Господи, как он их ненавидел! Как бессонными ночами строил планы мести — один страшнее другого. Как в алкогольном бреду проклинал Бога, и призывал в отчаянии Врага рода человеческого — пусть поможет ему раздавить этих гнид, и забирает его душу нафиг на веки вечные! Как радовался ранней смерти отца — ведь тот не успел увидеть, так и не узнал его мерзкого бессилия...

И вот сейчас перед ним стоял не просто наглый представитель той самой «золотой молодежи». Перед ним стоял убийца его сестры и ее так и не родившегося ребенка, правда неузнаваемый, но он — точно он. Стоял его наглый самоуверенный живоглот-папаша, стояли все хозяева и их детки, все отребье, сколько его ни есть на Руси.

...Похолодев, Лена различила в глазах лейтенанта то самое выражение, какое появлялось у ее отца, когда мать в очередной раз возвращалась из очередного загула через два, три, пять дней — опухшая, смердящая перегаром и немытым телом, с синяками под глазами, в кое-как застегнутой одежде, под которой иногда не было нижнего белья. С таким точно выражением отвердевшего вмиг лица ее отец кидался на мать с кулаками, и бил, бил, бил — зло, страшно, без жалости и пощады.

Она хотела закричать, предупредить — но о чем? Да и страх чего-то неизбежного, чего-то уже случившегося парализовал ее. И она могла лишь сжиматься в ужасе от того то сейчас неминуемо произойдет.

И оно произошло.

Тихо, но страшно всхрапнув, лейтенант вдруг рванул с плеча автомат, перехватывая его поудобнее... А потом... Одним резким и мощным движением, со страшной силой впечатал металлический затыльник в лоб, в висок так и застывшего с открытым ртом Карпунина, заставив уйти в череп, как показалось перепуганной девушке на целую ладонь. Что-то фонтаном брызнуло из-под металла, горячими капельками упав на замерзшую девичью щеку, перезрелой сливой лопнул глаз в левой глазнице Андрея и наследник компании «Карпунин и партнеры», мнящий себя бессмертным и неуязвимым, рухнул на обледенелый асфальт. Вернее, рухнуло одно его тело, потому что сам Андрей Николаевич Карпунин, двадцати трех лет от роду, аспирант Высшей Школы Экономики, сын генерала таможенной службы и внук олигарха средней руки, умер мгновенно — почти сразу после того, как обожженное морозом стылое железо раздробило череп, а мозг, апгрейженный всяческой премудростью в Оксфорде и Сорбонне, привыкший ворочать на бирже миллионами, и мыслить в категориях рынка, финансовых потоков и макроэкономики, изрядно уже отравленный наркотиками, превратился в кусок мертвой биомассы, напичканной обломками костей.

Первым среагировал стоявший метрах в трех от лейтенанта мент— тот самый, презрительно кривившийся. С места прыжком он подлетел к офицеру, вырвал автомат, а потом плотно обхватил, как бы обнимая. Проведя этот «вяжущий» специфический прием, когда руки оказываются прижаты к телу, он выкрикнул что-то... Но потом вдруг отпустил лейтенанта, посмотрел ему в лицо, и как-то странно махнул рукой.

Взвыв как раненная волчица, Элеонора рванулась куда то, но стоявший сбоку омоновец почти без размаха ударил ее носком ботинка точно между ног. Ударил видимо чисто рефлекторно — такой прием больше эффективен против мужчин, но девушке хватило и этого. Захлебнувшись криком, лучшая подруга Лены покатилась по земле. Девушка еще успела увидеть, как к ее товарищам кинулись со всех сторон фигуры в сером «камуфле», а потом мощный рывок повалил Лену на асфальт, и безжалостная рука подняла ее за шкирку как котенка и поставила на колени.

— Руки за голову! – прокаркал над ней кто-то огромный и страшный. — Сидеть! Не двигаться!

И вчерашние хозяева жизни повиновались, потрясенные и раздавленные всем случившимся.

Вокруг мрачно переговаривались бойцы, несколько крепких парней, как бы невзначай обступили убийцу, чье странно просветленное лицо вызывало у девушки какой-то совсем неподдельный и непонятный страх.

Подбежал майор, выругался вполголоса, принялся что-то отрывисто лаять в рацию...

