— Избить простушку? Таков твой план, ты всерьез? Сукин ты сын, я в деле! Знаешь, как меня завлечь…
* * *
Остаток дня прошел впопыхах и играх в прятки. Мое лицо было слишком приметным, а потому приходилось скрываться едва ли не в сортирах, пока девицы метались по поручениям. Краску купить, улицы осмотреть, возле гарнизона потереться. Пегги восприняла план вынуть рыцаря с кичи с присущей ей стойкостью, но Серина не упускала возможности напомнить о моем скудоумии, пеняя на невозможность задачи.
С закатом солнца в городе наступал комендантский час или, как здесь его называли, «ночной запрет». Довольно распространенная фигня, во многих городах что-то схожее. Чтобы ворье с жульем не промышляло.
В любом ином случае это стало бы большой проблемой, но сегодня ночью это ну очень в кассу.
— Эй! Доходяга! — свет фонаря выцепил меня из темноты плохо освещенной улицы. — Чего шляешься, для кого глашатай глотку надрывал⁈ Ночью носу за дверь не показывать!
Вместо ответа я испуганно дернулся, словно меня застали врасплох, и позволил фонарю как следует осветить рану на своем лице.
— Вот это харя… Не, ну ты видел, видел⁈
Пока первый патрульный тыкал в мою сторону, на лице второго мелькнуло узнавание — угадал я, стюард и впрямь выдал на меня «ориентировку», приказав задержать «образину» с длинным шрамом на лице. Про женщин наверняка тоже приказал, но это уже не важно.
— А ну, поди сюды, мил-человек. Чавой в темноте промышляешь? Поди-поди, не боись, не тронем!
Мотая головой и изображая праведный ужас, я бочком-бочком протискивался за угол пропахшего рыбой полуразваленного сарая. Чуя свое превосходство, гвардейцы устремились за мной.
— Куда, доходяга⁈ Кому велено, на месте замер! Еще шаг, я тебе харю, так разворочу, что…
Едва мужчина зашел за угол, как оказался сбит с ног и прижат к земле высокой фигурой в стеганной куртке. Пегги не оставила несчастному и шанса, приложив всей массой и впечатывая его голову в щебень. Не успел он даже пикнуть, а она уже взяла его шею в замок, в зародыше убивая не начатый вопль.
Хрена она умеет… Гребанный десантник!
К спине второго стражника пристроилась Серина, но она действовала так нерешительно, что упустила момент — мужик развернулся, испуганно ойкнул, но, сообразив, что серая челка ему и до плеча не достает, хватился за железную дубинку на поясе:
— Совсем ополоумели⁈ Да вы хоть знаете, что с вами сделают⁈
Не знаю, но догадываюсь. У того же Клебера за нападение на стражника сажают в бочку с гвоздями и спускают со склона холма. Вроде и не казнь, а суть та же. Только еще хуже…
Аптекарь застыла в нерешительности, ее коленки заметно подрагивали, она в ужасе смотрела, как мужчина заносит дубину.
Ну конечно, как иначе… Сложно ожидать от простой девчонки того, чего не умеешь сам.
Плюнув на все и не найдя ничего лучше, я взял гвардейца на таран. Мужчина только покачнулся, даже и не думая падать. К счастью, этого все равно хватило, чтобы дубинка звякнула о щебень, а не вмазала по серой челке.
— Мелкий высерок… — он с размаху вдарил локтем по моему затылку, но я не отцепился, продолжая упираться лбом в его пузо, а руками хвататься в штанины, пытаясь его повалить.
Простенький борцовский прием, выученный еще в детстве. Когда ты самый хилый в группе, только такое и помогает.
Наконец, щебень посыпался, мужчина утратил равновесие и с криком завалился на спину.
Отлично, только воплей и не хватало, и так все через жопу!
Заползая на мужика сверху и всеми силами затыкая его рот, я уже почти смирился с провалом, когда над самым ухом что-то просвистело и раздался тихий треск. Лицо гвардейца превратилось в кровавую кашу.
— Ты че сделала⁈ Яж сказал, не убивать!
Серина испуганно выронила дубинку, блея несуразицу:
— Я… Он… Ты… Я хотела…
— Твою мать, твою-то… Чтож такое, ну что так не прет…
Ощущая, как по груди разливается холод, а к горлу подступает тошнота, я поднялся с тела. Я вдоволь насмотрелся на покойников и даже видел, как их делают, но сам никогда не убивал. В штабе сидел. Дальше расположения редко забирался.
