— Я призвал вас затем, чтобы дать вам ваше первое задание! — важно сообщил дьюла после того, как торжественно вручил меч гоблину. — Вы должны подчиниться мне и выполнить всё, что я прикажу!

Гоблин и эльф поклонились. Бячислав надулся от гордости. Теперь ему будут завидовать все окрестные князья! Два представителя Высших рас служат ему и гнут перед ним спину! Да остальным правителям такое даже не снилось!

— Я вознамерился позаботиться о продолжении своего рода, — величаво поведал Бячислав. — И избрал себе в жены прекраснейшую из смертных. Дочь князя Амфибрахия Людомилу. Однако ж отец ее, возомнив о себе слишком много, добром мне ее отдать не желает. Вы должны поехать к князю и привезти мне невесту. Вы поняли мой приказ? — эльф с гоблином снова молча поклонились. — Исполняйте!

— Ты что-нибудь понимаешь? — обернулся Форс к Лерленну, как только они покинули тронный зал.

— А что тут понимать? Амфибрахий — один из росских князей. Он принес присягу Мирославу. Однако ж Бог не дал ему наследников, а потому княжеский стол займет тот, кто женится на его дочери. Вот дьюла клинья и подбивает. Когда-то и Ингрия, и Вершаевка входили в состав Роси. Однако ж Мирослав потерял эти земли. Думается мне, что и к Амфибрахию он на помощь не поспешит. Так что, скорее всего, вскоре все торские земли окажутся под пятой дьюлы.

— А Мирослав что? Неужели не понимает этого?

— Насколько я знаю Великого князя, все его заботы — как бы на охоте дичь покрупнее подстрелить. Да медов за компанию с дружинниками побольше выпить, — пояснил эльф.

— Так вскоре от Роси и не останется ничего, — фыркнул Форс.

— То-то и оно.

— Однако ж что мы с невестой-то делать будем? — озадачился гоблин. — Чего, чего, а девок я еще ни разу не крал. Она ж, поди, вырываться будет, да реветь всю дорогу.

— Здесь девок никто не спрашивает, хотят они замуж, или нет. Если уж Бячислав решил жениться на Людомиле, так все равно женится. Рано или поздно Амфибрахий смирился бы с таким зятем и отдал бы ему дочь. Особенно когда понял бы, что Мирослав вовсе не торопится ему помочь. Бячислав просто решил поторопить события. А куда мы едем? — наконец, очнулся эльф.

— В «Золотой петух», — сообщил гоблин. — Ты же не собираешься на ночь глядя дьюле за невестой ехать! Выспимся, позавтракаем, да отправимся в дорогу.

— Думаешь, станут там на ночь нечисть привечать? — усомнился эльф.

— Тю… да я живу там уж сколько времени! И никто даже взгляда косого не бросил. Скажу Маланье, что ты мой напарник, так она и для тебя комнатку найдет. А если ты ей понравишься, то и спинку потрет. Маланья великая мастерица по натиранию спинок, — хохотнул гоблин.

— Иди ты! — возмутился эльф и пришпорил коня.

Марина подозревала, что князь Индрик, к которому ее послал Бячислав, это еще не самое неприятное, что могло случиться в ее жизни. Изучив дьюлу достаточно хорошо, она вообще была готова ко всяческим неприятностям. Почти. Потому как известие, привезенное Ниной от половцев, поразило Марину до глубины души. А она-то гадала, с чего это вдруг Бячислав стал таким добрым и отдал ей земли мужа. А дьюла оказывается вон чего замыслил… за хана ее замуж отдать. Нет, не то что бы Марина имела что-то против ханов вообще — увиденный на свадьбе Фьяны Тугарин ей даже понравился. Но хан хану рознь! А на скопированный Ниной с помощью магии портрет Тараканчика без слез не взглянешь. Да и имя у старшего сына Кобяка было… гхм… не очень. Это надо же было родителям так над ребенком издевнуться! Нет уж, связывать себя узами брака с этим типом, неприятным во всех отношениях, Марина совершенно не собиралась. Ну а поскольку оспаривать решения дьюлы было бесполезно, (а сопротивляться им еще и не безопасно), она стала потихоньку готовиться к переезду в Фотию.

