Юля добралась наконец до дома. Домофон ей открыл Егор. Услышав голос брата, она подуспокоилась, а зайдя в подъезд и скрывшись от фантомных взглядов, успокоилась окончательно.

Поднимаясь по лестнице, она стянула шарф с лица, перчатки сняла и убрала в карманы. Почесала лоб под шапкой. От этого шапка немного уехала на макушку, но Юля не стала возвращать её на место. В голове у неё крутился один вопрос: говорить ли о бумажнике маме или не тревожить её лишний раз? О том, говорить ли Егору, она не думала. Даже если и рассказать, то дальше эта информация не пойдёт, если назвать её тайной. Егор обладал редким для своего возраста (да и вообще для человека) качеством: надёжно запечатывал любую подаренную ему тайну и распечатывал только с позволения подарившего. А до распечатывания ни единого слова не ронял, ни случайного намёка не давал, что у него вообще есть какая-то тайна. Если в любую секунду спросить у него: «Хранишь ли ты какую-нибудь тайну, Егор?». Он ответит: «Ни одной». А на самом деле… да кто его знает, сколько он там хранит тайн на самом деле. Только ему это и известно.

Между вторым и третьим этажом (жили они на четвёртом) Юлю остановили мысли: «А что если он пустой? Пустой и никому не нужный. А если ненужный, значит, его, скорее всего, никто не ищет. А если никто не ищет, зачем мне его тогда нести в полицию?»

Она вытащила бумажник и внимательно его рассмотрела. Старый, потёртый, с надломленным замочком и ржавым ореолом вокруг кнопки. Его внешний вид как будто бы говорил таким хриплым умирающим голосом: «Брось меня. Брось. Не трать на меня время. Твоим деяниям не найдётся благодарных. Внутри меня царит запустенье». Но Юля желала более весомых доказательств, чем печальный внешний вид. Она положила бумажник на правую ладонь и покачала вверх-вниз, чтобы что-нибудь определить по весу, но ничего определить не удалось. Потом она поднесла его к уху и потрясла в надежде, что ей ответят монеты. Ответа не последовало.

«Хм, может он и правда пустой, – подумала Юля. – Вот так принесу его в полицию, они откроют его и рассмеются надо мной всем отделом. Скажут: ну ты даёшь, ты бы ещё фантик от мороженного или жестяную банку из-под пива принесла как ценную пропажу. – Она глубоко вздохнула. – Что ж делать-то?»

Простояв ещё несколько секунд в раздумьях, Юля всё-таки решила нарушить данное себе несколько минут назад обещание. Она отщёлкнула кнопку, раскрыла бумажник (кармашки для карт и визиток были пусты) и, резко выдохнув, расстегнула замочек. От увиденного её глаза чуть было не выскочили из глазниц и не укатились на первый этаж: изнутри старого и с виду никому не нужного бумажника на Юлю глядела толстенная пачка денег, состоящая в основном из тысячерублёвых купюр. Может, это был и не миллион, и даже не полмиллиона, но никак не меньше сотни тысяч. Возможно, даже две сотни тысяч.

«Обалдеть», – прошептала Юля. Она была ошарашена. Сколько ни рыскать, сколько не углубляться, но не найти в архивах её жизни такого события, которое удивило бы её сильнее, чем это событие. Она не ждала, что внутри окажутся деньги, как и не ждала того, что какие-то деньги всё-таки будут. Пара-тройка тысяч её бы не поразила. Не поразили бы, наверно, и десять тысяч. Но пачка денег толщиною с книгу в замызганном и валяющемся на дороге бумажнике просто не существовала в её представлении реальности. Это могло произойти исключительно в воображении, но не в жизни.

Скоро удивление стало бледнеть, рассеиваться и улетучиваться. На его место гулкими и бухающими шагами, неведомо откуда и с какими намерениями, наступала тревога. Юлю вдруг охватил страх. Она почувствовала такую опасность, как будто бы держала в руке не обычный бумажник с деньгами, а смертельно ядовитого паука, противоядие от укуса которого не найти в таком захудалом городе как Малумск.

«С ума сойти можно», – шёпотом произнесла Юля и одной этой фразой выдохнула весь воздух из лёгких.