Глядя на проломленное лицо, я вдруг вспомнил командира разведвзвода. Опытного и наглухо отбитого мужика, у которого была не одна военная кампания за плечами. Я всегда думал, что он дурак, ибо несмотря на награды, за столько лет выше старлея не дослужился — с командирами вечно собачился, вплоть до мордобоя. Его терпели только из-за опыта и способности залезть и выбраться из самой глубокой жопы.
Ему бы уже сто раз героя дали да батальон назначили, если бы поменьше бухтел. А он гнул и гнул, неподчинение, ругань, саботирование приказов…
Сейчас, смотря на то, как между ног у еще недавно живого мужчины расползается мокрое пятно, как с пробитого лица сочится кровь, я начинаю понимать того старлея. Награды, звания, деньги — все это меркнет в момент, когда стоишь над собственноручно убитым человеком. Которого ты даже, блин, не знал, а убил просто потому, что «так надо».
И ведь, я даже не знаю, какой был человек. Может мразь, как рябой арбалетчик, а может любящий отец сразу дюжины детишек.
Черт, нахрена я в это впутался…
— Проснись, недоносок! — пощечина вмазала по лицу, заставляя вздрогнуть. — Говори скорее, теперь что делать⁈
Серина скрывала страх за наглостью и злобой.
Так, ладно, сделанного не воротишь. Отставить шоковое состояние, надо работать.
Я огляделся. Пегги стояла рядом, пока ее связанная жертва, с воткнутой в рот тряпкой, отлеживалась у стены сарая.
— Так, ты — снимай форму с живого. Ну плащ этот и сюрко с гербом. А ты давай за скальпель да поживее, пока не передумал.
Прячась за бревенчатой стеной от остальной улицы, Серина принялась безжалостно орудовать над моим лицом.
— Не скули, почти закончила…
Как бы я не старался стойко переносить боль, нихрена не выходило. Каждый вспоротый шов заставлял прикусывать язык, дабы не орать.
— Слышала о такой болезни, когда страдания доставляют эротическое удовольствие. Ну-ка… — Серина вдруг хватила меня за промежность и, пощупав, отпустила. — Нет, не тот случай. Но все одно, безумец.
— Ты че творишь⁈
— Это не я, это призраки. Не дергайся, один остался…
Скальпель взрезал кожу, я до крови прикусил язык, а Серина наконец отстранилась:
— Фу-у-ух. Ну… Если в темноте… Да, вполне схоже за свежий порез от клинка. Крови бы побольше, правда…
— Нет уж, обойдемся так.
Голова кружилась, ноги подкашивались, а от осознания, что это только начало, хотелось реветь как маленькая девочка. Но поздно. К тому же, я хотя бы жив, в отличие от этого гвардейца…
Взяв протянутые Пегги вещи, я начал кое-как переодеваться.
План прост как палка. Купленный на монеты шафран позволил перекрасить волосы спортсменки в светлый, а хирургические ножницы Серины укоротить прическу. Высокий рост, мускулистое телосложение, синяки, маскирующие женские черты лица…
Пегги и без того часто путали с парнишкой, а уж с «маскировкой» в виде синяков и ушибов, которыми ее наградил вчера рыцарь и которых щедро добавила Серина, она почти вылитый Коллин. Если особо не всматриваться, конечно.
Скрытно проникнуть в гарнизон нереально, мы всего лишь тройка идиотов, а не отряд спецназа. Но если один раненный гвардеец вдруг приведет «сбежавшего» рыцаря…
Очень сомневаюсь, что постовые все бросят и побегут сперва проверять камеру Коллина, чтобы проверить, точно ли он сбежал.
Пока я наматывал на руки Пегги кусок плаща, дабы они выглядели как связанные, она самоуверенно улыбалась, очевидно ощущая прилив адреналина.
Серина не разделяла энтузиазма:
— Я говорила, что твой замысел абсолютно безумен?
— Раз десять. Привыкай, я полон безумных замыслов.
Болит, сволочь, как же все болит…
— О, как это по мужски, прятать просчеты за самоуверенностью… Я жду вас ровно до зарницы! Не объявитесь, ищите себе другую дуру!