Где-то играла мелодия. Отрывок симфонии, очень родной и близ-кой музыки, то затихал, то, выныривая из преисподней, притягивал внимание, отрывал от важных дел, путался под ногами, заставляя спотыкаться на ровном месте. Нет, она не придавала силы, но ее зву-чание обволакивало шлейфом шелковых облаков и кружило в пери-стом восторге, сосало «под ложечкой», захватывая дыхание от очень долгого, затяжного свободного падения. Можно даже сказать, что она была бесполезна, потому что нематериальна. И вот земля приближа-ется стремительно, но ты этого не боишься, тебе не страшно, потому что за спиной парашют цинизма и трезвой мысли, но открывать его совсем не хочется. Свободное падение. Но оно вовсе не свободное. На секунду понимаешь, что конец все равно наступит, только не сейчас, а лет так через сорок или через пять, или через месяц или через час. И дергаешь за кольцо, напрасно не доверяя автоматике. Наконец хлопок – и парашют открыт, уравновешивая силу смертельного притяжения и делая свободное падение не свободным. Важна дозировка всего. А ко-гда полет кончается, ты твердо стоишь на земле и восклицаешь: Ах, что может быть лучше этой погони за ощущениями!

– Ты будешь чай? – спросила Катя.

– Да что ты все, чай и чай! Целыми сутками только и слышишь: Чай да чай! – напористо, но не злобно вспылил Алексей и посмотрев на нее, понял, что перегнул.

Катя мыла посуду и молчала, пропуская автоматную очередь кри-тики мимо себя. «Что он меня все время критикует – разлюбил, что ли?» – думала она, наслаждаясь согревающим действием горячей во-ды.

В квартире  прохладно, хотя на дворе лето.

Зимой холодный воздух просачивался в их жилище через сотни микроскопических дырочек и трещинок, не видимых простым глазом. И в результате в ветреные дни Кате казалось, что на улице теплее, чем дома, потому что ее кисти и ступни в эти дни становились, словно вырубленые изо льда и только горячая ванна спасала это теплолюби-вое растение.

Алексей хотел обнять ее и рассказать интересную историю, но об-наружил, что у него для этого нет ни сил, ни желания напрягать свое воображение, тем более что кровь, находившаяся в голове и стимули-рующая мыслительный процесс, мелкими струйками увеличивала по-ток в область желудка и брюшной полости. Так он себе это представ-лял и объяснял. В желудке жгло. «Наверное, так бывает после стрих-нина?» – проползла дремлющая мысль.

Он вспомнил фильмы, где женщины травят своих мужчин, чуть ли не с ложечки давая своей близкой, родной рукой, которую к тому же приговоренный лобызал много раз, ядовитую пищу или напиток, при этом преданно смотря в глаза своей жертве, и затем с дьявольским цинизмом наблюдая процесс угасания.

От этой шальной мысли ему стало еще веселей: а что, если и она отравит. Но эта идея не получила у него никакого развития. «Нет, да-же от ревности она на такое не способна. Я ей нужен живой. Кажется, пока она, меня еще любит», – решил за нее Алексей. После этого он снова расслабился, и память снова унесла его в вечерний город на движущемся вглубь микрорайонов эскалаторе, сырого после летней грозы шоссе.

Хмельное дыхание конца августа опьяняло поспевшим виногра-дом, и морской свежестью в вечерние часы, а в дневные – дымящемся миражами асфальтом, в который втыкались, оставляя отверстия, оде-тые в каблуки и шпильки горожанки.

«У тебя такие горячие руки», – заметила Катя, прижимая его ладо-ни.

 Ему было жарко и горячо. Волны шли в разные стороны, волны тепла и света от горящих в ночном небе звезд, от туманности Андро-меды. Раньше когда они  расставались и были далеко друг от друга, он смотрел на луну в надежде, что и Катя в этот момент смотрит на нее, и их взгляды блуждая в потьмах на темной стороне луны, вдруг пересекались и на мгновение ее холодный, мертвый ландшафт, по-крытый кратерами и воронками от метеоритов, освещался вспышкой. «Аллах Акбар! – энергично выкрикнул, Алексей, улыбаясь и пронзая пальцем пространство над своей головой. – Аллаху Акбар!»

Катя посмотрела на него: «Не шути так!». «А я и не шучу», – отве-чал Алексей. «А что же тогда не молишься всерьез, а только играешь, как маленький?» – поинтересовалась она. Он не ответил.

Множество людей прошло перед глазами Алексея, как пелена приятных ощущений, легкий бред недосыпания с хроническим жела-нием прижать кого-то поближе и почувствовать благоухание.

Реальность и выдумка переплелись.

«Если бы не болезнь», – причитал он. Спирали закручивались на его глазах. Белоснежное пятно в центре – это невеста, а черное пятно  положившее руку ей на плечо-это жених. Танец молодых и еще целой армии друзей, гостей и родственников. Улыбки, пыль, бешеные кри-ки. И все заглушающая зурна,  льющаяся, из колонок. Чуть поодаль – дымятся котлы с мясом, льется огненная вода. Стрельба в небо по звездам, штрихами трассеров. Сумбур и, половецкие пляски, радовал-ся Алексей, привыкший и полюбивший этот жизнерадостный хаос свадьбы и сам уже ставший частью этого хаоса.

– Где я простыл? – продолжал он причитать уже дома, перед Ка-тей. И сам себе поставил диагноз « Сглаз».

– Кто это тебя мог сглазить? – тихо спросила она. Присев рядом и заметив, как у него провалились глаза. Почувствовала, как бледный, болезненный слой его кожи источает запах пота.

Катя погладила его по голове.

– Да кто, кто? Кто угодно. Ядрена канитель,– наигранно ругался он и смотрел то на нее, то куда-то в стену и дальше, насквозь.

– Похвалили меня, а я и рад, даже не сплюнул. А теперь расплачи-ваюсь. А народ-то у нас, сама знаешь, глазливый – заключил Алексей. Но Катя не поняла, шутит он или  серьезно.

– Да, да, три секунды и– поддержала она с иронией в голосе, всматриваясь в него.

Он провалился в телевизор. Катя что-то говорила и говорила, но он не слышал.

– Кофе будешь, или чай? – долетело до него.

«Опять, тоже»– простонал его внутренний голос.

И на всякий случай, издевательски улыбаясь,  переспросил:

– Что, что ты сказала?

– Ну, ушел. Как всегда, в своем репертуаре, – возмутилась уже она.  – Опять ушел в телевизор.-

– Да нет, нет. Я просто задумался-

 -Задумался он!-

Алексей снова посмотрел на стену. «Это бег по поверхности, и ни-чего больше», – подумал он.

А затем он вдруг проснулся, и словно изголодавшийся после спяч-ки зверь,  схватил Катю с быстротой хищника за ускользающую та-лию.

– Ну не уходи, посиди со мной. Я же болею, а ты все на кухне или в ванной. Надоело, – говорил он вслух, а про себя думал: «Зачем я только на этой прачке женился? На ее огромное сердце позарился, на-верное!»

– У-у. У тебя, милый, такая температура! Давай-ка укол сделаем. Анальгин с димедролом.

– А иголка небольшая? – с наигранным страхом спросил Алексей.

На самом деле он уже налился мутной, не здоровой спелостью и готов был вскрыться, взорваться от температуры. Целый день 39,5. Глаза красные, лицо побагровело и вздулось, как дрожжевая масса.