Кожа горела от ощущения присутствия, и тонкая пустотелая дверь не давала и половины от чувства безопасности, которое так требовалось Яне. Она едва перебирала пальцами, во все глаза глядя в линзу и боясь даже моргнуть.

Больших сил требовалось, чтобы отлипнуть от деревянной накладки – на щеке отпечатался характерный рисунок. Нога подвернулась, опустившись прямо на сапоги, и Яна повалилась всем телом, пролетая головой в сантиметрах от угла обувной полки. Она схватилась за висящую поблизости куртку, но предательская петля порвалась под весом и Яна упала спиной на кованые перекладины. Громко треснула пижама, а за ней и по коже пронеслась боль.

От переполняющей злости Яна ударила кулаком по кованой вешалке, но сразу же спохватилась, зажимая содранную на костяшках кожу.

Две перекладины для хранения обуви медленно переходили в крючки, извиваясь как виноградные лозы. Она больше напоминала массивный виноградный куст, нежели предмет мебели, но на нее все же и уложили ботинки, и повесили куртки, и на верхние сплетения даже бросили одинокий шарф. Тот, кто работал над этой ковкой, наверняка вдохновлялся именно этим растением. Но то ли закончить свою работу ему так и не позволили, то ли опил острых углов вовсе в нее не входил, но постоять за себя мог каждый из завитков. Яна вылила на спину половину бутылки с перекисью, прежде чем удалось остановить кровь. Пижама была безнадежно испорчена, и даже заштопанные дыры не спасли ситуацию – швы натирали свежие царапины, и Яна бросила кофту в корзину.

Кожу, где на груди висел дедовский крест, стало неприятно покалывать, и она обработала и ее на всякий случай.

С рассветом появился Кирилл. Как и следовало ожидать, он самостоятельно открыл дверь и пробрался на кухню так тихо, что прикрой она глаза хоть на мгновение, точно бы не услышала.

Уснуть снова не вышло, потому Яна принялась готовить завтрак. Обугленная сковорода взгромоздилась на синее пламя, а следом в нее полетело три яйца. Соседнюю конфорку занял пузатый чайник с вишнями на боку.

– А откуда у тебя эта вешалка? – осведомилась Яна, стараясь говорить как можно непринужденнее.

Кирилл чуть помолчал, наблюдая за движущейся стрелкой на часах, но все же ответил:

– Это хозяйская. Тебе мешает?

– Нет, просто… У нее такие острые углы. Можно порезаться.

Тот равнодушно пожал плечами. Он то и дело ронял голову с руки, явно утомленный работой, так что на разгадывание намеков сил уже не осталось.

– Ни разу такого не было.

Яна поджала губы. Выходит, Кирилл жил здесь ни один год, наверняка водил друзей, и никто за все время ни разу не травмировался, а она в первую же ночь располосовала всю спину.

Ей часто приходилось скрывать синяки и ссадины на теле от окружающих – одни сменялись другими, и почти все детство Яна проходила в зеленке. Наверное, именно поэтому она так и не решилась рассказать о случившемся Кириллу. Мать говорила, что дочь родилась с кривыми ногами, раз те ее не держат. Было обидно, и Яна всеми силами пыталась смотреть под ноги, но продолжала падать даже во взрослом возрасте, хотя количество травм сильно сократилось.

Она вся была неуклюжей, неловкой и запуганной, прячущейся за мешковатой одеждой и сгорбленностью. Привычка наблюдать исключительно за тем, на что сейчас наступишь, привела к тому, что Яна перестала смотреть на людей. Совсем.

Как она понравилась Кириллу, до сих пор оставалось для нее загадкой.

Чайник под боком засвистел, возвращая Яну в жизнь. Ту жизнь, где она была нужна и любима, а не затравлена всеми подряд.

***

Днем Яна решила прогуляться до магазина – вид холостяцкого холодильника невероятно удручал, и даже мышь бы не рискнула туда сунуться. Вдруг перепутают и съедят ее вместо колбасы?

