Я знал эти места. Чахлые деревья вдоль шоссе имели унылый вид. Но если перейти через железную дорогу, постараться не влипнуть в болото и добраться до леса, то можно было на пару секунд представить, что ты в заповеднике у деда. Здешние сосны еще помнили времена, когда они росли здесь одни, на весёлых песчаных холмах, а на горизонте не поднимались там и тут одинаковые многоэтажки. Иногда я приезжал сюда один – просто так, побродить и поскучать. Зимой как-то раз даже встретил настоящую лисицу. Она кинулась от меня бежать, помахав на прощанье пушистым хвостищем, будто заметала следы. Или просто хотела поиграть?
Но теперь я был не один. До сих пор я не понимал, как так получилось, но это было забавно.
Мы свернули с обочины и осторожно перебрались через рельсы. Вокруг запахло болотом, под ногами захлюпало. Лиза схватилась за мой рукав. Я посмотрел на неё с усмешкой. И неожиданно для себя сказал:
– Я знаю тут одну заброшку. Пойдешь со мной?
Было бы логично спросить, что мы будем там делать. Но она не спросила. Если б я был её папашей, я бы прочитал ей пару лекций о том, как не надо вести себя с мальчишками.
Хотя, если честно, сегодня я чувствовал себя просто старшим братом. У меня-то не было младших, а иногда очень хотелось, чтоб кто-нибудь был.
– Там не опасно, – всё же сказал я. – Если залезть на крышу, оттуда видно море. И город. Фотки будут замечательные.
– Не люблю селфи, – отозвалась эта Лиза.
– Странно. Я тоже.
Тогда зачем ты сам туда идёшь, – мог бы спросить я. Но не спросил.
Как я и обещал, заброшенный дом из серого кирпича был довольно высоким – восемь этажей, да еще с непонятной квадратной башенкой наверху. Было совершенно неясно, зачем этот дом выстроили посреди леса, да ещё и окружили бетонным забором. Этот забор был до сих пор опутан поверху колючей проволокой. Режим секретности изрядно подпортили разноцветные граффити – да и те выцветшие, неактуальные: скорее всего, художники давно выросли и потеряли интерес к творчеству. Сразу две или три бетонных секции и вовсе рассыпались в труху, так что во двор можно было войти без затруднений.
Так мы и сделали.
Я огляделся. Территория выглядела всё так же мерзко, даже еще гаже, чем зимой. Снег сошёл, и вся здешняя красота стала доступна взгляду. На раскисшей земле валялись обломки досок и бетонных столбов, из которых торчали ржавые прутья. Впрочем, по разбитой асфальтовой дорожке можно было пройти к самому зданию. Двери главного подъезда были гостеприимно распахнуты.
Я незаметно взглянул на Лизу. Она казалась совершенно спокойной. Не трогалась с места, прислушивалась и ждала моих указаний. Я подумал, что из неё получился бы неплохой напарник… если бы мне когда-нибудь понадобились напарники.
– Пошли на крышу? – предложил я. – Но предупреждаю: там внутри всё разломано. И воняет.
– Я бывала на заброшках. Ничего страшного. Конечно, если там людей нет. Люди всё портят.
– Никого там нет, – сказал я. – Даже крыс. Разве что какой-нибудь мертвый бомж завалялся с зимы.
– Живые страшнее мёртвых.
Я вздрогнул. Но оценил.
Мы вошли в подъезд. Там пахло сыростью и плесенью. Моё обоняние привычно обострилось, как всегда бывало в темноте. Сказать по правде, мне не нужен был даже фонарик, но Лиза без лишних слов достала телефон и осветила нам дорогу. Узкие лестницы были ещё проходимы, хотя и завалены каким-то мусором и битым стеклом. Даже перила кое-где остались – там, где их не удалось отломать и сдать на металл. Корявые надписи на стенах, наверно, что-то означали, но читать их было лень.
Так мы преодолели несколько пролётов. Пустые коридоры на этажах выглядели таинственно, но уже знал, что делать там нечего. Я хотел погулять по крыше, под открытым небом. Зачем? Трудно объяснить. Там, наверху, я чувствовал себя свободным. Городские кварталы казались мне хитроумными ловушками. Под землёй мне и вовсе становилось не по себе. Я помнил, что мне рассказывал мой дед Герман о старых шахтах Чернолесья. По этой причине я старался как можно реже ездить на метро.
