Авария повредила несколько толстых силовых кабелей, на всем многокилометровом протяжении ветки разом погас свет. Каждая колесная пара, проезжая по стыку соединенных медным проводом рельс, замыкала контакт и заставляла бежать огонек по общей схеме метрополитена в центральной диспетчерской. Теперь один из огоньков — уже редких в этот час суток — сначала остановился, а затем и вовсе погас.

Тот вагон, в котором ехал Опанас, начал переворачиваться набок, но туннель был слишком узок. Единственный пассажир здорово стукнулся головой. Зазвенело разбитое стекло, и перед глазами Опанаса на некоторое время стало темно.

Он пришел в себя уже снаружи — кое-как встал, привалился к стене. Рядом висел переломленный силовой кабель с расплющенной изоляцией, и Опанас, сам не понимая, что делает, ухватился за него.

Заработавшие было лампы аварийного освещения вспыхнули и погасли. В темноте раздался треск и короткий вопль. Из кабеля выстрелил фонтан искр, озарив вагон, который стоял наискось, упираясь углом в тюбинги и задрав половину колес в воздух — в этом, казалось, присутствовало какое-то необъяснимое механическое бесстыдство.

Опанас упал на банкетку: высокая и узкая бетонная ступень тянулась вдоль всей длинны туннеля, прямо под трубами водопровода, с которых капала вода. Рядом в стене темнело забранное металлической решеткой прямоугольное отверстие, ведущее к выработке, вспомогательному помещению между двумя туннелями, где стояли насосы дренажной системы.

Придерживаясь за трубы водопровода, он встал, огляделся и пошел по банкетке в обратном направлении. Перешагнул через лужу черного масла, в чьей затянутой пленкой поверхности тускло отражался потолок и стена. По пленке прошла мелкая рябь, словно пол дрогнул — хотя никакой дрожи Опанас не ощутил. Что-то едва заметно изменилось вокруг, ровный поток дующего в туннеле ветра принес запах дождя, мокрой листвы, стоячей воды... запах другого континента. Над Опанасом развернулась вуаль, сквозь которую, как сквозь окно, в туннель проник новый звук. Он тут же смолк, исчез вместе с изменившимся светом и мимолетными запахами...

Ядовитая африканская ночь дрожала в такт рокота тамтамов.

Вуаль, сотканная из миазмов дождевого леса, из хохота гиены, тигриного рычания, шелеста наползающих на побережье Гвинейского залива волн, из звука барабанов, звона ритуальной погремушки и бормотания шамана, мгновение висела в воздухе, а затем свернулась и пропитанным дождевой влагой комком поднялась куда-то под потолок. Там она стала почти незаметной, но полностью не исчезла. Невидимая субстанция казалась одушевленной: Опанас смутно ощущал, как что-то живое наблюдает за ним. И оно было еще не готово к тому, для чего появилось здесь, оно пока лишь пыталось оформиться.

Опанас шел дальше, чуть повернув голову и скосив глаза. Вуаль, опустившись ниже, летела над его плечом.

Некоторое время он двигался молча — конец туннеля приближался. Потом, вздрогнув, остановился, внимательно поглядел на вуаль и увидел картину...

Тихо нес свои воды Нигер, магическое древо сейба возвышалось среди более низкорослых деревьев, мелкие брызги от водопадов висели теплой пеленой, и посреди этой пелены в сердце дождевого леса притаилась деревня йорубу. Там шаман, ставший теперь братом, танцевал вокруг «дороги духов» , потрясая погремушкой асо — он заканчивал ритуал-призыв. Кто-то нарисовал эту картину темной акварелью на залитом дождем стекле, но за стеклом был тот же лес и та же деревня, контуры, выведенные краской, совпадали со смазанными контурами того, что открывалось позади стекла, такое наложение создавало эффект необычный и пугающий, и звуковым фоном ко всему этому являлся равномерный рокот тамтамов — sound impact, coupe l`aire, воздушный удар, один из этапов ритуала...

Теперь одушевленная вуаль достигла необходимого ей состояния, оформилась и словно бы уплотнилась.

А Опанас стал Бокором.

Он побрел к выходу из туннеля — туда, где было отверстие в холме, метромост, ночь и река.

Выражение его лица изменилось, нижняя губа отвисла. Плечи опустились, руки расслабленно повисли вдоль тела. Пока он шел, шаркая и цепляясь ногами за шпалы, и без того сутулая спина сгорбилась еще больше.

