Глава Отдела Тайн с удивлением посмотрел на него.

— Но…

— Да, я знаю, что у тебя и у некоторых твоих коллег есть определённое, хоть и искажённое, осознание различий между вашими личностями, но тем не менее полностью отсутствует представление о фундаментальном характере этих отклонений. Но давай продолжим. Как только я оценил ситуацию, я сразу понял, что делать дальше. Как разумный человек, способный ставить перед собой определённые реальные задачи, как человек, окружённый индивидами, ошибками и противоречивостью характеров, которыми легко было воспользоваться, я мог со временем достичь любой возможной цели. Тогда я уже состоял в аппарате управления. Через три биологических года под хроноворотом я оброс верными сторонниками и знаниями, и сразу же моё влияние резко возросло. Как в знаменитом афоризме Архимеда, я обрёл точку опоры и мог теперь перевернуть мир. Я получил возможность издавать под любыми предлогами законы, действительной целью которых было ослабить невротизм большой массы людей, лишив их выбивающих из колеи соблазнов и введя более организованный и упорядоченный режим жизни. Я получил возможность, приноравливаясь к своим коллегам и полностью используя свою незаурядную работоспособность, более или менее держать мировые события в своих руках — по крайней мере, не допустить наступления худшего. Ни к чему нам война. Так и не знаю, почему все на нас взъелись. Но мне удалось мирно успокоить Магический Китай, который, теоретически, мог выставить больше миллиона магов — неслыханная цифра! В то же время я получил возможность развернуть свой Восьмилетний План: начать обучение с малого, а потом, по мере появления достаточного количества преподавателей и большего числа групп, как силовиков, так и сотрудников Отдела Тайн, так и в целом из нашего общества, которые составлялись из перспективных руководителей, тщательно отобранных по принципу относительной свободы от невротических тенденций.

— Но ведь… — возбуждённо начал Глава Отдела Тайн, вскакивая с кресла.

— Что? — быстро спросил Фадж.

— Ничего, — угрюмо пробормотал визитёр, усаживаясь на место.

— Ну, вот почти и всё, — заключил Фадж чуть более понуро, — не считая одного второстепенного момента. Я не мог себе позволить продвигаться вперёд безоглядно — без какой-либо защиты. Слишком многое зависело от меня. Всегда существовала опасность оказаться смещённым в результате вспышки нездорового, но от того не менее эффективного насилия со стороны собственных коллег, вышедших на мгновение из-под контроля. И только потому, что у меня не было другого выбора, я решился на этот опасный шаг. Я создал, — он бросил беглый взгляд на незаметную щель в противоположной стене, — свою собственную тайную полицию. А поскольку мне угрожали со всех сторон — и Орден Феникса, и бывший Аврорат, и Пожиратели Смерти, защищаться приходилось любыми средствами. Мерзкий приём, хотя и достиг цели. Я был бы счастлив увидеть конец всего этого. Как только всё заработает как надо, я уйду со всех постов. Единственное, назову пару улиц своим именем, выдам себе орден Мерлина Первой степени и сделаю статую себе в Министерстве, но это… Простительное лёгкое тщеславие — компенсация за годы труда. Теперь ты понимаешь, почему я так поступил?

Он вопросительно взглянул на кресло и был потрясён, обнаружив, что сей индивидуум посмеивается над ним, зажав в пальцах газообразный комок.

— Я как-то воздействовал слегка Тёмной Магией на экспериментальный Омут Памяти, и оттуда начала вытекать плазмоподобная масса, — начали объяснять ему наивным тоном. — Странное вещество, — продолжал его гость. — Разрежённая жидкость или газ, сохраняющий определённый объем. Сначала оно окутало весь пол, а потом покрыло и всю мебель. По сути у меня получился переносной портативный Омут Памяти, который всегда со мной…

Фадж откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал себя немножко уставшим и попытался расслабиться. Он хотел, чтобы этот день скорее закончился. Фадж хорошо знал: не стоит расстраиваться из-за того, что с этим магом так и не удалось объясниться. В конце концов, он одержал главную победу. Он всегда подозревал, что его случайный друг был таким же безнадёжным, как и многие остальные, но всё же…

— Не волнуйся. С кабинетом всё будет в порядке, — сказал он с безмерным добродушием. — Твой преемник постарается избавиться от этого вещества. Теперь ты знаешь, почему я был вынужден заменить тебя?

— Вот в этом-то и всё дело! — Фадж вздрогнул от неожиданного рёва.

