гортанно-напевные звуки «стихов горящих, не духовных». Доносящийся крикливо причудливый и разудало веселый темп мелодий певцов-сказителей, странствующих «каликов перехожих» и шаманских песен, порой становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал ритуальные стародавние обряды ночей цветущего папоротника.

На панелях высоких ворот завращались причудливые круги и знаки. Створки медленно распахнулись, приглашая его войти. Из холодной ночной тьмы он шагнул на тёплую брусчатку города. В самой цитадели белый камень тротуаров, брусчатка улиц и площадей были залиты ярким неоновым светом. На центральной городской площади разудало гуляла шумная ярмарка, похожая на вавилонское столпотворение народов, их архитектурных искусств, национальных костюмов и мелодий.

Картина буйного празднества начиналась сразу возле городских ворот, где дородная рогатая дама заливала в котел жидкость «нетерпения» из бездонного, безразмерного кувшина. Она варила вечное зелье для своих, умелых и опытных в этом деле, похожих и телом и повадками подруг, находящихся в полуобморочном состоянии трепетного ожидания. Истекающие от сладкого предвкушения они прилетели для новых легких знакомств на светлых крыльях сиреневых бабочек, которые в брызгах и испарениях кипящей похоти тут же обернулись темной стаей галдящих ворон.

На сцене летнего театра полуголые, длинноногие и элегантные красотки с чувством изгибались и принимали изящные интимные позы, кружась на лазерной карусели зодиака. Длинные волосы блондинок, огненных «каштанок» и черные локоны брюнеток скользкими змеями перепутывались в двенадцати секторах мифических животных.

Общительные красавицы в тончайшем сари, опоясанные по бедрам букетами дурман-травы, с видимым удовольствием потягивались на оседланных ими «героях-любовниках». Красотки с блудливым смехом натягивали на мужчин, охмелевше возбужденных и крепко ими стреноженных, рогатые маски боровов. На тех, одураченных, которые с готовностью окунулись под юбки матриархальной зависимости.

А совсем рядом пухленькая, улыбчивая ведьмочка с веником из пёстрых змеиных хвостов ящерок, покачивая лепестками подсолнухов на повлажневших местах, летала над площадью верхом на огненном осле, упакованном в черный смокинг. Зелёная телом, она затем ловко оседлала тучного хряка, испуганно поглядывающего своими поросячьими глазками на товарищей по несчастью, таких же как он, преображенных в свиней собутыльников. По истощению либидо, отмерянного им жизнью, сей «транспорт» подавался на заклание застольным издевкам нечисти под пиршественный хохот всеобщего посрамления.

Над бурлящей кипенью эмоций, в дымах ярмарочных костров невидимо вздымалась тень богини ночного неба, которая полноправно царила над знойным городом, истертым полинявшими чувствами и облаками соблазнов, как старые семейные трусы и изношенное постельное бельё. Здесь Лилит почиталась богиней красоты, любви и веселья, владычицей неба и звезд. Она – сияющая «мать жизни» и плодородия, затмевающая остальных богинь своим величием и превосходством. Ее называли «золотой», и сусальная плоть Лилит сияла ярче других золотых слитков плоти богов. Поражал красотой древний храм, посвященный только ей, в котором всё, до мельчайших деталей, напоминал вошедшим о том, что они находятся в доме покровительницы телесной близости и обрядов гендерного сочетания. Лилит символизировала «женский сияющий приоритет» – то узкое пространство цилиндра «внутреннего сгорания», в котором двигался Победитель. Её изогнутые рога чёрной небесной коровы, подбрюшье которой усеяно звездами, удерживали «солнечный диск полового сплетения», постоянно путешествующий по земле любви, и всегда возвращающийся в сердца женщин, как в святилища, где ему отводилось особое место.

Воспламеняющая чувства, Лилит приходила к жителям в разных ипостасях. Ее называли госпожой «ночной слизи», богиней загробного мира и богиней древа Познания. Ее называли «госпожой неба», госпожой хмеля, танцев и перламутрового камня. Легко меняющий цвета от прикосновений и нескромных взглядов дымчатый минерал очень ценился женщинами, как индикатор мужских желаний. Носить его значило носить пламенную богиню в сердце.

Городскую площадь окружали кроваво-красные кровли бутафорских зданий. Развевались шелковые флаги, блистали парчовым шитьем штандарты, сверкали позолотой гербы и гремели гимны. Плавились в жарких огненных лучах гибкие изогнутые крыши пагод, зеркальные купола храмов, цилиндры синагог и маковки соборов, стрельчатые конусы кирх и шпили церквей. Люд всех сословий и географий, оставив земные дела и заботы, катался и визжал, крутясь на карусели, качался на качелях, пил и просто пьяно шалел от радужных красок женских нарядов, дымов нефтяных факелов, горящих костров, и запаха жареного мяса.

Отовсюду гремела фееричная музыка, будоражущая и услаждающая слух, будто богиня города – «госпожа возбуждения», потряхивала над толпой своей чёрной чувственной погремушкой. Из дворов и подворотен утробно подвывали собаки, взлетали сизые голуби и яркие воздушные шары. Офени на улицах предлагали стеклянные бусы, банты и подвязки, простенькие серьги и бирюзовые перстеньки. Шуты-скоморохи, цирковые зазывалы, приглашали на представление в тряпошные палатки балаганов. Возле, бойко шла торговля сочным барбекю, сахарными пряниками, медовыми яблоками. Вокруг блестели разрумяненные, разгоряченные забавами и пустым весельем сальные лица, губы, растянутые в бессмысленных улыбках, и рты, изрыгающие беспечный смех.

Ярмарка и полупьяный люд утопали в цветной мишуре мельтешащего рынка. Народ ждал зрелищ и рвался в круговорот безудержного буйного веселья.

20
{"b":"916690","o":1}