В принципе, к Фьяне можно было сорваться в любой момент. Однако Марина (не без основания) опасалась, что разъяренный дьюла вышлет за ней погоню. А с обозами и людьми быстро передвигаться невозможно. Лучше уж было дождаться, когда Бячислав увязнет в сражениях и будет занят чем-нибудь более важным, чем слежка за баронессой. К тому же, и половцы еще ни сватов ни засылали, ни намерений своих не обозначили. А значит, время терпит. К тому же и работы у Марины было непочатый край. Не одного, так другого воина принесут. А раны у всех такие, что в пору только руками развести и искренне удивиться, почему они до сих пор живы. Хорошо хоть Марине удалось целую артель девок набрать себе в помощь. Те и полезные для жизни навыки приобретали, и глазки раненым строили.

Однако особенно напрягало Марину вовсе не количество больных. И даже не женихания неизвестного Тараканчика. Особенно Марину напрягала необходимость выезжать к больным из дому. Случалось это, правда, довольно редко, но тем не менее было довольно неприятным. Прежде всего потому, что Марина волновалась за дочь. Зная мерзкий характер дьюлы, она вполне допускала, что Бячислав способен разыграть Зоряну как козырную карту. И путем шантажа заставить Марину делать все, что ему понадобится. Поэтому покидать дом для баронессы было сущим мучением, и она отвиливала от подобных приглашений как могла. Иногда, правда, выручала Фьяна, соглашаясь посидеть с ребенком (как это было во время путешествия Марины к Индрику) но нельзя же пользоваться ее добротой постоянно! Да и не хотелось Марине надолго с ребенком расставаться. Впрочем… иногда возникали такие ситуации, что деваться было попросту некуда. Не пошлешь же подальше единственного на всю округу мельника! Самой потом к нему обращаться придется, так он наверняка припомнит. И окрестным жителям тоже припомнит. Дескать, раз ваша хозяйка меня не уважает, идите молоть муку на другую мельницу. А другая — семь верст киселя хлебать от Ласково.

Конечно, изначально Марина предложила Горяю привезти болящего к ней. Даже повозку и охрану обещалась выделить. Однако мельник уперся, как баран в новые ворота, и просил, чтобы лекарка приехала к нему на дом. Дескать, не стало бы хуже знатному гостю от перевозки. Марина повздыхала, поспорила, но (деваться некуда) согласилась. Оставила дом на Бермяту (уж он-то точно за Зоряной присмотрит) и направилась на мельницу. Благо, ехать было не так уж далеко. По пути она попыталась расспросить Горяя о том, что это за важный гость посетил его мельницу, и какая такая страшная болезнь на этого гостя обрушилась, но мельник ничего толкового сказать не мог. Марине надо было сразу обратить на это внимание, но она слишком привыкла к тому, что в трудных случаях местное население обращается именно к ней, а потому заикания мельника отнесла на счет его стеснительности и некомпетентности в вопросах медицины.

Зря. Ибо расположившийся на мельнице больной оказался в высшей степени примечательной личностью. Марина укоризненно посмотрела на растерянного мельника и вздохнула. Теперь-то было понятно, почему Горяй настаивал на том, чтобы лекарка приехала сама к нему на мельницу. Такого больного в Ласково действительно везти не стоило. В доме мельника, на выделенной для такого случая постели, лежал черт. Активно покрытый серой шерстью от макушки до высовывающихся из-под одеяла копыт. Поросячий пятачок вместо носа, обвисшие кошачьи усы, пара рожек сантиметров по 15, заостренные кончики довольно больших ушей и свесившийся с кровати хвост с кисточкой. Картина маслом. Черт открыл вполне человеческие, желтовато-зеленые «кошачьи» глаза, и Марина поняла, что пациенту и впрямь плохо.

— Ну? Что случилось? — поинтересовалась она у мельника.

— Дык за мукой ко мне пришли, окаянные. Я им намолол, а как вынес, гляжу, а ентому паразиту плохо стало. До дому потерпеть не мог!

— Что ж ты так на него, бедного, ругаешься? — фыркнула Марина.

— Дык як же не ругаться? То ж не простой черт, а сам Вул, принц, значится, ихний.