– Пистолета не было. Ну, хорошо, я ошиблась, я плохая, но прошу: не уходи!

– Нет, ты не патологоанатом, ты Карина!

– Ты, к сожалению, не угадал. Тебя я проверяла, для этого я по-слана к тебе вершителем судеб. О, что я слышу, говорю стихами. За-бавно, ведь Шекспира я боготворю. Не говори же больше ничего, мой ангел, а слушай, доброе сердце, солнце мое. Ты ж мой – мой гений, смысл дней моих. Я мать твоя, ее я дух.

– Не верю сладким, соблазнительным словам, зачем тогда меня ты лобызаешь как жена или любовница, коль мама ты моя?

– Поверь, желаю я тебе добра. Опять не веришь, хорошо, я ведьма, я злодейка, так спокойней для тебя.

– Так я не чувствую себя обманутым ребенком.

– Но как еще могла тебя позвать я? Ты б не пришел в мои владе-нья, только месть сильней всего, коль дорожишь ты честью. Ты с са-мого начала знал, что я не ведьма и не мать уже. Я дух бесплотный, коль ты признал во мне панночку. Хотя все женщины ради того, что-бы сохранить мужчину, готовы стать ведьмами. Ревность делает их безумными и жестокими. И скоро ты узнаешь, что это так. Друзья предадут, враги воспользаются, но долог твой путь, усеян шипами, богатство найдешь, но потеряешь любовь.

– Нет, ты не мать, я тебя оборву на полуслове, не хочу никаких предсказаний. Ты не мать мне, потому что ничто во мне не запоет и не бросит на колени. Я жесток к тебе и готов к обладанью. Словно варвар, разграбивший город, словно воин рабыню свою, я возьму, а потом разберусь, жить иль нет, тебе, ведьмина плоть. Не боишься ль? Смертельных грехов!

Она молчала, опустив свои длинные ресницы, и ее страстная душа спряталась под ними. Казалось, она говорит: «Делай, что пожелаешь. Я в твоей власти, ты мой господин до конца!».

– Хорошо, Вы не убедили меня, но разжалобили точно, – сопро-тивлялся Алексей. – Я не буду Вас убивать! Но как быть с Вашей ду-шой? Так поступать могут только бездушные твари, похожие на крыс в ночи. У Вас нет души, у Вас только животные инстинкты. Так Вы просто… текущая сука. А никакая не мать, Вы вообще не были нико-му и никогда матерью!

Он не успел договорить. Темп головокружения усиливался. Она зажала его рот рукой. И в каком-то судорожном состоянии, хрипя и прижимаясь все сильнее, она стонала, шепча ему в ухо:

– Ну, скажи, какая я? Кто я? Разорви меня от ненависти или от любви! – кричала она все сильнее, обнимая его. – Только не прогоняй.

И действительно, ее можно было ненавидеть, но полюбить – это было сверх сил. Алексей увлекся ее страстью, но что-то сдерживало его. И это что-то он силился вспомнить, понять, но сладострастная волна накрыла его и понесла в логово ведьмы.

«А, будь что будет! – махнул он рукой и отдался на волю волн, ощущая, огонь ее прикосновений по всему телу. – А что, одна знако-мая ведьмочка не помешает! – заиграл в нем практик и бизнесмен».

«Безумие и предательство, – пролетело вдруг в его мозгу. – Я же женат. Что я делаю?»

Он вспомнил, что квартира была пустая, когда он уходил.

– Что ты сделала с моими детьми, с моей семьей? Я даже не знаю, как твое настоящее имя! – вдруг заорал он в приступе хохота.

– Светлана Анатольевна, – промяукала она своим бархатистым, томным голоском. – А что касается семьи, то дома ты найдешь запис-ку и все узнаешь. Так что я здесь ни при чем, солнышко, – продолжая облизывать его шею, мурлыкала она.

– Тебя как мою маму зовут. Черт, черт, черт – только и осталось выругаться Алексею.

