Но Коготок жаждал праздника и предпринял вылазку на корпоратив. Вскоре он вернулся с блюдом в передних лапках:

– Приехала семья Ильки с залива. Там все танцуют, Фиша танцует с Рыкуном! А её муж – с женой Рыкуна. Сказали, что я ещё не дорос до корпоративов. Особенно после того, что Му-урлик на Новый год натворил. Но нам дали печеньки!

Ребята перекусили, радуясь за руководительницу отдела астрономов. Успешная в науке и карьере, Фиша вырастила двух прекрасных сыновей. А теперь ещё и открытие формы галактики. В лучах илькиного успеха грелись все, и, казалось, Оранжевая никогда не зайдёт над корпусами Научного института.

Энди Лиэбре не раз пытался добиться от Рыкуна и Белки чётких параметров. Каковы цели экспедиции? Задачи полёта? Исходя из этого, какие нужны ресурсы и как их распределить?

– Перед тем, как начать хоть что-то делать, нужно определить цель, – говорил он за общим обедом в большой столовой. – Нет действий без цели.

– А я вот, например, по деревьям лазаю без цели. Тоже мне, – возразил Коготок Мартес-Мартес, отправляя в рот ложку с рисовой кашей.

– Нет, ты так тренируешься, чтобы после космических полётов мышцы нарастить. Или развлекаешься.

Белка сдержанно кивнула и попросила Энди продолжить мысль. Проектной группой, конечно, руководил Рыкун, но росомахе в голову не залезешь. Так что Белка присматривала за изобретателями.

– С какой целью мы проектируем космический корабль? Вот важнейший вопрос. И какие научные исследования будет проводить экспедиция? И в какой последовательности что проектировать?

– А вот на последний вопрос ответить просто, – сказал главный конструктор. – Чтобы успеть создать корабль и слетать в экспедицию за жизнь поколения, надо всё делать одновременно. И двигатель, и общую конструкцию корабля.

Энди пожал плечами и подумал: «Спасибо, что прояснили хоть это».

Коготок вызвался показать Энди отделы Научного института, с которыми изобретателям предстояло работать.

Отделом математиков заправляла Геля Фелина, маленькая пёстрая трёхцветная кошка с лёгким косоглазием. Ребята вошли в большую аудиторию с рядами парт, на которых громоздились арифмометры. На заднем ряду сидели бобры, на среднем – пяток кошек, а на первом – многочисленные соболи и пара прилетевших с Четвёртой горностаев. Гигантские деревянные счёты украшали стену за спинами бобров.

– Мы тут знаки пи после запятой вычисляем, а вы нас какими-то бытовыми штуками отвлекать собрались, – пожаловались бобры инженерам. – Прагматичность ваша дурацкая!

– Чего это она ду… – возмутился было Энди, но Коготок резко пихнул его в бок.

– Не ныть! – строго сказала кошка. – Встали. Сделали глубокий вдох: «вы-ы-ысшая», выдох: «а-а-арифме-е-етика»…

Все животные-математики встали, дружно вздохнули и потянулись.

– А теперь медленно, цепочкой отправляемся в столовую на обед.

Сотрудники строем вышли. Кошка приложила лапку к груди и со всей сердечностью сказала Коготку и Энди:

– Математика так успокаивает!

– Да вы и так спокойная, – фыркнул Мартес-Мартес.

Энди хотел поинтересоваться у кошки, какую систему счисления предпочитают математики института: классическую восемнадцатеричную, созданную древними Фелинами по числу пальцев на кошачьих лапах, или современную десятичную. Но Коготок потащил нового коллегу дальше.

Парни остановились у двери в одну из лабораторий химиков, и Коготок постучал. В ответ за дверью раздался взрыв и потянуло странным запахом.

– Так, ну туда потом сходим.

Служба перечерчения размножала и дорабатывала чертежи. Светлый зал был заставлен горизонтально установленными кульманами, по которым лазали лесные и каменные куницы, соболи и белки. Их тонкие коготки вычерчивали тушью идеальные линии. Каменные куницы сверкали белыми шейками и рукавами, мех соболей переливался коричневым и синим. Некоторые сотрудники переводили чертежи через стекло, установив под ним яркую лампу. Огромная клепсидра – скорее игрушка, чем хронометр – по капле отсчитывала время.

