– Своровать и найти – это не одно и то же.

– Егор, мы не будем оставлять у себя чужие деньги, – строго и чётко проговорила Юля. – Всё, вопрос закрыт, – сказала она и потянулась за книгой.

Егор раздосадованный вернулся за свой столик в углу комнаты и, всунув триста рублей в пенал, возобновил работу над домашним заданием.

Юля, пошуршав листками, нашла то место в книге, на котором остановилась, но читать не продолжила. Вместо этого она бросила себя в яму раздумий сомнениям на растерзание.

– А ты не можешь вернуть эти деньги, – вдруг заявил Егор.

– Почему это?

– Ты уже вытащила из них триста рублей, то есть своровала. И когда в полиции это узнают, то тебя арестуют и посадят. Так что деньги нужно оставить. Тогда никто ничего не узнает, тебя не арестуют, а мы разбогатеем.

– Они и так ничего не узнают, если владелец не скажет. Как они, по-твоему, вычислят, сколько там было и сколько стало?

– А если владелец скажет?

– Даже если он и заметит, я не думаю, что из-за такой мелочи он будет обращаться в полицию.

– Триста рублей – мелочь? Это не мелочь.

– Ты видел, сколько там денег? По сравнению с такой суммой триста рублей – мелочь. Мелочь, о которой можно забыть. Или мелочь, которую, например, не жалко отдать в качестве вознаграждения. Понимаешь?

– А ты знаешь, сколько там точно денег?

– В кошельке?

– Да.

– Нет, разумеется. Я же не считала.

– О, а давай посчитаем?

– Нельзя считать чужие деньги.

– Почему?

– Это некрасиво.

– Ой, да ладно тебе, что в этом такого?

– Нет, Егор.

– Давай, – упрашивал он, подбегая снова к сестре. – Ты можешь не считать, если тебе некрасиво, посчитаю я.

– Какая тебе разница, сколько там денег? Что от этого изменится?

– Мне интересно. Тебе разве не интересно?

– Нет, ни сколечко, – приврала Юля.

– Ну, пожалуйста. Дай посчитать. Я же не стану их забирать себе. Я просто посчитаю и сложу обратно. Мне и для учёбы это полезно будет.

– Как это вообще связано с учёбой?

– Математику потренирую.

Юля недовольно помотала головой и отложила книгу. В этот раз разворотом вниз, чтобы страница, которую она никак не может преодолеть, снова не спряталась.

– Ладно, – согласилась она, доставая бумажник, – можешь посчитать.

Глаза Егора заискрились от счастья, как бенгальские огни. Он взял бумажник и, усевшись рядом с сестрой, выпотрошил его перед собой. Юля чуть отодвинулась от брата, чтобы их локти случайно не пустились в драку, и вернулась к книге. Прочитав несколько предложений, она поймала себя на том, что не понимает, о чём читает. Все её мысли были заняты деньгами, и не было ни одной, которую бы заинтересовало творчество Гоголя. Однако Юля всё же попыталась сосредоточиться, вернулась в начало абзаца и, дойдя до его конца, окончательно поняла, что всё бесполезно: предложения в голову попадали, а их смысл где-то терялся. Тогда она оставила книгу и подошла к окну, излюбленному месту для придания размышлениям. Положила руки на подоконник и стала любоваться заснеженными улицами. Метель к этому времени покинула Малумск.

Егор распределил все деньги на стопки по номиналу. Настоящим небоскрёбом, по сравнению с остальными, оказалась стопка из тысячерублёвых купюр. В самой маленькой стопке было всего два этажа, но зато каких – по пять тысяч рублей каждый. Именно с этой Егор и начал подсчёт, спускаясь по номиналу сверху вниз.

Пока брат занимался финансами, Юлю, погрузившуюся в раздумья у окна, загрызала совесть. Сначала она поспорила на деньги, потом своровала, а теперь почти без сопротивления разрешила пересчитать содержимое чужого кошелька. Если бы ещё вчера кто-либо сказал, какими злодеяниями она наполнит следующий день, то она бы повертела у виска и назвала бы того несусветным фантазёром. Но теперь, после всего, что натворила, она вполне могла допустить, что завтра ложь для неё станет обыденностью, спустя неделю, в ней пробудятся зависть и алчность, а вскоре она и вовсе начнёт тащить себе в карманы всё, что излишне криво или косо лежит. «Я не должна этого допустить, – думала она. – Я должна сохранить себя человеком».

