– Эй, вам это нужно? – раздался чей-то голос.

Джейк поднял взгляд. Лицо говорившего – вытянутое, со светлой челкой, нависавшей над томными глазами – было ему незнакомо, но он узнал его руку, указывавшую на что-то. Проследив за пальцем с довольно острым ногтем, Джейк увидел на клетчатой красно-белой скатерти открывашку.

– Что? – сказал Джейк. – А, нет.

– Потому что люди ее ищут. Она должна быть там, у холодильника.

В его голосе слышалась явная претензия: Джейк и Элис, какие-то левые людишки, лишили этого самородка, проникшего в самое сердце Симпозиумов Рипли, и его друзей, несомненно талантливых студентов, возможности воспользоваться этим незаменимым устройством, чтобы отведать желанных напитков.

Ни Элис, ни Джейк ничего не сказали на это.

– В общем, я ее возьму, – сказал блондин и подтвердил слово делом.

Двое преподавателей молча смотрели в спину удалявшейся фигуре среднего роста, русоволосой и широкоплечей, триумфально потрясавшей открывашкой.

– Однако, – нарушила Элис молчание, – прелестно.

Этот парень проследовал к столику, облепленному молодыми людьми – они сидели не только на стульях, но также на скамейках и шезлонгах. Не успела начаться сессия, а эти новички уже утвердились в образе альфачей и, судя по их радостным возгласам при виде блондина с открывашкой, они избрали его своим вожаком.

– Надеюсь, он не окажется поэтом, – сказала Элис со вздохом.

А Джейк подумал, что это очень маловероятно. Буквально все в этом жеребце кричало: ПРОЗАИК. Пусть Джейк и затруднялся определить конкретный подвид:

1. Великий американский романист.

2. Автор бестселлеров «Нью-Йорк Таймс».

Или весьма редкий гибрид…

3. Автор великих американских бестселлеров «Нью-Йорк Таймс».

Другими словами, норовистый добытчик похищенной открывашки мог метить либо на нового Джонатана Франзена, либо на нового Джеймса Паттерсона, но с практической точки зрения разница была невелика. Рипли не делил своих студентов на серьезных писателей и беллетристов, а это означало, что завтра утром у Джейка были все шансы увидеть у себя на семинаре этого выскочку. И он ничего не мог с этим поделать.

Джейк не ошибся: в десять утра блондин вошел вальяжной походкой с остальными студентами в кабинет 101 (переговорную комнату на первом этаже) и скользнул безразличным взглядом по дальнему краю длинного стола, где сидел Джейк, не выказав ни малейшего уважения к тому, кто очевидно представлял собой здесь старшего (да ведь это Джейкоб Финч-Боннер!), и занял место. Джейк смотрел, как он потянулся к стопке ксерокопий в центре стола, взял одну и, пролистав с надменной ухмылкой, положил рядом со своим блокнотом с ручкой и бутылкой воды. (Симпозиумы Рипли предлагали студентам в первый день занятий бесплатную воду; за все остальное приходилось платить.) После чего стал громко разговаривать с соседом, упитанным джентльменом с Кейп-Код, который хотя бы подошел к Джейку прошлым вечером.

В пять минут одиннадцатого Джейк начал семинар.

Утро снова выдалось сырым, и студенты – всего их было девять – один за другим снимали верхнюю одежду. Джейк действовал почти на автопилоте: представился, рассказал кое-что о себе (на своих публикациях заострять внимание не стал; если студентам было все равно или они не придавали значения его достижениям, он предпочитал этого не замечать) и коснулся того, чего можно и чего нельзя достичь с помощью курсов писательского мастерства. Дав несколько оптимистичных практических рекомендаций (Позитивный настрой – прежде всего! Никаких субъективных замечаний и политических пристрастий!), он предложил студентам рассказать немного о себе: чем они занимаются, что пишут и какие надежды возлагают на Симпозиумы Рипли. (На это всегда уходила большая часть первого занятия. А если у них останется время, они перейдут к трем письменным работам, копии которых принес Джейк.)