Многие чертёжники носили автокогти. Автокоготь надевался на палец, в него набирали чернила или тушь. С таким инструментом можно писать дольше, чем когда окунаешь собственный коготь. Автокогти изготавливались индивидуально под лапу.

– Да за мной не нужно перечерчивать, – заявил Энди.

– Это экономит время.

– Коготок, ты обещал показать опытный завод. Почему мы туда не идём?

– Там еноты.

– Ну, ожидаемо. У енотов пальцы длинные и цепкие, им легче работать лапами.

Коготок сдался, но перед воротами завода предостерёг:

– Умоляю, молчи! Не противоречь! Не произноси слово «конструктор»!

– Может, и не дышать ещё?

– По возможности.

Они вошли в один из цехов и через несколько минут вылетели оттуда с доносящимся в спину «Приволокли ещё одного конструктора!»

– Будто помоями облили, – недовольно сказал Энди.

– Нужно относиться с пониманием, у енотов стресс. Итатси[7] и Белка считают, что душевное состояние работников нужно беречь, – возразил Коготок.

Энди был согласен, что каждого сотрудника нужно уважать как личность, со всеми особенностями, но неприятно удивился, что сами еноты подобного принципа не придерживались. Начальник же завода – пожилой рыжий колонок Фэн Итатси, с которым ребята столкнулись по пути в цех – вёл себя вполне вежливо.

– Стресс из-за нового проекта?

– Нет. Стресс всегда.

Энди Лиэбре в очередной раз подошёл к Гуло-Гуло.

– Вы мне не даёте параметры. Получается, нарисуй то, не знаю что. Сколько вообще летит зверей?!

– Ты хочешь привнести порядок в хаос до того, как из хаоса оформится материал для работы. Нужна фаза неизвестности.

– Мы работаем не так.

– Ну, ты больше не в Исследовательском центре, юноша.

– Я только пытаюсь понять, что от меня требуется.

Заяц не уходил, поэтому Рыкун раздражённо добавил:

– Ты должен найти внутри себя тумблер и временно отключить внутреннего формалиста.

И прежде, чем Энди снова что-то ответил, Рыкун бросил карандаш в стену и вышел из кабинета.

– Не переживай, эта фаза хаоса у Рыкуна длится десятидневки две, а потом сам включает внутреннего формалиста, – сказал Му-урлик.

– И достанет ещё всех, – добавил Коготок.

– И что, будем бездельничать двадцать дней? Я не для того сюда прилетел. Можно подумать, у всех по три жизни в запасе.

– А может быть у тебя нет этого тумблера? – осторожно спросил Мартес-Мартес.

– Ты хочешь сказать, что я не творческий. Но ты не прав.

По выражению лица Энди Коготок понял, что тот что-то замыслил, поэтому воскликнул:

– Пойду жарить кукурузу! Завтра повеселимся, – и радостно убежал домой.

Му-урлик вздохнул. Коготок снова вёл себя легкомысленно. Зато ведь кукуруза у него хорошо получается: почти не остаётся невзорвавшихся зёрен. Вместе с Энди кот остался на работе до позднего вечера.

Рыкун хотел, чтобы ребята рисовали, а не чертили. Что ж, Энди достал автокоготь и принялся рисовать тушью.

«Нарисую сто вариантов, пускай разбирается».

Фелин в свою очередь обложился справочниками обо всех возможных двигателях и таблицами с компонентами топлива и свободно соединял их между собой, не ощущая ни малейшего дискомфорта, поскольку давно сработался с Рыкуном.

На следующее утро в кабинет проектной группы заглянула Фиша. Она уже была наслышана, что группа находится в фазе хаоса (по мнению Рыкуна) или в состоянии простоя (по мнению Энди).

– Психанул? – подошла Фиша к нише зайца, из которой тянулась верёвка с вывешенными на просушку рисунками. – О, тут даже звездолёт в форме кошечки! И лилии. Или это ирис…

Некоторые из идей Му-урлика и Энди Рыкун сразу отбраковал, другие рассмотрел внимательно. Кое-что ему понравилось, а кое-что явно нет, поскольку в один прекрасный день по кабинету проектной группы разнёсся росомаший вопль: