Гудела спина, с трудом получилось пошевелить челюстью – хорошо, не выбита, но, ничего, я запомнил того сучонка, что меня вырубил. Невольно застонал и, приоткрыв глаза, уперся взглядом в острые коленки, которые настойчиво вертелись перед носом, стоило девушке заметить, что я пришел в себя, как холодная узкая ладонь сразу плотно зажала мне рот. Сколько же я был в отключке? Кажется, я приходил в себя несколько раз, но воспоминания были довольно смутными и расплывчатыми. «Пожалуйста, очнись!»; «Давай еще пару метров!»; «Вот и умница!» – сквозь пелену головной боли эхом звенели обрывки воспоминаний и самые яркие из них приобретали отчетливые женские черты. Девушка подвинулась ко мне вплотную, и теперь я отчетливо видел ее глаза, испуганные, сверкающие влажными искрами в темном помещении; еще явно чувствовал ее ледяное тело и приятный, едва уловимый, цветочный аромат с нотками пиона. В шоке осознал, что ощутил нешуточное возбуждение. Нет, это уже ни в какие ворота не лезет. Попробовал отодвинуться, но она, кажется, не так меня поняла, придвинулась еще ближе и осторожно приложила холодные ладони на мой подбородок, и он тут же отозвался глухой болью, которая немного отодвинула в сторону неуместные мысли. Мы сидели в каком-то подвале, когда глаза привыкли к темноте, и я смог оторвать взгляд от привлекательных женских форм, то заметил силуэты банок с маринациями, под спиной ощутил земляную стужу, а в нос ударил запах подгнивших овощей.

Чуть в стороне, но где-то над нами, слышались шаги и приглушенные голоса. Девушка от каждого звука вздрагивала и жмурилась, словно вот-вот на ее голову что-то должно прилететь.

Спустя несколько минут мне надоело смотреть на трясущуюся от холода девицу. Она отсела от меня сразу, как только поняла, что я не собираюсь издавать лишних звуков. Тусклый свет едва пробирался в это помещение через небольшое, не больше листка А4, окно, к тому же завешанное ветхой тканью, но и этого было достаточно, чтобы внимательно следить за Мариной. То, что она была в одном нижнем белье – меня не удивило, это раньше всплыло из моих отрывочных воспоминаний, когда я впервые пришел себя в машине и с удивлением обнаружил себя зажатым между пассажирским сидением и бардачком. Тогда девушка этого даже не заметила – она старательно вела машину сначала по ровной дороге, а затем по ухабистой, на которой, после сильной тряски, я в очередной раз потерял сознание. Одним слитным движением пересадил ее к себе на колени, стараясь дистанцировать от простреленного бока, с удивлением заметил, что он был туго перевязан, а блузка на Марине непропорционально коротка. Кажется, в некотором смысле я ей задолжал – могла же бросить и сбежать в одиночестве.

Мы успели даже подремать. Маринка от моего пылающего тела немного согрелась, я же, наоборот, чуть остыл. Кажется, у меня был небольшой жар. Это могла быть реакция как на ранение, так и на сотрясение, а может все вместе.

– Кажется, ушли, – Марина осторожно пошевелилась, чтобы не причинять мне дискомфорт, вот только с ее комплекцией, а-ля суповой набор, все ее старание бессмысленны. Прошлась своими костями по моему мясу так, что у меня выступили слезы.

– Прости… – прошептала, и снова ее острый локоть угодил в плечо, пройдясь по мышцам.

– Ах-р-р… – вырвалось невнятное.

Создавалось впечатление, что эта мелкая садистка делает эти болевые приемы специально.

– Я извинилась, – вновь прошептала она, и теперь, опираясь на стену, тихо и очень аккуратно пошла к небольшой лестнице, находящейся в самом углу этого погреба.

– Тихо, – дала указку.

Можно подумать, я шумел. Просто смирно сидел, разглядывал стройные ноги и все остальное. Кажется, она просто смутилась от моего пристального взгляда. Хм… Ну не консервами же мне любоваться, в конце концов. Потрогал торс, он был очень плотно перетянут так, что я почти не чувствовал никакого дискомфорта. Попробовал также подняться. К горлу сразу подкатил тяжелый ком, но это было вполне терпимо. И тут случилось сразу несколько событий. Я нашел очень удачную опору и перенёс на нее свой вес, но стоило опереться, как полка, а это оказалась она, издав воинственный предсмертный хруст, обвалилась на одну сторону. Банки, которые стояли на ней, быстро съехали по образовавшейся горке и разбились где-то у меня за спиной.