Спустя пару минут, тихо порыкивая мотором, к ним подъехал громадный -размерами вполне схожий с БТРом блестящий черным лаком джип. Лена не знала, сколько такой стоит, но знала другое -столь шикарной машины не было ни у кого в их нефтяной академии, стоянка которой уже буквально не вмещала роскошных иномарок. Из окна выглядывал ствол ручного пулемета. Мигнули и потухли подфарники.

Сперва из пахнувшей ароматом натуральной кожи темной глубины машины, подсвеченной зелеными огоньками приборной доски, выбрался бородатый великан, одной рукой как лопату или лом держащий за ствол тот самый ручной пулемет Затем, легко выпрыгнул высокий и худой человек в полевой форме и почему-то генеральской папахе старого образца.

Горелова подумала, что это и есть главный здешний командир.

— Так... — произнес он, глядя на распростертое тело Бориса, и стоящих на коленях молодых людей. Так... — повторил он. Хороший удар — что я могу сказать? — горький сарказм звучал в его голосе. Майор подбежал к нему, что-то начал вполголоса говорить на все том же непонятном языке. Тот слушал минуты три а потом резким жестом остановил подчиненного. Видимо, он уже сообразил все и сам.

— Отойдем, Олег, -бросил он столбом стоявшему лейтенанту. Надо поговорить.

Они отошли к ограждению. С минуту генерал Усманов - командир сводной Терской бригады МВД, и командир особой группы «Б» молча смотрел на командира приданной его бригаде десантно -штурмовой роты.

— Я... — Олег было порывался сказать «не хотел» но поперхнулся словами. Не нужно обманывать себя, а уж старшего по званию и командира — тем более. Я... не знаю как получилось, - произнес он. Вышло совсем глупо и по детски.

— Я понимаю, - сухо произнес Усманов. Этот ишак виноват сам, конечно... Но не о нем речь -о тебе. Есть два выхода из ситуации.

Первый - по закону. Я пишу рапорт, ты пишешь рапорт, я отстраняю тебя от командования, составляю протокол, сажаю вместе с этими деятелями... А потом -когда все кончится, ты идешь под суд.

Этот выход мне не нравится. Хотя бы потому что впереди у нас важное дело.

Есть другой — он мне нравится больше. Догадываешься какой? Я помогу тебе, -бросил Усманов. Помогу... Потому что мой боец мне дороже любых шлюх на лексусах. А ты с сегодняшнего дня с двадцати трех ноль-ноль -мой боец, согласно приказу подписанному... сам знаешь кем, и подтвержденному сам думаю догадываешься какими кодами. Это два. И еще - у нас, в наших краях все всё знают про всех. И все знают, что твоего покойного отца выгнали из армии потому, что он тогда не дал этому выродку Гулаеву все заслуги которого что он вовремя переметнулся, зачистить село Ахтуры. Маленькое такое село, на тыщу с лишним душ. Там живет моя тетка с мужем и пятью детьми. Это раз!

Так что не будет рапорта. Я решу это вопрос... в рабочем порядке. Понимаешь?? -пытливо и серьезно спросил Усманов.

— Понимаю... -пересохшими губами пробормотал Торопцев. Он все понимал. Чтоб он мог и дальше жить без проблем, должны будут умереть еще пять человек. Которым нет дела ни до его личных бед, ни до наступающего часа «Ч», ни до прочего. Он хотел было сказать, что не надо ничего решать в рабочем порядке, пусть уж все идет как идет, но только пускай ему разрешат довести до конца дело, к которому они готовятся, а там уж.... Но посмотрев в не по южному ледяные глаза генерала, понял - бесполезно. И еще вспомнил искаженное презрением и злобой лицо убитого им ублюдка, и презрительно поджатые губы черноволосой девки.

«Черт с ними! Глаша тоже хотела жить!» - произнес кто-то злой и сильный у него внутри.

И Олег лишь молча кивнул.

— Но только — бросил Усманов, будет справедливо если мы все сделаем вместе - твои люди и мои люди. Есть тебя такие, кто за командир не других — себя не пожалеют?..

Лена с детства обладала тонким слухом - пожалуй, единственное наследство, которое оставила ей мать. И поэтому когда она обратила внимание на группу полицейских и десантников, которую о чем -то инструктировал тот самый майор, поводя головой в их сторону, то прислушавшись, различила произносимые им команды. И толком не осознав даже их смысла - поняла -что они означают.