Ее дом даже не похож на трейлер. Несколько лет назад я построил для нее веранду, и она обставила ее разноцветными креслами Adirondack⁵ и зеленью в горшках. Под окнами снаружи висят ящики для растений, переполненные желтыми хризантемами.

— Я видел дом на этой неделе. — Мне не нужно уточнять, она знает, о каком доме я говорю. — Вообще-то, я думаю, что с этого момента я буду видеть его часто.

Она не отрывает взгляда от своей тарелки, накалывая яйца на вилку:

— Почему?

— Я снимаю квартиру через дорогу на последние два семестра.

Ее вилка замирает, и она поднимает взгляд, сосредоточившись на чем-то вдалеке:

— Через дорогу… ты имеешь в виду, на территории ЛеБланов?

Я киваю и откусываю кусок бекона, понимая, что она уже совсем перестала есть.

Я подумывал о том, чтобы ничего ей не говорить. Я знал, что это вызовет у нее интерес, и теперь беспокоился, что она придаст этому слишком большое значение.

— Квартира над гаражом, что ли?

— На заднем дворе.

— Ты имеешь в виду… бывшее помещение для прислуги? — Ее тон неуверенный.

— Да, но там мило. Его переделали.

Я вижу, как в ее голове крутятся колесики. Ей больно осознавать, что я так близок к ее мечтам и в то же время так далек.

— Ну, если ты счастлив, то и я счастлива. Поговорим об этом месте.

Я киваю:

— Семья тоже хорошая. Хорошая обстановка.

— Митчелл и Кэтлин, верно?

Меня нисколько не удивляет, что она знает ЛеБланов по именам. В конце концов, это старый добрый Новый Орлеан.

Я киваю.

— А как зовут их дочь?

— Лорен, — отвечаю я, стараясь не смотреть на нее.

— Точно. Лорен. — Она говорит так, как будто ей все очень нравится. — Я видела ее в прошлом году по телевизору во время бала Марди Гра, знаешь, такого большого, со всеми дебютантками и королем с королевой?

Я знаю, о каком бале она говорит. Каждый год в «жирный вторник» устраивается грандиозный бал в честь окончания карнавального сезона и начала Великого поста. Эта традиция такая же старая, как и сам город, но очень немногие люди в Луизиане когда-либо будут иметь честь присутствовать на нем. Для менее привилегированных это событие транслируется по каналу PBS. Мама заставляла меня сидеть и смотреть на протяжении многих лет, и это самое скучное дерьмо, которое только можно найти на телевидении, не говоря уже о том, как трудно было маленькому мальчику следить за всей этой иерархией. Дебютантки, придворные, король и королева — все это ненастоящее, по крайней мере, так я говорил себе. В детстве я закатывал глаза, прекрасно понимая, что в Новом Орлеане нет настоящего короля или королевы, но теперь я знаю лучше. Эта комната, эти люди — они действительно правят городом. Возможно, вся эта пышность и зрелищность лишь показуха, но власть реальна.

— Лорен была одной из дебютанток в прошлом году, — говорит мама, возвращая меня в тот момент. — Красивая. Немного худенькая, но если она пойдет в свою маму, то станет настоящей красавицей, когда вырастет.

Я оглядываюсь и вижу блеск в маминых глазах. Она живет ради таких вещей — престижа, традиций, блеска и гламура, — и это напоминает мне о том, почему я работаю на износ, почему вкладываю каждую свободную копейку, берусь за дополнительную работу, чтобы однажды ей больше не пришлось смотреть на этот бал по телевизору. Она будет там.

— Ты смотри, она, вероятно, однажды станет кем-то в этом городе. — Мама лучезарно улыбается мне. — И когда это произойдет, ты сможешь сказать, что знал ее когда-то!

Глава 4

Лорен

Мне трудно сосредоточиться. Мы с Роуз сидим в моей комнате и готовимся к экзамену по латыни, который состоится на следующей неделе. Обычно этот предмет кажется мне легким и интересным, но сегодня мое внимание постоянно переключается на задний двор, где садовники косят траву и подстригают кустарники. Сегодня, да и в последние несколько выходных, Бо был там вместе с ними. На улице жарко, влажно и душно — настолько, что Бо снял рубашку и заправил ее сзади в джинсы. Он снял ее несколько минут назад, похоже, рассердившись на эту вещь, и я его не виню. Даже в сентябре на улице больше 100 градусов по Фаренгейту. Я смотрю, как он вытирает лоб полотенцем, а затем бросает его на шезлонг у бассейна, возвращаясь к работе. У меня возникает острое желание сбегать вниз и украсть его… ну, просто чтобы помочь… со стиркой. Не хочу, чтобы у него закончились полотенца. Я подношу ручку ко рту и грызу кончик, сосредоточившись на Бо, на том, что никогда раньше не видела такой обнаженной груди, как у него. Она загорелая и широкая, покрытая достаточным количеством темных волос, чтобы убедить меня в том, что передо мной не тело мальчика моего возраста — даже близко нет.