Посетитель вскочил со стула и быстро подошел к столу.

— Именно поэтому я и пришёл к тебе. Мы всё же друзья. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой. Меня нельзя сместить таким образом. Ни меня, ни кого-либо другого. Это не сработает. Ты не сможешь этого сделать. Просто продолжай работать как Министр Магии, не меняя ничего глобального.

Фадж быстро встал из-за стола. Он попытался доброжелательно улыбнуться и успокоиться, хотя это было нелегко. Он невероятно устал.

— Да, дружище, — успокаивающе сказал он, — если я не могу это сделать, значит, не могу. Но скажи мне почему. Давай сядем, обсудим это ещё раз, и ты мне скажешь причину.

Ведь главное правило — с безумцами не спорят.

— Да, я думаю, так будет лучше, — произнёс тот тихо, но уверенно. — Я должен сказать тебе всё. Просто нет другого выхода. Хотя я надеялся, что не придётся тебе всё рассказывать. Но если ты остановишься — так будет лучше для тебя.

Последняя фраза прозвучала с полувопросительной интонацией. Он подобострастно посмотрел на Фаджа. Последний кивнул головой, продолжая улыбаться. Тот снова вернулся на своё место и сел.

— Итак, — наконец сказал он, нервно сжимая комочек, — всё началось с того времени, когда ты захотел стать Министром Магии. Ты всегда был необычным человеком. Работоспособным, но с эффектом «тоннельного зрения» — сосредотачиваясь на работе, ты мог не замечать второстепенных деталей. Но некто подумал, что это будет забавно, что это будет даже полезно, — он взглянул на Фаджа. — Ты действительно много сделал для общества, запомни это. Конечно, немного не то и другими методами, нежели ты наметил вначале, — добавил он, пристально рассматривая шарик. — Мы многое сделали, пока ты был Министром. Магия как ресурс — что-то даёт, что-то забирает. Экономические возможности общества, как и любые другие, ограничены, и нам показалось разумным использовать общие средства, например, выделяемые обществом на обеспечение безопасности, чтобы ожидаемое количество возможных жертв по всем видам опасностей было бы минимальным. Конечно, до решения такой задачи очень далеко и она не является нашей центральной парадигмой, но сама задача очень важна, ибо служит основой для сопоставления рисков от различных мероприятий и в различных областях деятельности. Сама формулировка этой задачи отвергает часто используемый спекулятивный лозунг о «неограниченной ценности человеческой жизни», но это не совсем так. Убиться можно и манящими чарами, или упав с метлы. Да и маглы, кричащие о бесценности человеческой жизни, продолжают использовать технику, подверженную отказам и являющуюся источником загрязнения или опасности, при этом они сами пришли к некоторым приемлемым решениям эволюционным путём. Мы сделали то же самое, как с техникой — группа специалистов, обнаружив ещё неформализованную задачу, доверилась своей интуиции, подкрепив её анализом существующего уровня качественных характеристик. Никто не застрахован от ошибок, но в результате происходит специфический «естественный отбор», и слишком неправильно сконструированные механизмы и институты «вымирают». Таким образом осуществляется формирование целесообразных норм, многих характеристик, субъективных мнений… Так же мы учли не только сравнения с риском в разных ситуациях, но и закономерности общественного мнения, является ли риск добровольным или по принуждению. Риск собственной жизнью и свободой является атрибутом личной свободы, которая высоко ценится, а принуждение к подобному риску других людей есть покушение на личную свободу, принципиально оцениваемое негативно. Одна и та же группа — армия по призыву или добровольцы могут быть оценены обществом совершенно по-разному. Мы различно дифференцировали опасности для персонала и населения, изучили, какой риск люди считают приемлемым или неприемлемым. Также мы учли соображения относительно плотности риска. Одновременная гибель определённого числа людей в аварии или природной катастрофе оценивается очень остро, намного острее, чем гибель большего числа людей в результате нескольких меньших катастроф, которые произошли в рамках одной недели в разных местах и странах. При этом следует обратить внимание, что существует точка насыщения — с увеличением числа погибших недовольство возрастает нелинейно, каждый дополнительный погибший вызывает всё меньше раздражения, такой вот эффект человеческого субъективизма. Примерно то же с эффектом суммирования катастроф по времени — если они происходят чаще определённого времени, наблюдается эффект суммирования общественного