Оставался последний вопрос: в какую сторону идти?

Тим, не мудрствуя лукаво, пошел туда, откуда, как ему казалось, доносится звук барабанов. Не успел он сделать и несколько шагов, как по пояс погрузился в воду. Заросшая узкими листьями ветка хлестнула по плечу, брызги попали в лицо, он покачнулся, когда ноги разъехались на мягком илистом дне, и стал лихорадочно тереть глаза. Вода здесь была темная, насыщенная гумусными кислотами, и потому речная растительность развивалась очень бурно.

Ухватившись за ветвь, выбрался на пологий берег, прошел еще немного и увидел ряд оплетенных лианами деревьев, высотой метров под тридцать каждое. Тимерлен прищурился, разглядывая ближайшее из них.

Сейба — местное священное дерево. От корней до вершины ее оплели лианы. Вверху Стигмат разглядел узкую двухъярусную галерею, окруженную пологом ветвей. Вдоль ствола к ней тянулась лестница. Тим решил туда не лезть — те, кого он искал, скорее всего находились не здесь.

Он пошел дальше, слыша хохот гиены и какие-то подозрительные взрыкивания. Стигмат вообще не слишком любил путешествия, предпочитая сидеть в своей квартире и не высовываться по пустякам. А когда тебя за одно мгновение уносит на другой континент и бросает в сырые объятия тропического леса...

Зазвенел телефон в чехле на поясе. Тимерлен достал трубку, быстро глянул на одиннадцатизначный номер, который высветился на зеленом экране, и прошептал:

— Что у тебя?

Сквозь шум, похожий на вой ветра, неразборчивое бормотание и шипение донесся голос человека, которого звали Григорий, но которому Тимерлен дал оперативную кличку «Зорба».

— Они тут хрен знает чего вытворяют, — сказал Зорба. — Только что крышу жилого дома снесли, а теперь разъехались.

Тим уточнил:

— Кто именно?

— Старик с каким-то помощником-увальнем и пацан лет двадцати пяти. Я подслушку хорошо настроил. Один у другого спросил: «Каббала?», а тот у того: «Вуду?». Потом, значит, после взрыва, этот увалень улетел аж на магазин и, кажись, крышу там разворотил. Пацан, который Вуду, сел в тачку и укатил, а старик-Каббала пошел своего помощника вытаскивать. И последнее, что он сказал, — мол, этот Бокор отправится теперь в Африку. А мы сейчас в Коцюбы поедем. Коцюбы это, Тимош, знаешь...

— Знаю, — перебил Тимерлен, хмурясь. — Там же новый сервер собираются запускать! Чтоб я лопнул, если они не хотят этот седьмой протокол...

— Это не мои проблемы, хозяин, — перебил Зорба. — Мне до твоих протоколов дела нету. Мне главное, чтоб на меня самого протокол не составили. Тут же менты. Говори, чего теперь?

Григорий, когда-то — квалифицированный инженер-электронщик, а ныне — рецидивист с десятилетним стажем отсидки, был из местных, не-стихийных, и жил сейчас на полном содержании Тимерлена, в свое время спасшего его от «вышки». Довольствуясь не слишком частыми, но, как правило, опасными заданиями, он плевать хотел как на их таинственность, так и на некоторую экзотичность хозяина. Не обладая вообще никаким воображением, Зорба был лучшим порученцем-исполнителем, которого в экспериментальном мире мог бы заполучить внедренец: сильный, хитрый, с большим опытом всевозможных разборок, взломов, краж и даже мокрых дел, начисто лишенный моральных принципов и фантазии. Хорошая хаза, бабки, бабы, выпивка и, иногда, наркотики — все, что интересовало его в этом мире. Главное, на памяти Тима, он вообще никогда ничему не удивлялся.

— Езжай за тем, который Вуду, — решил Стигмат. — Проследи, как это он в Африку собирается...

— Тогда до связи, а то я его не догоню, — заторопился Зорба.

— Погоди! Ты ему не попадайся. Но если он слежку учует — а он может — и если вам столкнуться придется, то стрелять надо в глаза. В глаза, понял? И, слушай... он опасен очень. Ты, конечно, личность для всяких штучек непрошибаемая, но все равно... Если он там с тобой начнет разговоры разговаривать или всякое такое вытворять — не жди. Мочи его сразу. В глаза.

