– Это шутка? – приветливо улыбнулся Крячко.

– Все спрашивают! – рассмеялась Рая.

– Так получилось, – отозвалась Ада уже теплее. – Ирония судьбы, чего уж тут?

«Ирония судьбы, – подумал Гуров. – Она остряк, который превращает людей в марионетки, управляет ими, дергая за ниточки, а наигравшись, убивает. Так вот кем считает себя наш убийца! Почти что богом. Древним и могущественным, как все три мойры, божеством».

– Пусть из этого выйдет толк. – Крячко кивнул в сторону вагона. – Съезди с пользой!

– Знаешь, чуйка подсказывает: надо ехать. Слишком много всего сходится в этом городе. Там вроде как давно происходят убийства. Воронова едет туда – и гибнет.

– И Паршина там училась, – напомнил Крячко.

– Точно! Стас, поговори-ка ты с ней еще раз, – попросил Гуров. – Хороший психолог скучает в своем бутике без дела. Пусть поможет. Составит профиль того, кто мог влюбить в себя такую яркую девушку, как Ольга. Может, вспомнит, что Ольга расспрашивала ее про этот злополучный город. Портнов пусть отрабатывает контакты Вороновой, посмотрит камеры кафе, где она встречалась с этим своим таинственным поклонником. И, знаешь, не верю я, что такой тертый калач, как Ольга, совсем не подстраховалась, когда в Саратове что-то плохое выяснила. Не зря же она так нервничала на обратном пути.

– Искать дневник? Добро! Брошу на эту боевую задачу наше секретное оружие Армине с ее мистическим чутьем. Пусть совершит чудо.

– Дело говоришь. Если в квартире Вороновой есть то, что поможет расследованию, Ароян его найдет. Ну, звони, если что!

– И ты держи в курсе.

– Чует сердце, будет мне что поведать. Этот Остряк готовится сыграть злую, даже дьявольскую шутку со всеми нами. Помотает нас еще между адом и раем, как меня в вагоне. Береги себя, Игоря и Армине.

Приятели пожали друг другу руки. Гуров вошел в вагон перед самым отправлением. Когда он проходил мимо бойлера, в окне напоследок мелькнул обеспокоенный Крячко.

Гуров был единственным пассажиром купе в комфортном спальном вагоне. Верочка сделала все, чтобы у него была возможность отдохнуть или спокойно поработать в пути.

Крепкий чай, принесенный Раей в стакане с серебряным подстаканником, придавал сил. Перед глазами Гурова мелькали связанные, как ему казалось, с «делом Панча» материалы: фотографии с мест преступлений, отчеты экспертов, расшифровки опросов свидетелей, документы.

За последний год в Саратове действительно было совершено несколько схожих с убийством Вороновой преступлений. И если со смертью Ольги они совпадали частично, то между собой были сходны, как капли воды. Мутной, как волжские воды вдоль города. И привкус у этой воды был кровяной.

Обо всех саратовских уголовных делах, которые можно было объединить в серию, неизменно начинала трубить та самая журналистка с небольшого местного телеканала «Мост-ТВ». Несмотря на популярность в родном городе, о ней было мало что известно.

К середине ночи Гуров посмотрел самые рейтинговые выпуски передач Анастасии Корсаровой, прочел все значимые тексты в ее соцсетях и в СМИ, даже самые ранние, статьи. Оказалось, женщина, которая впоследствии пусть локально, но все же прославится как Пират, родилась в семье деспотичных профессоров-врачей. Окончила престижную школу. С тринадцати до пятнадцати лет пять раз побеждала в местной телевикторине «Маркиза».

Впервые побывав на телевидении, пообещала себе стать «великой ведущей». Для осуществления мечты блестяще поступила на факультет филологии и журналистики Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского. Однако уже год спустя со скандалом ушла оттуда, заявив, что педагоги ничему не могут ее научить.

