* * *
Поздняя осень вспомнила, наконец, что она должна быть холодной, и с утра ударил легкий морозец. Впрочем, в расположенной на юге, у самого моря Фотии все равно было теплее, чем на Роси. Марина накинула на плечи теплую, подбитую мехом куртку и вышла на крыльцо. Ульрик с Зоряной носились, как оглашенные, играя в догонялки, а с ближайшей завалинки за ними зорко бдил Форс. Да уж, и кто бы только мог подумать, что приставив гоблина к княжичу, василевс так угадает? Форс позволял Ульрику ездить на себе верхом в буквальном смысле этого слова, учил мальчишку биться на мечах и вообще не отступал от него ни на шаг. Причем было незаметно, чтобы гоблину это было неприятно или доставляло какие-то неудобства. Странно, что рядом Бермяты нигде нет. Он, обычно, тоже глаз с детей не спускает. Хотя… василевс обещал завтра священника прислать, чтоб тот обвенчал Бермяту с Настасьей. Так что они готовятся, поди, к знаменательному событию. Церемонию, правда, решили провести скромную, нечего лишний раз к этой парочке внимание привлекать, но все равно приятно. За хороших людей грех не порадоваться… счастливые…
— Баронесса де Ривароль, — вежливо обратился к ней подбежавший Ульрик. — Позволите ли вы Зоряне пойти ко мне в гости?
Марина даже залюбовалась юным княжичем. Избавленное от магических шрамов лицо было гордым и значительным. Многое переживший мальчик казался гораздо старше своего реального возраста. И действительно подружился с Зоряной. Темные, вьющиеся волосы, ярко-синие глаза, упрямый подбородок… а из княжича, похоже, вырастет красивый парень. И хороший правитель. Серьезный, вдумчивый, ответственный.
— Конечно идите, — разрешила Марина и обернулась к Форсу. — Присмотришь за моей дочерью? — тот согласно кивнул, и ребятишки, взявшись за руки, побежали со двора.
Марина подавила невольный вздох и с усилием отвела глаза от дороги. Незачем ждать того, кто не придет. Разве она не знала, что гусляр — это такое перекати-поле, которое на месте стоять не может? Он, поди, и забыл уже о ней. Да и о чем помнить? Об одном случайном поцелуе? Марина же никогда не давала ему понять, что он ей дорог, что он ей нравится. Дурацкая привычка скрывать свои чувства и эмоции, не раз выручавшая ее раньше, когда ведение бизнеса требовало холодного ума, лишенного сантиментов, на этот раз сыграло с ней злую шутку. Она оттолкнула от себя своей холодностью Ставра. Да гусляр даже если захочет, на глаза ей побоится показываться. Решит, что его вовсе и не ждут. Да и видеть не рады. Подумает, что нет баронессе дела до простого гусляра. А ведь Марина ждала Ставра, переживала, расспрашивала о нем Бермяту. Однако тот оказался немногословным. Сказал, что жив и здоров Ставр, а больше Марина и слова из него не вытянула.
Настасью печаль хозяйки расстраивала до слез. Но чем ей помочь, она не знала. Марина ведь ни слова не проронила, ни жалобы… только смотрела иногда тоскливыми глазами на дорогу. И где этого гусляра носит? Неужто он решил отступиться от баронессы? Пыталась Настасья Бермяту расспросить, да тот только хмыкал в усы. Дескать, не расстраивайся, нормально все будет. А когда будет-то? Ой ты, Господи! Никак услышал наши молитвы? Настасья глазам своим не поверила, когда увидела приближающегося к терему Ставра. Странно, Бермята, вроде как, говорил, что гусляр воевал знатно, и чин ему василевс дал превыше разумения. А одет Ставр был ровно так же, как и любой гусляр. Рубаха белая, штаны темные… разве что только сапожки фасонистые, а так… бродяга бродягой. И идет-то не центральной дорогой, а со стороны леса. Все у него не как у людей. Барыня его и не видит вовсе, на завалинке в саду сидит. Окликнуть ее разве? Или не стоит? Радость-то она внезапная хороша. Бермята, вернувшись с поля боя, тоже Настасье как снег на голову свалился. Зато уж и счастья-то было! Пусть уж и барыня порадуется. Да и поздно уж ее окликать. Ставр перескочил через низкий заборчик, встряхнул кудрями и сверкнул белозубой улыбкой.
— Девица красная, угостишь спелым яблочком добра молодца?
— Ставр!
