Первая волна гнева спала, и на ее место снова пришла агония, которая и не прекращала терроризировать мой разум и тело.

Когда же я вернулась в палату, то не застала внутри Люду. Рожать ей было еще рано, так что она либо ушла на обед, либо ее забрали на процедуры.

В любом случае, я была рада ее отсутствию, так как мне нужно было хотя бы несколько минут побыть в тишине и покое, чтобы набраться сил для разговора с мамой, которая вот-вот приедет, и взять волю в кулак, чтобы не расплакаться, когда я увижу Гордея.

Я села на заправленную кровать Люды и несколько минут смотрела в окно, бездумно глядя вперед и практически ничего не замечая.

Не сразу услышала, как с шумом открылась дверь, но решила, что это Люда. Мама обычно деликатничала и сначала бы постучалась.

Не успела я обернуться, как услышала за спиной разговоры двух мужчин. Медбратья в голубой форме.

– Это она?

– Ну вроде блондинка, соседка ее, сказали, черноволосая.

Я нахмурилась и посмотрела на них с подозрением, не понимая, что за странная беседа у них происходит.

Один из них оскалился, когда заметил мой взгляд, а после сразу же кивнул напарнику.

– По фото она, так что хватай ее и идем, пока нас не обнаружили.

Я резко вскочила и обхватила руками живот, чувствуя неладное, но они были довольно резвые, и один из них уже подскочил ближе, заткнул мне рот и заломил мои руки за спиной, практически выкручивая их, а после они повели меня к выходу.

Из меня вырывалось одно лишь мычание, от которого не было толку.

Неужели это похищение средь бела дня?!

Руки державшего меня медбрата больно впивались в кожу рук, а я даже закричать не могла, так как оказалась в стальных тисках, из которых было невозможно выбраться.

Я ожидала, что меня затащат на лестничную площадку и понесут вниз, к черному выходу, но мои ожидания не оправдались.

Вскоре они затащили меня в какой-то закуток больницы, вдалеке от всех, где, казалось, не обитало ни единой живой души.

Передо мной предстал заброшенный кабинет без опознавательной таблички на двери. Но когда меня не бросили на пол, а вдруг усадили на непонятно откуда взявшееся тут гинекологическое кресло, я оцепенела от ужаса, никак не препятствуя тому, что они меня с силой закрепили ремнями и только после убрали ладонь с моего рта.

Вот только кричать я уже не могла.

Лежала, распятая враскорячку и тряслась от осознания безысходности моего положения. Никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной и одинокой. Всеми брошенной на произвол судьбы.

– Ну всё, теперь не сбежит, – хмыкнул один из них.

– Можешь кричать, сколько угодно, краля, никто тебя тут не услышит. Это крыло несколько лет на ремонте, давно не финансируется, и тут никто не появляется.

Я не понимала, к чему они ведут, пока один из них не опустил взгляд мне между ног. Я автоматически хотела свести ноги, но физически не могла этого сделать. Они что, собираются надругаться надо мной прямо здесь? В городской больнице?!

Мои страхи, к счастью, оказались ложными, так как буквально через несколько секунд в кабинет вошла доктор в белом халате.

– Так, что тут у нас? – спросила она, надевая резиновые перчатки и поправляя маску на лице, которое я так и не смогла увидеть.

– Что тут происходит?! – крикнула я, обретая, наконец, голос.

– Аборт, милочка, аборт, – произнесла она так равнодушно, словно проводила такие процедуры против воли каждый день. Жестокая женщина.

От ее слов меня моментально бросило в пот и перехватило дыхание, заставляя мое сердце учащенно и надрывно колотиться с перерывами.

– Нет! Я не соглашалась на аборт! Прекратите! Нет!

Я кричала изо всех сил, лишь бы меня кто-нибудь услышал и спас, даже не вспомнив про предупреждения медбратьев, что никто меня не услышит.

– Не надо кричать, – сморщилась женщина и взяла в руки щипцы, – всё будет быстро и максимально безболезненно, не волнуйтесь…

– Нет! Нет! Нет!

Я практически ревела, чувствуя, как холодеют от ужаса конечности, но никто не обращал на меня внимания. Словно я и не человек вовсе. А те два санитара… они просто стояли у входа в кабинет и смеялись, о чем-то переговариваясь и периодически посматривая на меня.

