Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Между маврами и христианами существовала масса точек соприкосновения, проложивших путь изустному обмену идеями, – вплоть до династических браков. В 980 году король Наварры выдал свою дочь замуж за аль-Мансура, и она «впоследствии стала ревностной последовательницей ислама». Ричард I Львиное Сердце пытался выдать свою сестру за брата Саладина. К тому же Ричард I был автором проникновенной поэзии. Однако в Аквитании его обвиняли в том, что он похищал жен и дочерей подданных «силой и делал их наложницами», а потом передавал их своим людям. Так что у рыцарства была своя темная сторона. В каждую княжескую свиту входили мавританские музыканты, а целых два выходца из христианских королевских семей отпраздновали свадьбу во дворцах арабских принцев. В следующие столетия мавры и христиане часто оказывались в состоянии военных конфликтов, достигших кульминации в конце XV века, когда Фердинанд и Изабелла изгнали арабов из Испании. Тем не менее дочь Фердинанда и Изабеллы Екатерина Арагонская выросла среди садов, наполненных звуками журчащих фонтанов и чарующей мавританской поэзии, которую оставили после себя арабы, – садов Альгамбры.

Все эти теории вовсе не противоречат друг другу. Чтобы породить столь необычайное общественное явление, потребовалось стечение самых разных обстоятельств. Куртуазная любовь возникла из противоречий и парадоксов[26]. Как ни странно, именно эта гибкость наших представлений о куртуазной любви позволяет ей не терять актуальность по сей день.

Возвеличивание женщин в куртуазной литературе не привело к реальному улучшению их положения – юридического, экономического или физического. Мужчины, самодовольно внимавшие куртуазным историям, похоже, не чувствовали никакого побуждения перевести свои моральные принципы на язык неудобной действительности. За одним лишь исключением…

К чему привели эти истории – так это к осознанию своих возможностей: если не в представлениях рыцаря, то хотя бы в представлениях дамы.

* * *

По мере распространения куртуазной любви по свету в ее русло вливались разнообразные течения: одним из самых широких оставался пласт легенд о короле Артуре – не только о Камелоте, но и о Тристане и Изольде[27].

История короля Артура сама по себе была известна задолго до версии Кретьена де Труа, хоть он и добавил ей романтического звучания. Легенды о короле Артуре восходят к кельтскому военачальнику V или VI века, защищавшему Британию от саксонских завоевателей. Но валлийский священник Гальфрид Монмутский в своем труде «История британских королей» (Historia Regum Britanniae) придал им гораздо больше убедительности для эпохи Средневековья. Вероятнее всего написанный в 1130-е годы, труд Гальфрида сегодня по большей части читается как художественное произведение. Но в то время он воспринимался как первая авторитетная и исторически правдивая версия истории короля Артура.

Произведение Гальфрида Монмутского стало настоящим бестселлером. До наших дней оно дошло примерно в 200 средневековых рукописях, тогда как большинство текстов тех времен дошли только в двух-трех сохранившихся списках – даже «Кентерберийские рассказы», написанные столетия спустя, сохранились всего в 84. Гальфрид нечасто упоминает жену короля Артура Гвиневру, несмотря на то, что ее измены и бесплодие сыграли важную роль в падении его королевства. Однако в самых ранних текстах она все же появляется довольно часто: в основном в образе волшебницы, чудотворицы или персонажа, символизирующего ярость или могущество. Большой перечень имен жены короля Артура фигурирует в средневековых рукописях валлийских триад[28]: дочь Гурыта Гента Гвенвивар, дочь Утыра, сына Грейдьяула, Гвенвивар, дочь Огрвана Гавра Гуенхивар. Но лишь в романе Кретьена де Труа Гвиневра обретает тот самый образ романтической героини, к которому стремилась любая средневековая дама. И только Кретьен выводит на сцену возлюбленного Гвиневры – Ланселота, а также впервые описывает Камелот. С самых первых легенд Гвиневру вновь и вновь похищают – с ее согласия или без такового: то потусторонний правитель «летней страны» Мелвас, то племянник Артура Мордред. (В самых ранних легендах о Гвиневре ей приписывают адюльтер не с Ланселотом, а именно с Мордредом. В одной особенно жуткой истории Мордред окажется заперт в камере с разлагающимся трупом Гвиневры до тех пор, пока его не заставят им отобедать.) Если Гвиневра соглашается на свое похищение или соблазнение, ее осуждают как жену-изменницу, представляющую опасность для королевства. В романе Кретьена Гвиневру тоже похищают, но лишь затем, чтобы ее спас величайший рыцарь собственного мужа. И поскольку это была игра по новым правилам куртуазной любви, Гвиневра и Ланселот не считаются виновными в последующем прелюбодеянии, а напротив, превозносятся за особое любовное рвение.