Хорошо ещё, тетя Элла об этом не знала, а то бы точно вызвала ко мне подросткового психолога, как к моей кузине Веронике.
Какая глупость.
Взбираться по этой трэшевой лестнице на восьмой этаж было не очень-то приятно, но Лиза не жаловалась. Наконец мы добрались до самого верха и оказались в небольшой квадратной башенке с парой окон, похожих на бойницы. Странно: стёкла и рамы в них остались целыми, только рассохлись от времени. Облезлая деревянная дверь висела на одной петле. За ней открывался выход на крышу. Я толкнул ее ногой, и зря. Петля коротко пискнула и обломилась. Дверь грохнулась на пол в двух сантиметрах от моей ноги, подняв облако цементной пыли.
– Wazza Phuck, – сказал я на это.
Лиза хихикнула. Выключила фонарик и спрятала телефон в карман.
Наверху было холоднее. Ветер свистел в ушах, под ногами похрустывал растрескавшийся битум. Мы не спеша подошли к кирпичному бортику на краю крыши. Если на него опереться, последствия были бы печальными, а так вроде и ничего.
– Красиво, – сказала Лиза.
Я не мог с ней не согласиться. Отсюда было видно и железную дорогу, и шоссе, и Финский залив, и Васильевский остров с новыми высотными домами на низком берегу, которые росли как будто прямо из воды. Справа до самого горизонта тянулась дамба, утыканная фонарями – издали они казались тонкими, как спички. По дамбе непрерывным потоком двигались крохотные разноцветные машинки.
С другой стороны был лес. Бурый, жидкий, убогий, но всё же лес. За лесом тускло блестело озеро, заросшее камышом (я знал, что к его топким берегам лучше даже не соваться). Ещё севернее торчали высокие трубы ТЭЦ, из которых струился плотный белый дымок и тут же таял на ветру. Помнится, зимой он был гуще.
Но с зимы изменилось и ещё кое-что.
Чёрный туман. Клочья тумана медленно поднимались над деревьями. Не редели и не рассеивались. И даже как будто плыли нам навстречу. Я присмотрелся: да, так и есть. Это было как-то неправильно, особенно если вспомнить, что ветер сегодня дул с моря.
Раньше я ничего подобного не замечал. С другой стороны, чтобы увидеть эту ползучую дрянь, нужно было подняться на крышу. Не залез бы – и не увидел.
Всё это не просто так, понял я.
– Куда ты смотришь? – забеспокоилась Лиза. – Что-то не так?
Я прищурился.
– Ты видишь этот… туман? – спросил я. – Чёрный туман. Вон там, в лесу?
– Какой еще туман? Вороны летают, а больше ничего.
Стая ворон и вправду поднялась над лесом и кружила в небе. Где-то там дальше была городская свалка, вспомнил я.
Я ещё раз втянул носом воздух. Гарью не пахло. Нет, ничего подозрительного сейчас я не чувствовал. Подозрительной была только эта тревога. Древняя и полузабытая.
Я пытался вспомнить.
Это было мгновенное озарение. Я даже зажмурился. Призрачный туман Чернолесья клубился перед моими глазами. Молнии били с высоких стальных мачт, и тьма отступала – но ненадолго, – и прямо перед собой я видел… я видел…
* * *
– Серёж, – Лиза дёргала меня за рукав. – Что с тобой?
Я сидел на грязных ступеньках, согнувшись и закрыв голову руками. Девчонка была рядом. Её голова была теперь перевязана смешной красной банданой. Как у той девчонки из мульта, но с черепами. Я усмехнулся.
– Со мной ничего, – пробормотал я кое-как. – Кроме тебя.
Мою неуклюжую шутку она пропустила мимо ушей. Озабоченно вгляделась мне в глаза:
– Ты чего-то принимал? Таблетки? Сергей… ну скажи…
– Нет, – сказал я. – Просто голова закружилась.
Не пересказывать же ей мои внезапные галлюцинации. Про чудовищного волка-оборотня, по уши в крови, из чьей пасти свисают клочья алой пены.
Тётя Элла сказала бы, что у меня фотографическая память.
– Я тебя с крыши еле вытащила, – жаловалась тем временем Лиза. – Ты куда-то вдаль смотрел, смотрел… потом как вскрикнешь…
– Спасибо тебе, – сказал я и поднялся на ноги. – Я в порядке.