Минуя конюшню, я приметил знакомую телегу, пустую, как мой наградной лист. Ожидаемо. Серебро на свежем воздухе оставлять нельзя, тут же по чужим карманам разбежится. В казну оттащили, особняк лорда, подвал, или еще куда. А туда уже не пролежешь, ибо сколько Пегги не бей, а слитком она не прикинется.
Хотя, бабу молотом, будет баба золотом… Но молота тоже нет. И пес с ним, рыцарь важнее.
Дощатые ступеньки, грубая дверь с окошком, стук, ожидание, ответ и вот мы теснимся в узком коридоре, разглядывая пятый подбородок испуганного ключаря.
— К-к-как⁈ — только и вздыхал он, глядя то на «Коллина», то на хмурую рожу седого.
— А вот мы с парей и зашли полюбопытствовать, как при таком разгильдяйстве тебе еще ноздри не порвали.
— Та я чего, я ничего! Все по уму сообразил, в крайнюю определил!
— Вот мы тебя уму-разуму и обучим. Пошто замер, отворяй, не то догола раздену да самого в каземат брошу!
Ключарь быстро подхватил со стола стальную двузубую вилку и засеменил по узкому коридору, освещая путь вонючей жировой лампадой. Изнутри барак еще больше напоминал продуктовый склад. Даже шкуры на стенах остались — стопудово бывший ледник, наспех оборудованный под темницу. Значит, звукоизоляция тут будь здоров, как не ори, а снаружи не услышат…
Следуя по коридору, я насчитал несколько крепких дверей с наспех проделанными кормушками. Ничего не разглядеть, но судя по вони немытых тел, народу там битком.
Наконец, ключарь остановился у последней двери и, вдев вилку в паз, сдвинул железный штырь, служащий засовом. Дверь отворилась, свет коптильни осветил комнатушку с соломенной циновкой и пропахшим мочой ведром.
Седой уже хватил «Коллина» за рукав, дабы затолкать в каморку, но замер как вкопанный, заметив настоящего рыцаря. Красуясь парой синяков на лице, блондин продрал заспанные глаза и прищурился:
— Самнасрал?
— Господи, и ты туда же…
— Паря? Это чавой это их двое?
— А, ну так… Как бы… Типа… — я тянул резину, давая Пегги шанс среагировать, но девица явно переборщила с тормозухой. — А похер, все равно не услышат…
Поминая последние разы, когда я пытался тюкнуть кого-то по затылку, я решил не выпендриваться и со всех сил приложил коленом в пах ключаря. Под воображаемый перезвон бубенцов, он мешком повалился на пол, сжимая сокровенное.
— Ахтыж…
Седой оказался куда расторопнее. Не пытаясь взяться за меч, который в такой тесноте был почти бесполезен, он сорвал с пояса мелкий нож и бросился со спины. Не желая получить пару ножевых, я отскочил, но запнулся о тушу ключаря, заваливаясь на соломенный пол каморки. Не успела Пегги сняться с ручника, как огребла рукояткой в висок.
— Продал, да⁈ — плевался гвардеец, нависая надо мной. — Лордика, мужиков, меня продал⁈ На золотишко этого «подсирка» польстился⁈ Сговорился, сученышь…
Кровь с раны заливала глаза, я видел только неумолимо подступающий нож, метящий в мою глотку. Пытаясь отпихнуть седого, я нащупал нечто на его поясе и инстинктивно рванул на себя. Ругань сменилась криком. Седой отстранился, недоверчиво смотря на короткий меч, застрявший меж его ребер.
— Сученышь, ух сученышь…— он сквозь зубы шипел, врезаясь спиной в стену и роняя нож.
— Твою-то мать… — только и выдохнул я, утирая кровь с лица и глядя, как мужик оседает по стене. — Нет! Нет-нет-нет, нет, мать твою! Черт, да как же так, ну как⁈ Сука, да за чтож мне все это…
Под изумленными взглядами Пегги и рыцаря, я крутился вокруг седого, не зная как подступиться. Меч вытащить? А если он кровью истечет? Тогда… Да, точно, на бок его положить!
— Как больно… — едва слышно скулил он, протягивая ко мне слабеющие пальцы, пытаясь то ли схватить, то ли ударить. — Да добей уже, сученок, не мучь почем зря…
Столько раз внушал солдатам идею, что наши противники «не совсем люди». Высмеивал чужую культуру, религию, даже внешность. Показывал фотографии погибших сослуживцев, рассказывал про пытки в плену, про наркотики, которые употребляли партизаны, про их дикие обычаи. Делал все, чтобы избавить бойцов сомнений. Чтобы рука не дрогнула, чтобы башкой от чувства вины не поехали, чтобы лишние мысли не закрадывались.
Им я врал легко и успешно. Но как соврать самому себе? Где найти собственного замполита, который даст сигаретку, похлопает по плечу и скажет «про гранату ты правильно решил, ктож знать мог, что в подвале беженцы?».
Как тошно-то… Нет, не могу я седого бросить. Нельзя, он не заслужил. Никакой он, блин, не враг, а просто мужик, которому не посчастливилось оказаться не там и не с теми. Поступить на службу не к тому. Хотя, блин, они все «не те»…
Тряхнув головой, я отскочил от гвардейца и осмотрелся. Пегги вязала стонущего ключаря, а Коллин так и сидел на подстилке.
— Че расселся, за кем мы приперлись⁈ Вставай! — я швырнул Коллину плащ, снятый с седого. — Надевай, живо!
— Не знаю какое коварство ты затеял на сей раз, но второй раз я не обманусь. Хотя… — он поглядел на умирающего седого. — А, понял. Ты меня под казнь подвести удумал, будто это я их всех…
До чего же тупой ублюдок…
Подскочив, я пнул рыцаря по больной ноге, приводя в чувства.
— Встать, смирно!!!
— Как смеешь так…
— Отставить!!! Из-за тебя, сучонка, уже двух положили!!! Еще одно неподчинение, я тебя заживо сгною! Дебил малолетний, мы тебя спасать пришли, здесь тебя казнят, понял⁈ Собирайся живо! Переодевайся, плащ надень! А ты, дылда, херли тупишь⁈ С ключаря шмотки снимай и сама надевай! Быстрее, затупки, быстрее! Флегма обдристанная, никак пирожки не высрут…
В отличие от остальных офицеров, свой командирский голос мне приходилось тренировать перед зеркалом, а не плацу. Однако эффект был тот же — притихли даже соседние камеры, уже начинавшие голосить на тему «чего у вас там за кипиш?».
Коллин побледнел, ругнулся, но таки поднял серый плащ и повязал вокруг шеи.
Пройдя мимо Пегги, все еще возившейся с ключарем, я бросил:
— Разденешь, в камеру затащи! Или спрячь где, не знаю… Вообще насрать, главное, чтоб в коридоре не валялся! А сами снаружи встаньте, у двери! И чтоб без меня даже не пернули! Никого и пальцем не тронули, а кто подойдет, немыми притворяйтесь!
— Чего? Ты куда?
— За аптекарем. Да не за Сериной, а… Короче, в темпе, в темпе! Сейчас сюда толпа прибежит, вообще времени не будет.
Покинув бывший ледник и взбежав по ступеням, я кинулся к воротам, у которых уже зевала похмельная физиономия в белой робе:
— Спозаранку дергают… Эка страсть, лицо кому-то посекло! А до утра никак не обождать?
— Та мы-то чего? Сержант распорядился. Больно уж сердобольный. Но харю там знатно разорвало, как вертаются, сам уви…
Заметив меня, караул затих.
— Рыцарь сбежал, сержант при смерти!
— Опять⁈
— Опять! Че замерли⁈ За мной, недоумки, пока он там все стены кровью не раскрасил!
Гвардейцы неуверенно переглянулись:
— Так пост же…
— Какой пост, мы атеисты! Команда была бегом! Да быстрее, у него меч с пуза торчит!!!
Дважды повторять не пришлось, аптекарь и пара бойцов кинулись за мной к бараку.
Заметив плащи, Коллин с Пегги напряглись, но увидав меня, остались на месте. Подскочив к распахнутой двери, я встал у проема, размахивая рукой, будто сигнальщик на аэродроме:
— Скорее-скорее, крайняя комната! Да живее, помрет ведь!
Когда последний скрылся в глубине узкого коридора, с конца которого едва светила жировая коптилка, я прикрыл дверь и, рванув доску с земляной ступени, дабы упереть ее в ручку, но передумал. Много времени это не выиграет, к тому же, сразу нас раскроет. Пусть лучше сомневаются, не понимая, куда я подевался. Так больше времени пройдет, прежде чем до гвардейцев дойдет, кто я и чего здесь делал.
— Теперь уходим. Ртов не открывать, лица прятать, идти быстро, ясно⁈
— Без своего меча не уйду, а он…
Совсем охренел…
Подскочив, я влепил рыцарю пощечину:
— Доступно⁈ Добавить⁈
— Н-нет…