Конечно, зачастую остается неясным, приводила ли страсть куртуазных влюбленных к реальному, физическому прелюбодеянию. Один из первых трубадуров, знатный Джауфре Рюдель, известен тем, что придумал концепцию любви на расстоянии (дословно: издалека, amor de lonh), но при этом ему принадлежат строки: «Я предпочту любить и трепетать за ту, / Что не откажется от своей награды». В этом вопросе куртуазная литература существенно отличается на разных территориях, от практических любовных руководств у французов до более поздних образцов духовных высот у итальянцев. Противоречия по этому вопросу могут встречаться даже в рамках одной и той же истории.

Вновь и вновь в легендах о короле Артуре дама, находящаяся в опасности, обращается к рыцарю за защитой и получает ее. При этом дамы одновременно фигурируют в легендах в качестве рыцарского трофея и предмета обмена. Явление куртуазной любви представляло и опасность, и возможность для женщин – точнее, для дам, поскольку женщинам из низших слоев общества в нем не уделялось практически никакого внимания.

Любопытно, что образ дамы, составляющей предмет одержимости для куртуазного сочинителя, временами бывает до странного неопределенным, будто свидетельствуя о том, что автора больше занимают свои проблемы и эмоциональное состояние. Еще один знатный трубадур, Раймбаут Оранский, сравнивает себя с Нарциссом, который влюбился в собственное отражение, будто почет, который он мог заслужить одним фактом любви, не был в конце концов важнее самой возлюбленной дамы…[29]

Однако история куртуазной любви никогда бы не обрела своего воплощения без покровительства одной знатной дамы и ее семьи.

Многое в тексте Кретьена остается туманным, но предельно ясно одно. В предисловии к «Ланселоту» он заявляет, что «сюжет и замысел сказанья»[30] ему подсказала его покровительница Мария, графиня Шампанская, дочь Алиеноры Аквитанской от первого мужа, Людовика VII Французского. В прологе к «Ланселоту» в образцовом куртуазном стиле Кретьен изображает самого себя послушным исполнителем приказаний Марии («владычицы Шампани») «как раб усердный госпожи»[31].

Родившаяся в 1145 году, Мария Французская еще в детстве осталась на попечении отца после расторжения брака родителей. Потребность Людовика заручиться союзом с могущественным графством Шампань привела к тому, что Марию обручили с графом Генрихом Щедрым, чья территория приобретала все большее значение в товарообмене тканями, красителями и предметами роскоши, такими как меха, специи, лекарства, монеты – и идеи. Сначала Марию отправили в аббатство шампанского городка Авене учиться, а в 1164 году она стала графиней Шампани.

Двор графской резиденции в Труа становился одним из важных литературных центров. Мария, как и ее муж, была покровительницей литературы, однако если граф предпочитал религиозные тексты на латыни, то Марию больше интересовали сочинения на местном языке. Именно при дворе графа Шампани работал Гас Брюле, один из первых и самых известных труверов, воспевших куртуазную любовь.

вернуться

26

Немало подобных отклонений было свойственно установкам церкви. Историк Дьярмейд Маккалок указывает, что церковь, провозгласившая верховенство безбрачия, сама создавала публичные дома и выдавала разрешения на их содержание, основываясь на заявлении Фомы Аквинского о том, что «даже самый великолепный дворец должен иметь канализационную систему, чтобы выжить». Маккалок также утверждает, что на совести якобы соблюдавших целибат монахов – огромное количество гомоэротической поэзии, наводнившей монастыри. «Церковь всегда считала гомосексуальность одним из величайших грехов. Теперь же духовенство открыто этим грехом упивалось». – Прим. авт.

вернуться

27

Притом история Тристана и Изольды изначально не была связана с легендами о Камелоте: впервые она была включена в Артуриану в «Романе о Тристане» (Le Roman de Tristan) XIII века за анонимным авторством. – Прим. ред.

вернуться

28

Средневековый цикл трехстиший, которые содержат информацию о валлийском фольклоре, мифологии, истории. Многие из этих текстов включают упоминания короля Артура и других персонажей, важных для истории римской Британии. – Прим. ред.

вернуться

29

Вот как пишет об этом британская исследовательница Рэй Тэннэхилл: «Если бы какой-нибудь озорной путешественник во времени из XIX века убрал в сторону даму и поставил вместо нее флаг или полк, то средневековый рыцарь, наверное, даже и не заметил бы подмены». – Прим. авт. (Цит. по: Тэннэхилл Р. Секс в истории. М.: Крон-Пресс, 1995. С. 249. – Прим. пер.)

вернуться

30

Цит. по: Де Труа К. Ланселот, или Рыцарь телеги. С. 6.

вернуться

31

Там же. С. 5.

7
{"b":"916348","o":1}