Рипли серьезно подходил к привлечению новых студентов – с некоторых пор глянцевые брошюры и веб-сайт дополнялись адресной рекламой в фейсбуке – и все же, несмотря на рост числа желающих, пока еще не случалось такой сессии, чтобы кому-то не нашлось места. Короче говоря, Рипли был рад каждому, кто хотел учиться в Рипли и мог себе это позволить. (С другой стороны, если кого-то приняли, это не значило, что их не смогут отчислить; несколько студентов Симпозиумов сумели этого добиться, в основном, за счет крайне вызывающего поведения, ношения огнестрельного оружия или просто общей долбанутости.) Как и следовало ожидать, состав новой группы разделился примерно поровну между двумя типами студентов: теми, кто мечтали выиграть Национальную книжную премию, и теми, кто мечтали, чтобы их книги в мягких обложках заполняли крутящиеся стойки в аэропорту; а поскольку Джейк не достиг ни того, ни другого, он понимал, что его как преподавателя ожидают определенные трудности. В этой группе у него были целых две студентки, назвавшие своей вдохновительницей Элизабет Гилберт, еще одна надеялась написать серию таинственных романов, организованных по «нумерологическим принципам», кроме того, был студент, успевший уже накатать шестьсот страниц о своей жизни (пока он дошел только до отрочества), и джентльмен из Монтаны, писавший, похоже, новую версию «Отверженных», избавленную от «ошибок» Виктора Гюго. Когда очередь дошла до добытчика открывашки, Джейк почти не сомневался, что наибольший (но не положительный) интерес в группе вызывают любительница нумерологии и новоявленный Виктор Гюго, в основном потому, что блондин почти откровенно насмехался над ними. Следующий ход – как знать, что он принесет? – был за ним.

Крутой парень сидел, откинувшись на спинку стула и сложив руки, всем своим видом показывая, что ему удобно в такой позе.

– Эван Паркер, – сказал он без преамбулы. – Но для дела надо бы наоборот.

Джейк нахмурился.

– В смысле, для псевдонима?

– Для анонимности, ну да. Паркер Эван.

Джейк с трудом сдержал смех, поскольку большинству писателей и так приходилось вести куда более анонимную жизнь, чем им бы хотелось. Может, Стивену Кингу или Джону Гришэму и случается наталкиваться в супермаркетах на восторженных фанатов, протягивающих салфетку для автографа, но большинству писателей, даже тем, кто умудряется зарабатывать писательством на жизнь, анонимности более чем хватает.

– И какого рода прозу вы пишете?

– Я не заморачиваюсь насчет ярлыков, – сказал Эван Паркер/Паркер Эван, смахнув со лба густую светлую прядь, которая тут же упала обратно (возможно, в этом и был смысл?). – Меня волнует сама история. Сто́ящая это идея или – нет. Если идея не стоящая, не поможет и лучшее писательство. А если – стоящая, не испортит и худшее.

Это весьма дельное высказывание было встречено молчанием.

– Вы пишете рассказы? Или планируете роман?

– Роман, – отрезал он, словно уловив сомнение в голосе Джейка, отнюдь не кажущееся.

– Это серьезное начинание.

– Я в курсе, – сказал Эван Паркер саркастично.

– Что ж, можете рассказать нам что-нибудь о романе, который вы хотите написать?

– Что-нибудь – это что? – спросил он с подозрением.

– Ну, например, место действия. Герои. Или общая идея. У вас есть сюжет?

– Есть, – сказал Паркер с откровенной враждебностью. – Я бы предпочел не обсуждать его, – он огляделся, – в этом месте.

Джейк прочувствовал всеобщую реакцию, даже ни на кого не глядя. Всем, похоже, стало не по себе, и все ждали от него какого-то ответа.

– Полагаю, – сказал Джейк, – в таком случае, нам нужно знать, как я… как эта группа может лучше всего помочь вам развить свои писательские навыки?

– Ой, – сказал Эван Паркер/Паркер Эван, – я не особо настроен развиваться. Я очень хороший писатель, и мой роман идет полным ходом. И вообще, если говорить начистоту, я даже не уверен, что писательству вообще можно научить. Каким бы хорошим ни был учитель.

Джейк отметил, как по столу прокатилась волна смятения. Вероятно, не один из его новых студентов задался вопросом, за что он выложил деньги.