— Э-э, у тебя все хорошо, Лу?

Голос Роуз вырывает меня из задумчивости, и я с такой силой прикусываю ручку, что она раскалывается, забрызгав меня черными чернилами.

— Черт!

Я вскакиваю, разбрызгивая еще больше чернил по своему домашнему заданию по латыни. Слова, которые я должна была перевести, теперь покрыты черной лужей, которая в нескольких секундах от того, чтобы пролиться на мой ковер. К счастью, Роуз успевает взять одно полотенце для рук из ванной комнаты, чтобы убрать беспорядок, пока не стало еще хуже.

Я выбрасываю ручку в мусорное ведро, и Роуз поднимает глаза с того места, где пытается вытереть чернила с моей домашней работы, внимательно смотрит на меня и падает на кровать в приступе смеха.

— Иди… — говорит она, с трудом выговаривая слова. Ей приходится быстро выталкивать их из себя, прежде чем разразиться очередным приступом смеха. — Иди посмотри в зеркало!

Я бегу в свою ванную, и, конечно же, черные чернила размазаны по моему лицу, как будто я Джексон Поллок⁶.

— Тебе лучше побыстрее все это смыть! Репетиция котильона начинается через пятнадцать минут!

Нет. Нет. Нет.

Я совсем забыла об этом. Глупая традиция, которая пытается превратить старшеклассников в изящных быстроногих леди и джентльменов. Все девочки моего класса в «МакГи» должны заниматься этим вместе с мальчиками из «Сент-Томаса». В течение всей осени мы дважды в месяц встречаемся в Юниорской лиге Нового Орлеана, где нас обучают искусству этикета: манерам поведения за столом, умению правильно вести беседу и, что самое страшное, танцам.

Я наклоняюсь, закручиваю кран и начинаю изо всех сил тереть лицо, молясь, чтобы чернила поскорее стерлись.

— Девочки! — зовет мама с первого этажа. — Вы уже готовы идти? Я могу подбросить вас по дороге в свою студию!

— Одну секунду, миссис ЛеБлан! — кричит Роуз, спеша в ванную. — Да ладно, Лорен. Все в порядке. Большая часть уже оттерлась.

Я смотрю на свое отражение и стону. Она права, чернила исчезли, но то, что осталось, ненамного лучше.

К тому времени, когда мы входим в бальный зал Лиги, мое лицо все еще красное и воспаленное. Я выгляжу так, словно у меня аллергическая реакция. Джули Робишо, еще одна девочка из моего класса, почти сразу обращает на это внимание.

— Почему у тебя такое красное и опухшее лицо?

Я пожимаю плечами и пытаюсь отвязаться:

— Я умывалась прямо перед выходом.

Она недоверчиво приподнимает бровь:

— Тебе, наверное, следует сменить средства для умывания. Выглядит так, будто ты только что протерла лицо наждачной бумагой.

Шум позади нашей группы привлекает мое внимание как раз в тот момент, когда в бальный зал просачиваются несколько ребят из «Сент-Томаса». Они всегда опаздывают, всегда ходят стаей, и их лидер — как всегда, Престон Уэсткотт. Вот он, одетый в джинсы и белое поло, с бейсболкой, прикрывающей его светлые волосы. Предполагается, что мы должны наряжаться для этих занятий в белые перчатки и все такое, поэтому на мне одно из моих коротких пышных платьев для церкви, но мальчики никогда не следуют правилам.

Прошло несколько недель с тех пор, как он написал мне: «Йоу, как дела?»

После чего тишина.

Наш преподаватель, миссис Геллер, хлопает в ладоши, ей не терпится начать занятие. Ребята поворачиваются к Престону, ожидая его приказа. Он на мгновение оглядывает ее, затем смеется и отворачивается, чтобы пошутить со своей группой. Они смеются, и щеки миссис Геллер становятся ярко-розовыми. Я съеживаюсь. Если это еще не очевидно, то мальчики из «Сент-Томаса» не в восторге оттого, что их заставляют посещать занятия по котильону.