— Ibarokou mollumba eshu ibaco... Moyumba ibaco moymba... — глухо пробормотал он.

«Ну наконец-то, — опускаясь ниже, откликнулся Эшу Рей, Закрывающий Пути, он же — Легба Кафу, Лунное Божество, он же — Шутник, Владыка Перекрестков, он же — Барон Суббота. — Поспеши. Твой брат подготавливает ритуал.»

— Мой брат — хороший шаман, — согласился тот, кто шел по туннелю. — Мы возьмем какую-нибудь машину.

Выйдя наружу, Бокор прямо с рельс вспрыгнул на ограждающие мост перила и исподлобья огляделся.

Легба парил над ним, тихо посмеиваясь — шутник, триксет, ему и положено было смеяться. Это он обманул когда-то Триждывеличайшего, создателя мира.

‘Вперед, мой конь’ — произнес Легба, и Бокор прыгнул вниз.

Спустя полчаса на угнанной иномарке он въехал в подземный гараж жилой башни. Охранник, выскочивший из будки, получил удар кулаком в челюсть, свалился под шлагбаумом и больше не подавал признаков жизни. Опанас снял с его пояса две пары наручников, спрятал тело за будкой, поставил машину так, чтобы можно было быстро покинуть гараж, и поднялся к лифту. Барон Суббота парил над его плечом.

Бокор нажал на кнопку, кабина поехала — и тут сверху донеслись голоса. Женский прокричал: ‘Я соврала! Я хотела к тебе...’, а мужской: ‘Надо милицию вызвать!’. Потом раздался топот ног.

Привалившись к столу, Андрей выпрямился. Разжал пальцы — разводной ключ упал на пол. У электрика, лежащего возле системного блока, волосы на правом виске слиплись от крови.

Хозяин осторожно коснулся ногой его плеча, подтолкнул.

— Э... — начал он и умолк. В голове было тихо и пусто, будто только-только проснулся ранним утром и еще не соображаешь, кто ты и где находишься...

— Он... Кажется, я его убил.

Ксюха, всхлипывая, на животе сползла с дивана, постояла несколько секунд на коленях спиной к Андрею, вскочила и, шлепая по полу босыми пятками, выскочила из комнаты.

— Ксюш, подожди!

Перешагнув через тело, Андрей поспешил за ней.

Когда он пересек коридор, Ксюха уже обула туфли и пыталась отомкнуть входную дверь.

— Стой, ты куда?

— Я... я... — она наконец справилась с замком. Андрей положил руку ей на плечо, но Ксюха вывалилась в парадное.

— Да погоди ты! Куда же ты пойдешь? — прокричал он, стоя на пороге.

— К Ленке! — донесся сквозь стук каблуков ее голос.

— Ты же говорила, сейчас никого в городе нет!

— Я соврала! Я хотела к тебе... а тут...

— Надо милицию вызвать! — запоздало крикнул Андрей.

Света не было во всей квартире, комп молчал. Хозяин метнулся в спальню, оттуда в коридор, потом в зал — и остановился, открывая и закрывая рот. Экран телевизора показывал окруженный домами двор с автостоянкой и сквером, все это полускрытое пеленой дождя. Камера не двигалась, двор снимали с одного ракурса, наискось сверху... Несколько секунд Андрей пялился в экран, потом перевел взгляд на окно. И опять посмотрел на экран. И опять на окно. Если он сейчас подойдет и выглянет наружу, то увидит...

Он мотнул головой, пятясь от телевизора, пересек коридор и вновь очутился в спальне.

Раньше ее немного освещал монитор, теперь же стало совсем темно. Из системного блока не доносилось ни звука — умер окончательно. Рядом лежал электрик, тоже мертвый. Надо вызвать милицию! — сообразил Андрей. Обязательно, прямо сейчас, все им объяснить, в конце концов, у него же есть свидетельница, пусть она и сбежала к какой-то Ленке — не беда, менты отыщут и Ленку... — он сделал шаг к двери, застонал и повернул обратно, вспомнив, что телефон не работает. А мобилка? Где его мобилка? Что за манера, вечно он оставляет вещи в разных местах, а потом не может найти, эта постоянная бытовая рассеянность, ни открывалки, ни ручки, ни половника, ничего не найти сразу, когда оно нужно... где мобилка?! Андрей метнулся к столу и стал один за другим выдвигать ящики. Тихий голос что-то говорил, но он звучал уже давно и стал привычным фоном, на который Андрей не обращал внимания.