Много лет делала карьеру в областных медиа на новостях о халатной работе полиции по делам о семейном насилии: игнорировании жалоб женщин, замалчивании избиений и совращении детей. Еще до движения Me Too Корсарова оседлала феминистическую повестку, как она писала в соцсетях, «по зову сердца». В связи с этим делала публикации о харрасменте на предприятиях, насилии над пациентками в психоневрологических диспансерах, громких случаях нападения педофилов на детей (например, на шестилетнего мальчика в церковном туалете). А в течение последнего года почти отказалась от этих, как она писала, «увы, рутинных в нашей стране тем» в пользу истории о маньяке, которого называла Остряком. По ее мнению, он был виновен как минимум в трех недавних преступлениях, объединенных чрезмерной жестокостью и извращенной театральностью – тут Гуров был абсолютно согласен с ней.

Восемнадцатилетнюю Анну Агеенко, работавшую в «Яндекс Картах» пешим исследователем города и погибшую около года назад, маньяк заколол до смерти. Как и в случае с Вороновой, тело девушки было покрыто порезами, однако они располагались в том числе в области груди и паха жертвы. Преступник явно проявил к худенькой, русоволосой, голубоглазой Ане сексуальный интерес.

По словам родителей, девушка всерьез увлекалась рисованием, брала частные уроки, готовилась к поступлению в престижную токийскую Школу искусств. Будучи глубоким интровертом, вместо учебы в Саратовском художественном училище имени А. П. Боголюбова Аня выбрала работу гулять по городу, собирать сведения о необычных местах и добавлять их на «Яндекс Карты». По ее словам, это позволяло заработать на репетитора японского языка, «подолгу не находясь в пространстве с одними и теми же людьми».

Очевидно, именно работа и привела Аню к убийце. Остряк оставил ее тело привязанным вверх ногами к железным крюкам от детских качелей на потолке окраинной «заброшки». Провисевшую так неделю девушку нашли забравшиеся туда на ночь погреться бомжи. При ней обнаружили все личные вещи, за исключением блокнота с набросками, которые она делала, бродя по городу.

Гуров отметил, что в этот период убийца еще не был готов хвастаться тем, что делает. Однако ощутил это желание и удовлетворил свое тщеславие, совершая следующее преступление.

Двадцатилетняя студентка медицинского колледжа, невысокая, хрупкая шатенка Евгения Насечкина была найдена рабочими, пришедшими прорубать иордань на Крещение. В одной из рыбацких прорубей далеко от берега качалась дачная водяная бочка, из которой виднелись искромсанные синие плечи и изуродованная голова мертвой девушки. От ее глаз вдоль носа шли две окровавленные полосы.

Женя считалась одной из лучших, эффектных и при этом скромных студенток курса, предпочитала держаться подальше от сверстников. Они так и не поняли: она в большей степени стеснялась себя или дичилась их. Девушка пропала в районе автобусной остановки неподалеку от клиники профпатологии и гематологии Саратовского государственного медицинского университета имени В. И. Разумовского, где проходили занятия в тот день. Толпа сокурсников, шедших следом, не заметила, куда и, главное, с кем свернула Насечкина.

Эксперты отметили интересную деталь. Смерть Насечкиной произошла от утопления не в реке, а в ванне с дешевой морской солью, словно Остряк купал ее, как ребенка, перед вечным сном.

В качестве трофея убийца забрал себе медицинский халат.

Двадцатитрехлетняя торговка из мясных рядов Сенного рынка Ульяна Головань не была образованна или изысканна, как Анна или Евгения. Но у нее были кудри цвета капучино, грустные серые глаза и женственные формы, которые она подчеркивала корсетом (именно он, как оказалось, пропал). Она пропала, когда везла частный заказ в один из элитных домов в центре – свиные ноги на праздничный холодец. Их отрубленные копыта лежали у крепких ног задушенной и искромсанной Ульяны, найденной в проходе между жилыми столетними особняками.

Гуров думал: «Вот когда у него появился опыт оставлять трупы в таких местах. Почему он решил повторить его? Удобно? Или он сам когда-то жил в таком месте? Что-то значимое в таком месте с ним произошло? И при чем тут копыта? Странная новая деталь в почерке…»

Наконец, девятнадцатилетняя Екатерина Мельникова. Согласно камере видеонаблюдения над старинной дверью «Читай-города», девушка вышла с остальными сотрудниками в 21:15, после закрытия. Надела куртку, взяла стеганую сумку-шопер, попрощалась с девочками у главного входа (они уезжали с Московской) и пошла на людную остановку у Цирка имени братьев Никитиных, откуда постоянно ездила домой. Через восемь остановок ее неизменно встречал отец.