недовольства. Особенно нас заинтересовала точка перелома кривой «вероятный риск — вероятная прибыль». Есть и ещё одна сторона сопоставления. В принципе, все люди смертны. И даже в обычной жизни нельзя избежать некоторой вероятности случайной смерти. Бессмысленно вкладывать ресурсы в личную безопасность, когда людей можно спасать другим способом. С виду это похоже на «общее благо», но это не совсем правильно. Что такое общее благо? Опять же, однозначно ответить на этот вопрос невозможно, потому что у «блага» нет официального символа веры, это не католическая церковь с её катехизисом. Общее благо — максимизация дохода человечества? Суммарного? Среднего? Медианного? Максимизация продолжительности жизни? Один бессмертный? Сотня сверхдолгожителей? Или прибавить всем немного времени жизни? Однако идеи, составляющие, на мой взгляд, суть «общего блага» — личные права и свободы, свобода слова, свобода исследования, свобода своим трудом чего-то добиться и этим чем-то распоряжаться — в концепции Грин-де-Вальда не просматривались, и неважно что он говорил. Он не сумел соединить модерн со зверствами, как до него не сумели соединить модерн с архаикой Слизерин или ранний Сам-Знаешь-Кто. Грин-де-Вальд опирался не только на ложные исходные допущения, но и допустил ряд катастрофических ошибок в выполнении своей работы. Дело не в том, что он проиграл — его система была мертворождённой изначально. Единство как шерсть. Она была полезна людям на заре их существования, когда они случайно натолкнулись на какие-то допустимые решения, и любое отклонение от нормы значило смерть. Но сейчас от единства нет пользы! Смысл не в том, чтобы всем идти в одну сторону — смысл в том, чтобы разрешить людям идти куда хотят, посмотреть, где выше прибыль и выживаемость, и тоже идти туда. А что вместо этого сделал Грин-де-Вальд? Идеи всех, кто до этого строил «общее благо», во многом выросли из антипросвещенческих идей — романтизма, романтической воинственности, веры в то, что прогресс без борьбы или насилия невозможен. Опять же, нет официального ответа на вопрос, является ли всё это составной частью «Общего Блага» или не является, потому что «Общее благо» не было закрытым клубом или организацией. Более того, Грин-де-Вальд пошёл силовыми путями. Намного целесообразнее вкладывать деньги не в войну, а в учёных, чтобы обеспечить качественное превосходство, в учителей, чтобы они научили людей новым достижениям или проверенным заклинаниям, во врачей, ведь чем дольше живёт человек и чем меньше болеет, тем выше производительность труда. А чтобы люди не бежали из страны — сделать в ней жизнь лучше, чем у конкурентов. Не отуплять население пропагандой, а действительно стать лучшим. Силовые структуры должны защищать блестящий уровень жизни, а не грабить тех, кто что-то делает. Идеи, которые ныне отстаиваются, — разум, наука, гуманизм как уменьшение или отказ от бессмысленных жертв, прогресс — ни в каком смысле нельзя назвать ключевыми для того, что мы ранее видели. Романтизм представляет реальную угрозу прогрессу. Идеалисты профессионально непригодны для руководящих должностей в государстве. Важно понять, что сама идея прогресса не предполагает, что всё без исключения должно становиться лучше для каждого, везде и всегда. Это, разумеется, желательно, но… Это было бы чудо, а не прогресс. Прогресс действительно сталкивается с определёнными угрозами. Признавать прогресс — не значит отрицать существование проблем. Признать его — значит понять, чего мы достигли и чем мы рискуем. Искать способ решения проблем, и если непопулярные меры нужны — принимать ответственность за их применение, если другого выхода нет. Да, проблемы есть. Но общая тенденция последнего времени состоит в том, что мир для магов в целом становится всё лучше. Естественно, это происходит не везде — иначе это было бы чудо. Но это произошло у достаточного количества людей, при этом растёт ожидаемая средняя и медианная продолжительность жизни, медианный доход и минимальный доход, уменьшилось число заключённых, улучшились условия содержания в тюрьме, знания стали более доступными и менее запретными, возникли новые рабочие места… Мы убедились: наше дело не бесплодно. Это не утопия, не романтизм, это действительно благо, хотя, откровенно говоря, оно не совсем всеобщее. Мы действительно достигли много чего в мире и в стране и с каждым шагом получаем плоды наших трудов. Соответственно, следует прилагать ещё больше усилий, чтобы добиться нашего торжества там, где нам что-то угрожает. Вы ведь меня понимаете? — спросил Элисон.