Она застегнула замочек, закрыла бумажник и, решив, что больше не может доверять такое богатство карману, убрала его в рюкзак.

Дома её встретил вкусный аромат супа (по всей видимости, щи) и голос мамы из гостиной:

– Ты заблудилась там, что ли?

– Что? – переспросила Юля. Она не расслышала из-за того, что в этот момент снимала шапку.

– Я говорю, чего так долго поднималась? Заблудилась?

– А, нет. Я просто… там… это… устала немножко и ковыляла, вот и получилось долго.

Юля удивилась тому, как быстро смогла придумать оправдание. Но ей это не понравилось. Она ненавидела ложь и считала, что все лгуны – это люди омерзительные и трусливые.

– Как в школе дела? – спросила мама.

– Хорошо. Две пятёрки.

– Умница.

Юля расслышала в голосе мамы неладные ноты. То ли она была чем-то опечалена, то ли возмущена, то ли рассержена. Может, всё вместе. «Лишь бы её не уволили», – подумала Юля. Теперь она окончательно решила, что ничего не будет рассказывать маме о бумажнике.

Раздевшись и умывшись тёплой водой, Юля прошла в гостиную. Мама полулежала на диване и читала «Мешок с костями» Стивена Кинга. Юля любила читать, но никогда не понимала, как можно читать такие мерзости.

– Мам, а что случилось? Почему ты так рано пришла? – спросила Юля. Она держала рюкзак двумя руками за лямку, скрывая его за ногами.

– Свет отключили. Сказали, какая-то авария на станции произошла, – ответила мама, отложив книгу на спинку дивана. Она угрюмо посмотрела на дочь и спросила: – отвратительную новость рассказать?

– Расскажи.

– Тринадцатой зарплаты не будет.

– Как так не будет? – Юля аж чуть рюкзак не выронила.

– Вот так, не будет. Кризис. Производство сократилось, выручки рухнули, платить не из чего. Сказали забыть о тринадцатой на два года минимум.

– То есть и в следующем году не будет?

Мама покачала головой.

– Как бы совсем завод не закрыли. Я, Юля, вообще не представляю, как мы дальше жить будем. Одна небольшая неприятность и всё, катастрофа. – Мама глубоко, во всю свою печаль, вздохнула. – Егор ещё этот!

– Что он?

– Со школы только выходим, и он такой: мама, я куртку порвал. Я думала, пришибу его. Глянула, а там так, – махнула она рукой, – чуток надорвал, почти незаметно даже. Может, зацепил где или ещё что. Не страшно, зиму доходит. Нам сейчас вообще ничего рвать, ломать, терять нельзя. Ладно, если что-то где-то бесплатно удастся урвать. А если нет? В общем, Юля, не знаю, куда нас заводит, что нас ожидает.

– Всё будет хорошо, мам, – сказала Юля и, положив рюкзак у кровати, обняла её.

– Да уж, будет. Дожить бы до этого. Давай, Юль, расти уже быстрее да становись богатой.

– Хорошо, мам, – улыбнулась Юля, поднимая рюкзак, – постараюсь расти чуточку быстрее.

Мама тоже улыбнулась и взяла книгу.

– Сейчас главу дочитаю, – сказала она, – и будем обедать, хорошо?

– Хорошо.

Юля зашла в комнату, отведённую для неё и её брата. Егор сидел в разобранной позе лотоса на втором ярусе двухъярусной кровати, которую они купили в кредит этим летом (платить 1253 рубля в месяц предстояло ещё более полугода), и играл с картами. Вчера он тоже весь вечер играл с картами. Юля неоднократно интересовалось, чем он занимается, но каждый раз Егор увиливал от ответа.

– Привет.

– Привет. Как дела?

– Иди сюда, покажу тебе кое-что, – сказал Егор, слезая по лестнице вниз. – Обалдеешь.

Они сели друг напротив друга на первый ярус кровати. Юля положила рюкзак рядом с собой и не заметила, как просунула руку через лямку, как будто боялась, что некий злодей вдруг может очутиться в комнате, схватить рюкзак и убежать восвояси. Такого никак нельзя было допустить.

Егор был вооружён чёрным похожим на кирпич пеналом, который ему подарили на прощание в детском саду.

– Готова? – спросил он.