Я уже начала чуть ли не захлебываться от собственных рыданий, пытаясь дергать ногами, чтобы сбить женщину с ног, но, к счастью, сделать ничего она не успела. В этот момент дверь кабинета чуть ли не вышибли с той стороны, и она громко ударилась о стену, срываясь с петель.

– Что тут происходит?! – прозвучал до боли знакомый голос.

Гордей. Неужели случилось чудо, и он каким-то образом так вовремя подоспел? Еще никогда я не была так рада видеть мужа. Даже забыла о его измене, ведь прямо сейчас это было неважно. Главное, чтобы не случилось непоправимое, а обиды я придержу на потом.

– Гордей! Гордей! Они хотят убить нашего ребенка! – тихо засипела я из последних сил, но он услышал.

Докторша отложила щипцы и растерянно посмотрела сначала на медбратьев, а затем на Гордей, словно не верила, что кто-то прервал незаконную операцию.

– Посторонним сюда вход воспрещен! Уходите! – не нашла она ничего лучше, чем напасть на него.

– Воспрещен? – холодно произнес Гордей, и я узнала этот голос. Он был на пике ярости. – Закрой свой рот и пошла вон отсюда, пока я не свернул твою цыплячью шею. И амбалов прихвати, вас уже ждут на выходе. И не надейся на защиту Ржевской, она тебе не поможет. Пошли вон!

Его рык был настолько пугающ, что медбратья отшатнулись, прижимаясь к стене, а, заметив снаружи охранников, даже не стали дергаться и пытаться сбежать. Было просто некуда. Окна зарешечены, а выход был всего один.

Я продолжала плакать, но уже от облегчения, что всё обошлось. Не могла остановиться, хоть и боялась, что вызову тем самым преждевременные роды.

Я не стала сопротивляться, когда Гордей взял меня на руки и сам понес в палату. Прикрыла глаза, чтобы не видеть медперсонал, который отныне вызывал у меня лишь страх и тревогу, а очнулась уже, оказавшись в кровати.

– Сонь, с тобой всё в порядке? – вывел меня из сонного состояния Гордей. – Они ничего не успели сделать, милая?

Каждый раз после перенесенного стресса меня тянуло в сон, так что я просто медленно покачала головой.

К счастью, разговор продолжать нам не пришлось. Вскоре в палату вошла обеспокоенная мама.

– Присмотрите за ней, пожалуйста, и никого не подпускайте к ней. Я разберусь с главврачом и объясню всё полиции.

– Конечно, Гордей, иди, я не отойду от Сонечки ни на шаг.

Гордей ушел, оставив нас одних, а мама погладила меня по волосам успокаивающим жестом.

– Дочка, что случилось? Мне толком ничего не сказали, так что я в курсе лишь, что ты внезапно исчезла из палаты, – обеспокоенно спросила она.

Я так много хотела рассказать маме, но ее вопрос заставил меня снова расплакаться, на этот раз от жалости к себе. Успокоившись, я приняла решение больше ничего не скрывать. И быстро заговорила, боясь передумать.

– Мне нужно кое-что тебе рассказать, мама. Гордей мне изменяет.

Всё. Нет пути назад.

Мама смотрела на меня не мигая и молчала. Долго молчала. Я аж нервничать начала, чувствуя страх, что она не поверит и встанет на сторону Гордея.

– Ты уверена, дочь? – спросила она тихо серьезным тоном, и взгляд у нее разочарованный.

Меня аж отпустило, накрывая волной облегчения, и я расслабленно откинулась на подушку.

– Я видела это собственными глазами, – прошептала я и прикрыла глаза, позволяя слезам покатиться вниз по щекам. – Хотела удивить мужа снимком, а в итоге он удивил меня.

– Мне очень жаль, милая.

Мама обняла меня, крепко прижимая к себе, а мне показалось даже, будто на ее глаза навернулись слезы. То ли смесь жалости ко мне, то ли боль за меня.

– Ты поэтому спрашивала меня, общаюсь ли я со знакомым из минздрава?

Я благодарна маме, что она не терроризирует меня вопросами, и впервые даже рада, что с подругами у меня как-то не сложилось с самого детства.