В закромах Яна отыскала три яйца, которые и пожарила утром. В ящике для овощей нашелся заплесневевший огурец, а на полке вылизанное до блеска пластиковое ведерко майонеза.

Ей срочно нужно было обновить рацион этого бедолаги. Потому, пока он лег отсыпаться после смены, Яна отправилась за покупками.

Так же тихо, как проворачивал в скважине ключи Кирилл, у нее не вышло, но она очень старалась. И была так сосредоточена на этом, что не заметила выросшую за спиной фигуру. Потому Яна едва не подпрыгнула, когда совсем рядом раздался тихий смешок.

У двери напротив стояла женщина лет сорока. Под глазами у нее залегли тени, а в них самих так и сквозила усталость, но она все равно улыбалась так, что хотелось сделать то же самое в ответ.

– Что, только маленького уложили? – понимающе спросила она.

– Ага. Двадцать пять лет уже маленькому.

– О, как, – выдала соседка и неожиданно заговорчески подмигнула Яне. – Мужчины до смерти дети, с этим ничего не поделаешь.

Ей до зуда в деснах захотелось перевести тему.

– Да не, он после смены просто… А мы теперь соседи, получается? Вы одни живете или с семьей?

Женщина отмахнулась. То, как она это сделала, показалось Яне донельзя знакомым, будто кто-то из далекого, скрытого за столбом тумана прошлого бросал кисть точно так же. Но вспомнить не удалось – должно быть, обман сознания.

– Здесь только мама моя, я прихожу периодически. Но вы не переживайте, она тихая, не разговаривает, не ходит. Вот, после инсульта восстанавливается. Вам, молодым, точно не помешает.

Яна, не ожидающая такого потока искренности, застыла в удивлении.

– Ой, ну вы это, выздоравливайте! Все обязательно будет хорошо!

Соседка сразу погрустнела.

– Врачи другого мнения. Но спасибо за поддержку!

Она рыбкой нырнула в темноту проема, оставляя Яну на лестничной клетке в одиночестве. Лампу успели заменить, и она гудела над головой, отбрасывая на стены с облупленной краской пляшущие тени. Пол блестел, недавно он получил свою дозу хлорки, и Яна впервые обрадовалась этому разъедающему ноздри запаху – он перебивал гниль, которая за ночь никуда не исчезла.

***

Кирилл работал барменом, и когда однокурсницы впервые вытащили Яну в ночной клуб, она понятия не имела, что встретит его.

Тот, кто увидит в ней не неудачницу и некрасивую подругу, а человека.

Очень скоро Яна узнает, что на ту вечеринку ее взяли именно ради роли второй. Напьется и все забудет, а на утро ей позвонит красавчик-бармен, которому она успела оставить номер между танцами с гоугоущицами и очисткой желудка.

Он спросит о самочувствии и позовет на свидание. Потом еще одно, и еще. Он откроет ей глаза и на подруг, и на родителей, которые не видели за хорошими оценками дочь. Именно Кирилл порекомендует ей психиатра, чьи таблетки она будет пить до сих пор, чтобы не утонуть в гнетущей пустоте внутри.

Только Кирилл может ее разогнать.

С тех пор не было ни дня, что они не виделись. А теперь и вовсе стали так близко, насколько только можно – ночь, пока Кирилл на смене, можно проспать или заняться чем-то, что давно откладывала. Главное, что вернется он к Яне.

И холодное оружие в лице полки с виноградными лозами им не помешает.

***

Яна еще не легла спать, когда за стенкой, откуда за два дня не донеслось ни звука, послышался протяжный скрип. Из правого уха у нее торчал наушник – старая привычка пользоваться ими даже, когда дома никого нет. Потому не сразу стало понятно, что звук этот совсем не часть музыки. Когда он повторился, Яна отложила наушник и прислушалась. Дело было явно не в песне, потому что за стеной снова кто-то завыл.

Так, должно быть, скрипит паркет – когда-то родители получили от деда квартиру с выстеленной паркетом гостиной, но быстро заменили плиткой именно из-за разносящихся по всему дому звуков от каждого шага.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.