– Сто двадцать четыре тысячи четыреста рублей, – произнёс Егор таким тоном, словно сам не верил, что бывает столько денег, и повторил ещё два раза, чтобы не забыть такое длинное число.

– Семьсот, – поправила Юля.

– Что семьсот?

– Сто двадцать четыре тысячи и семьсот рублей. Ещё ведь триста у тебя.

– Ну так они же у меня. Здесь-то их теперь нет.

– Всё, посчитал, теперь складывай обратно, – сказала Юля и подошла к брату проконтролировать, чтобы каждая купюра вернулась в бумажник, а не затерялась случайно где-нибудь под одеялом или в штанине.

– Подожди. Тут ещё всякие кармашки, – сказал он, и его рука тут же оказалась в бумажнике.

– Егор, прекращай ковыряться в чужом кошельке. Это неприлично.

– Ой, да ладно, мы же уже начали. Какая теперь разница?

Юля с яростью вдохнула и выдохнула через нос, да настолько громко, что это, наверное, услышал весь дом.

Егор тщательно проверял каждый внутренний кармашек в надежде отыскать что-нибудь ценное, но ни ценное, ни бесценное ему не попадалось. Однако он не подпускал к себе уныния и продолжал поиски, которые не собирался останавливать, пока не убедится, что всё свободное место действительно свободно, а не занято чем-нибудь интересным.

Юля глядела на это безобразие, и её терпение испепелялось, словно его, как сено для скота, высушили на солнце, спрыснули бензином и вкинули зажжённую спичку. Она уже была готова выхватить бумажник из рук брата, сама сложить всё на место и строго-настрого запретить прикасаться к чужим вещам, как вдруг он что-то нашёл:

– О, похоже, тут что-то есть, – сказал Егор, прощупывая один из кармашков.

Юля нахмурилась и вытянулась в струну. Егор расстегнул кармашек и вытащил оттуда пачку одинаковых картонных карточек.

– Что это? – Он поднёс к себе карточки и начал читать: – ИП Лапшов ПА, организация праздников на высшем уровне. Хм. Это визитки.

– Ну вот, нашёлся владелец, – сказала Юля. – И в полицию идти не надо.

– Кто? Это этот Лапшов – владелец кошелька?

– Да.

– С чего ты взяла?

– А зачем человеку столько одинаковых визиток, если они не его?

Егор вздёрнул плечами.

– К тому же он бизнесмен, и это объясняет, откуда у него столько денег. Всё сходится. Дай-ка мне одну.

Егор дал сестре визитку. Она внутренним голосом прочитала то же, что и брат, и глянула на оборотную сторону. Там красовался некий узор, отдалённо напоминающий усы.

– Складывай теперь всё на место, – сказала Юля и закинула визитку в ящик тумбочки. После она села на кровать, прижала к себе коленки и с некоторой грустью в лице стала наблюдать за тем, как Егор вертит в руках деньги вместо того, чтобы убрать их в бумажник. «Завтра, пока мамы не будет дома, позвоню этому Лапшову и договорюсь о встрече», – решила она в мыслях.

– Слушай, – сказал брат, обернувшись к сестре, – а может, мы всё-таки не будем возвращать деньги? Он же бизнесмен, ещё заработает.

– Егор, я больше не хочу об этом ничего слышать. Мы оставим деньги только в том случае, если он сам нам их отдаст. Ничто другое на это повлиять не может.

Егор не стал прекословить. С печалью в душе он сложил визитки и деньги в бумажник и положил его на Юлин рюкзак.

До конца дня он то и дело озвучивал сестре фантазии о том, как бы потратил деньги, будь они в его распоряжении. Но Юля, хоть её и привлекали некоторые варианты, стояла на своём: деньги нужно вернуть.

Во вторник вечером, после ужина, Юля сидела за своим столом около кровати и, склонив голову, смотрела на пустой листок в клетку без тени эмоций на лице. Она собиралась написать сочинение, которое нужно было сдать в пятницу, но за полчаса так и не нашла с чего бы начать. Слова разбегались от неё, как тараканы во тьме от фонарика. А те слова, что удавалось поймать, совсем друг к другу не подходили. Ну что за пропасть!