– Твою мать! – Маринка спрыгнула откуда-то из-под самого потолка, следом захлопнулась дверца, ведущая наружу.

В руках она держала небольшой ломик. Дышала глубоко, старательно задерживая дыхание, стараясь успокоиться. Да что уж, я сам испугался.

– Какого хрена?! – наконец, выдала она, осматривая весь кавардак, что я сотворил.

Поскольку ее вопрос был скорее риторическим – промолчал.

– Есть там кто-нибудь? – спросил, осторожно отступая от рассола, что небольшой лужицей начал подкрадываться к ботинкам.

– Сейчас узнаем, – Маринка закинула ломик на плечо и направилась к лестнице.

Через несколько секунд до меня донеслось, я как раз успел подойти к основанию лестницы.

– Повезло. Никого.

Больше не обращая на меня внимания Марина, все-таки расставшись с ломиком – отбросив того в сторону, принялась вскарабкиваться по шаткой деревянной лестнице. Рубашка задралась почти до груди, показывая симпатичную фигурку. Ну хоть какое-то утешение в моем незавидном положении. И разве я мог промолчать?

– Ради такого вида стоило пережить все мучения…

Тонкая фигурка на миг замерла, но Марина быстро взяла себя в руки и продолжила подниматься, сделав еще один осторожный шаг.

Через мгновение ко мне прилетела фраза: «Голову лучше беречь надо…»

Язва.

Ноги меня держали крепко, пусть и не совсем уверенно. Но ко мне неожиданно пришло понимание, что я позволил девушке вытащить себя из такой передряги, а сам сейчас стою и дразню ее словно какой-то озабоченный малолетка.

Сделал шаг вперед, но внезапная темная пелена, появившаяся перед глазами, отбросила меня к стене. Не быть меня сегодня героем романа. Пока приходил в себя, героиня уже успела приподнять люк и сунуть туда любопытный нос.

– Чисто.

Стройные ножки быстро мелькнули перед моими глазами и тут же пропали из виду.

– Тебе помочь? – в образовавшемся проеме возник одуванчик: волосы девушки, кажется, полностью вышли из-под контроля ее укладки, если раньше они были прикольными пружинками, то теперь торчали в разные стороны, точь-в-точь как у пуделя моей матери после расчёсывания.

Пришло и мое время показать себя мужиком – я отлепился от стены и направился к лестнице. Маринка же, словно подслушав мои мысли, решила меня поддержать – показав сжатый кулак:

– Давай! У тебя все получится!

И вроде поддержала, но отчего-то сложилось такое гаденькое чувство, словно она издевается. Издевается надо мной, над моей несостоятельностью. Глубоко вздохнул: «Алексей, у меня для тебя плохие новости: кажется, ты взрастил комплекс». Удержать нейтральным выражение лица не получилось. Впрочем, Марину это только позабавило – уголок ее губ дернулся, и она скрылась из виду.

Глушкова Марина

Последние несколько часов пролетели словно в тумане. И только сейчас, когда я выбралась из погреба и остановилась посреди небольшой, но вполне уютной кухоньки, осмотрелась и разрыдалась, упав на потертый паркетный пол.

Алексей еще был внизу, в погребе, и что-то недовольно бурчал, а я, до боли закусив ребро ладони, сдерживала громкие всхлипывания. Хотела казаться сильнее. Делала это скорее по привычке, чем являясь такой на самом деле. «Солдат Джейн» – называла меня сестра, моя всегда нежная и правдолюбивая сестра, она не любила ложь во всех ее проявлениях, в отличие от меня – «вечная врунишка». Каждый несет столько на своих плечах, сколько сможет унести. Если я смогла сейчас выжить – значит, «Солдат Джейн» еще жива.

Послышался уставший скрип ступеней, я дерганым движением протерла лицо и поднялась на ноги. Покачнулась, но устояла и даже успела подхватить и набросить выцветший плед на плечи.