— Ладно, — сказал Зорба и отключился.

Звук тамтамов становился громче. За деревьями мелькнул красный огонек, и Стигмат, остановившись, осторожно выглянул из-за толстого узловатого ствола.

Лес кольцом окружал деревню дагомейцев. Возле невысокой изгороди стояло несколько горбатых коров — зебу. Тим перепрыгнул через изгородь, пригнулся и перебежал к стене хижины.

Приземистое круглое строение накрывал колпак пальмовых листьев. В центре деревни, состоящей из полутора десятков домиков, была небольшая площадь. Все казалось миниатюрным, игрушечным и безобидным, все, кроме чернокожих в красных одеждах, которые танцевали вокруг костра.

Красное.

И жертвенная свинья — ее обезглавленное тело лежало рядом с костром...

Ничего себе, ночь нежна! — подумал он. Ведь свинья, а не петух! Это был ритуал Петро, более жестокий и кровавый в сравнении с традиционным Радой, который взывал к положительным сторонам духов. Значит, понял теперь Тим, это не дагомейцы, а йорубы. Хотя он мог и спутать — многочисленные мафиозные семьи экс-африканских духов, каждая со своими донами и боевиками-исполнителями, делающие «крышу» различным областям от Гаити до Бразилии, взимающие с территорий дань в виде поклонения и жертв, были слишком многочисленны и пребывали в слишком сложных родственных взаимосвязях, чтобы кто-то, не посвятивший изучению Вуду множество лет, мог со знанием дела рассуждать о них.

Пятеро йоруба, сидя на корточках, стучали в небольшие барабаны-нгамби. Ближе к костру стоял сан-нгамби, большой барабан. Все сделаны из пустотелых обрубков стволов, затянутых кожей и обмотанных веревками.

Бокор — невысокого роста сморщенный старикан, измазанный красным, с жезлом силы в одной руке и ножом с черным лезвием в другой — извивался возле костра. Одет он был в потрепанный армейский френч, из-за пояса торчали рукояти погремушки и ножа с белым лезвием, длинная игла, толстый конец которой обматывали узкие кожаные полоски с разноцветными перьями. На шее висели бусы, с макушки обритой головы свисал пучок волос. В него тоже были воткнуты перья.

Танцоры кренились в разные стороны, дергались в припадке; они словно тонули, захлебывались в рокоте барабанов, который волнами захлестывал игрушечную деревню. Рокот расходился вокруг, пронизывал дождевой лес: ветви содрогались, листья падали на землю.

Возле костра лежала наполненная стеблями травы миска, стояли белые и черные пузатые бутылочки-гови, кувшин-канари и козлиный череп с длинными, обвитыми лентой рогами. На двух толстых сучьях над костром висел котел, рядом возвышался вкопанный в землю, разукрашенный столб.

Бли, праздник урожая, уже прошел, до Амарилло Ходжа, праздника падающих листьев, было еще далеко... Все это затеяли по какой-то иной причине, и вскоре Стигмат понял, по какой. Он как раз заметил небольшой пенек возле дверей хижины, когда в поле зрения появилось трое здоровенных йоруба, ведущих под руки четвертого, еще более крупного. На конвоирах были только закатанные до колен штаны, а пленник и вовсе голый. Он сильно хромал; в свете костра Тим различил кровь под его носом, на подбородке, шее, плечах.

Процессия миновала танцоров и приблизилась к бокору. Тот, вскинув голову, нечленораздельно закричал — Тим разобрал что-то вроде «аконко-акнонко», а еще расслышал несколько раз повторившееся слово «ачу» — и выбросил перед собой правую руку. Трое отскочили в стороны, четвертый остался стоять неподвижно.

Они ж его зомбируют, понял Стигмат и стал похлопывать себя по зудящему лбу, усиленно соображая. Что говорил Следящий? Операция по вычислению имен архетипа, то есть его кода, проведенная на разрозненных хостах, чтоб трудно было выйти на организатора... Потом вычисленные имена сбросили на один винчестер... Так вон оно что!

Барабаны звучали все громче, их ритм, казалось, вошел в резонанс с ритмами мозга. Тимерлен давно заметил, что большинству суеверий и обрядов можно подобрать вполне удовлетворительные научные или наукообразные термины. Это была биолокация, нейропрограммирование — ритм действовал гипнотически. Плохо соображая, что делает, Тим шагнул вперед...