Гусляр поймал в объятия вожделенную женщину и коснулся губами ее губ. Господи, как же он по ней соскучился! Как же он хотел наплевать на все и сорваться к ней! Нельзя… статус воеводы недаром был столь высоким. Дел в Фотии накопилось уйма. Вот и на сей раз Ставр мог бы из города не выбраться, да василевс его пожалел, отпустил до утра. Поначалу гусляр хотел торжественно к дому баронессы подъехать, показать ей, кто он теперь есть такой, но потом передумал. Не надо ему было ни свиты шумной, ни почестей великих. Ставр просто хотел увидеть любимую женщину и обнять ее покрепче. А про свое воеводство… можно и позже рассказать. Он ей и гусляром люб. Вон как глаза сверкают, да губы улыбаются. Не каждого, поди, баронесса ужинать с собой зовет да по имени себя звать дозволяет.
— Настасья! Прикажи баню приготовить для дорогого гостя, ужин накрыть у меня в комнате, да поспеши ко мне вернуться! — скомандовала Марина.
Уж сегодня она Ставра точно от себя не отпустит! Должны же быть у нее в этом мире хоть какие-то радости! К тому же, и подарки от Фьяны опробовать не грех. Велеть только слугам воды натаскать в ванну. Господи, как же давно Марина не пользовалась гелем для душа, пахнущим нежными цветами мылом и кремами! Как же ей всего этого не хватало! И духов, и косметики, и шампуня… а уж про кружевное белье и говорить нечего! Такого Ставр точно ни на ком не видел!
— Кого прислуживать прислать за столом? — улыбнулась Настасья, глядя как Марина расчесывает и укладывает пышным каскадом волосы.
— Никого. Пусть нас не беспокоят.
— Не хорошо сие, слухи пойдут. Сами знаете, барыня, как люди судачить любят.
— А мне все равно, Настасья! Веришь? Нет? Мне сейчас все равно! — счастливо улыбалась Марина. — Пусть хоть мелким горошком рассыплются!
Сказать, что Ставр был удивлен, увидев накрытый на двоих ужин, это ничего не сказать. Он даже огляделся по сторонам, выискивая слуг. Однако Марина, не чинясь, еду по тарелкам разложила сама. Поняв, что мешать им никто не будет, воодушевленный Ставр разлил вино по кубкам и вздохнул поглубже, набираясь смелости. Надобно было, верно, сначала про воеводство свое сказать, а потом и руку просить. Однако ж нужных слов никак не находилось. Это у него-то, знаменитого гусляра, чей длинный язык князья грозились вырвать с корнем! Разрумянившаяся от вина Марина с распущенными волосами была столь красива, что Ставр даже дышал через раз, боясь, что наведенный морок развеется. Куда уж там руку просить! Но к делу как-то приступать надо. Может, гусли помогут? Ставр тронул струны и завел красивую песню о любви. О том, как сладко замирает сердце, как кружится голова и как счастлив будет тот, кто поведет любушку под венец. Марина слушала, подперев подбородок ладонью и мечтательно вздыхала. Как давно она мечтала, чтобы Ставр спел для нее и только для нее…
— Мне Фьяна для тебя подарок передала, — вспомнила Марина, доставая гитару.
— Видел я такое в далекой Гишпании, — улыбнулся гусляр, проведя по струнам и отставляя инструмент в сторону.
— А еще вот это, — протянула ему Марина сборник рассказов Кинга. — Тут страшилки разные, чтоб было что народу рассказывать.
— Завтра же поблагодарю василиссу за щедрый дар! А теперь пора мне.
— Ты что? Уйти собираешься? — не поверила своим ушам Марина.
— Чтоб слух не пошел вздорный… — неубедительно пробормотал гусляр, тщетно пытаясь отвести взгляд от стоящей рядом баронессы.
— А-а-а… — хмыкнула Марина. — Ну, тогда хоть поцелуй меня на прощанье.
Ставр знал, что этого не следует делать. Если он хочет уйти, надо уходить сейчас, пока любимая женщина не оказалась окончательно скомпрометированной. Довольно было и разделенного на двоих ужина при свете свечей. Однако ж отказаться коснуться этих мягких, податливых, сладких губ он просто не мог. А коснувшись, потерял голову. Да и Марина не больно-то старалась его остановить. Напротив. Запустила пальцы в его кудри, прижалась ближе… да такого искушения и святой не выдержит! А Ставр никак не был святым. Какие же у нее мягкие губы… и смелые руки… а исподнее кружевное… дух захватывает! И где только баронесса нашла два этих маленьких кусочка кружева? Нешто и впрямь верит, что они прикрывают сокровенные места? Или то специально создано, чтоб мужчина разум последний потерял? Тогда выбор верный. Ибо Ставр не токмо разум, себя потерял. Окончательно и бесповоротно.