– Не вспоминай его! – и продолжила: Да, да. Как твою маму, сол-нышко. Спи, дорогой. Уже утро, а мы еще не ложились. Мы устали. Спи – и –и.

– Нет, не могу. Не могу я здесь спать. Пойду домой. Привыкать не хочу, понимаете. Я только дома сплю, на своей кровати, – оправды-вался Алексей.

– А ты и есть дома …

Их взгляды встретились и пересеклись, как две дороги, ведущие в неизвестность.

– Только ты не забывай обо мне, солнышко. Ты мой кумир и луч-ший из мужчин. Запомни это.

«Лучший», – звучало в его ушах.

«Что-что, а обращаться с мужиками она умеет», – решил Алексей.

И провожая его на выходе из дома, она добавила:

– Это ты облегчил мой полет и сделал смелой, и я твоя должница. Я знаю – семья для тебя главное, и ты не сможешь ее бросить. Ты бу-дешь не ты, если сделаешь такое. Я не ошиблась в тебе и скажу: тебя ждут дороги непростые, лесные, путанные и золотые, и если выдер-жишь и не изменишь себе, то станешь богатым и счастливым. Больше пока я ничего не могу тебе сказать. То, что ты знал до сих пор, это лишь песчинка в пустыне, капля в океане.

– Да ни к чему все эти слова. Нет, насчет семьи, это, конечно, вер-но подмечено, но только никакой дружбы с ведьмами. Это исключе-но! – твердил Алексей, хмурясь.

Он не заметил, как она растаяла, словно утренний туман под пер-выми лучами солнца. Сказки, конечно, она рассказывать умеет, но что-то приятное в этом есть. Богатство – это замечательно, я буду бо-гат, поезжу по белу свету, посмотрю на мир, буду писать стихи, не боясь, что поглупею и не смогу решить остальные дела.  Немного пе-реключусь от жратвы к душе, теперь это будет не страшно. Буду пи-сать картины, путешествовать на яхте, питаться в лучших ресторанах, жить в лучших отелях. Но что она сказала – потеряю любовь? Нет, нет, нет –  тогда не надо ничего без любви.  Мечтать не вредно. Но она же ведьма и слов на ветер не бросает. Хотя кто их знает, наобе-щают, нагадают, а потом, мол, мы не то имели в виду, вы неправиль-но нас поняли. Короче, одни отмазки. Да еще тумана напустят: нико-му не говори, тайну сохрани, тебя никто не поймет …

*     *     *

Начинался новый день. Катя почти не спала в эту ночь. Девочка ка-призничала. Да и Алексей ночью кричал, мечась в болезненном бреду. Под утро температура спала, он успокоился и затих. А Катя так и не уснула: ей было не привыкать после ночных дежурств. Она часто вообще после дежурств не ложилась спать. Молодость давала ей авансы в виде хорошего здоровья, а как ими распорядиться – она пока не знала.

Катя с детьми отсутствовала. В записке, оставленной на тумбочке, она сообщала, что поехала с дочкой к сестре, чтобы забрать Артема.

Быстро одевшись и позавтракав оставшимся со вчерашнего дня французским салатом, в котором вместо тунца Катя использовала мелко порезанную осетрину, что нисколько не портило вкуса, а дела-ло его немного другим. А уж картошка, яйцо и маслины были, как и предписано рецептом. Правда, маслин почти не осталось, но Алексей и не был особым почитателем этой греческой культуры. Поэтому, на-сытившись салатом и находясь в задумчивости, он все время вспоми-нал мамино сердце и ночную женщину. И вскочив с постели,  первым делом побежал на носочках на кухню: игрушки уже не валялись по комнате, все было прибрано, что немного успокоило Алексея. Но рас-пираемый любопытством, он со страхом подошел к холодильнику  и сосчитав до десяти, открыл дверку, затем сосчитал до пяти, открыл морозилку. Там лежало сердце, но только не одно, а несколько, рядом расположились три пары почек и два языка, но только не человека, а барана.