Маг, копируя поведение слуг, проник в хозяйственные пристрои дворца, и направился к месту приготовления блюд султана. Расположение помещений дворца не было для него секретом. Мервин в своих отчетах достаточно подробно описал и дворец и основных его обитателей. На кухне уже вовсю кипело варево в котлах, стучали ножи по разделочным доскам, и резко пахло свежей зеленью и приправами. Судя по загруженным подносам на столе у противоположной стенки, первый завтрак султана уже начался. Возле стола благообразный старичок в нарядном халате что-то втолковывал почтительно внимавшим ему подавальщикам блюд. Из бокового чулана выскочил еще один подавальщик блюд, на бегу застегивая форменный халат, и попытался незаметно присоединиться к своим товарищам. Благообразный старичок, не прерывая своей речи, взял прислоненную к столу трость, развернул опоздавшего, и деловито, с оттяжкой, хлестнул его тростью по спине. Наказанный вздрогнул, но промолчал и покорно встал рядом с другими слугами. Старичок удовлетворенно кивнул и, опираясь на трость, прошествовал к дальней двери. Подавальщики быстро разобрали со стола подносы и двинулись за ним следом. Маг зашел в боковой чулан, осмотрел ряды шкафчиков, выбрал чем-то приглянувшийся ему шкафчик, умело вскрыл его и обнаружил необходимый ему наряд. Быстро сменил халат и войлочный колпак на тюрбан и форменную ливрею подавальщика блюд, вышел обратно в кухонный зал, подхватил с сервировочного стола подготовленный поднос с фруктами, и через коридор степенно вышел в покои султана. Но тут же вынужден был прижаться к стене, почтительно склонив голову, а мимо него, недовольно поджав губы и задрав нос, быстрым шагом пронеслась молодая девчонка в яркой, расшитой разноцветными тюльпанами накидке, а за ней, отстав, спешил запыхавшийся пожилой мужчина в темной одежде учителя, потрясая какой-то книгой и тараторя гнусавым голосом:
– Молодым девицам не следует бегать, воспитанным девицам следует двигаться чинно и плавно, быть благонравной и вызывать почтительное восхищение.
Учитель на секунду остановился, переводя дух, перелистнул несколько страниц книги, подслеповато прищурился, вчитываясь в выписанные цветной тушью строки, и неожиданно обнаружил перед своим носом поднос с фруктами. Учитель растерянно моргнул, а когда поднял глаза, увидел страшное, зверски оскалившееся лицо кровожадного магрибца, который в одной руке держал поднос, а второй рукой с хищно растопыренными пальцами-когтями тянулся к его горлу.
«Настал мой последний миг жизни» – ясно осознал побледневший учитель – «сейчас страшный колдун оторвет мне голову и водрузит ее по своему обычаю на поднос между виноградом и сливами». От ясного представления своей умной и красивой головы оторванной от родного тела и небрежно брошенной среди сизых, нелюбимых им слив, учителя даже замутило. Дурнота стремительно подступила к его горлу, и миг прояснения стремительно сменился для учителя чернильной темнотой.
Маг, аккуратно подхватив тело сомлевшего учителя, заботливо посадил его на мягкую тахту у стенки, опустил ему на колени поднос и развеял легкий морок, наложенный им на самого себя. Подняв с пола упавшую книгу с золотой надписью на обложке «Об этикете и благонравии», Маг освободился от ливреи, в очередной раз, поменяв тюрбан слуги на черную чалму учителя, и побежал догонять убегающую «подопечную». Подопечная обнаружилась за поворотом, и как только Маг увидел соцветия синих и желтых тюльпанов, двигающихся впереди, сразу же уткнулся в раскрытую книгу и забубнил, подражая гнусавому голосу учителя:
– Благонравие и благоразумие вот воистину основа того, что должно соблюдать юнице, дабы преисполнить сердца родителей ее умилением и радостью.
Юница, тут же прошипев что-то очень неблагонравное, резко ускорилась и совершенно неблагоразумно стремительно понеслась по коридору, распугивая шарахающуюся от нее прислугу. Преследуемая Магом и подстегиваемая гнусавыми нравоучениями она, взлетела по широкой мраморной лестнице и стремительно направилась к караулу гвардейцев у приемной султана. Читать на бегу, уткнувшись в книгу, стало невозможно и Маг уже нес полную отсебятину, внимательно наблюдая за привратниками и шестеркой гвардейцев:
– Любомудрие, благонравие и благовоспитанность вот кровля мироздания благородства духа, несущая неисчислимые блага и благосклонность богов.
Лица бравых гвардейцев, оживившихся было при виде подопечной Мага, начали быстро скучнеть под напором изрекаемой мудрости.
– А целомудрие, – Маг поднял руку и погрозил всем пальцем, – это та сверкающая вершина, тот незыблемый оплот, та квинтэссенция чистоты…
Кто-то из гвардейцев тоскливо застонал, а привратники поспешно отворили двери перед нетерпеливо топчущейся девчонкой и провозгласили:
– Наследная принцесса Будур с учителем.
Наследная принцесса Будур с радостным писком заскочила в приемную султана, а Маг, прикрывая лицо раскрытой книгой, с достоинством прошествовал за ней и, решив, что если при входе к султану учителя даже не называют по имени, то и бежать с раскрытыми объятьями к мирно завтракающему султану и лобызать его в щеки, как это только что сделала принцесса, учителю будет несколько предосудительно. Поэтому он скромно встал в сторонке, не смешиваясь с придворными, приближенными к султану, с важным видом перелистнул несколько страниц и поверх книги стал наблюдать за великим султаном Агратом Тринадцатым Великолепным. Султан, сидя за низким широким столиком, заставленным многочисленной посудой с разнообразной и радующей глаз пищей, вкушал. Вкушал он величественно, не торопясь и основательно, пробуя и оценивая каждое из многочисленных блюд. Вокруг столика застыли шесть приближенных, почтительно взирающих на процесс насыщения султана и ненавязчиво докладывающих о положении дел в Аграбаре. А за спиной султана что-то без всякого почтения увлеченно жевала принцесса Будур. Временами она устраивала набеги на султанский стол и, прихватив приглянувшийся кусок, под одобрительное ворчание султана снова скрывалась за его спиной. Напротив султана стоял, видимо, главный повар, судя по тому, как внимательно наблюдал он за вкушением. И если султан, попробовав блюдо, задумывался и переставал жевать, лицо повара начинало принимать обеспокоенное, страдальческое выражение, а при продолжении вкушения на лице отражалось облегчение и радость. Справа от султана, как и положено, находился визирь Джафар, улыбчивый мужчина с добрым и благожелательным выражением лица. Слева стоял, время от времени подливая вино в кубок султана из кувшина, то ли личный телохранитель, то ли начальник охраны, рядом с ним высился, видимо, военноначальник Аграбара, тысячник Бекбарс – высокий крепкий мужчина с характерной для военных кавалерийской осанкой и старым сабельным шрамом на правой щеке. Напротив него в данный момент перечислял обо всех событиях в Аграбе начальник тайной стражи Ашер. А вот рядом с тысячником стоял явный хараппский волшебник, а судя по расположению на его тюрбане и белых одеждах блестящих камешков – усилителей чар, так прямо боевой мантик. Маг насторожился, зрение его самопроизвольно раздвоилось, и он посмотрел на мантика глубинным взглядом. Как Маг и ожидал, боевым волшебником хиндиец не был. Камешки, усеивающие его одежду, хоть и находились на положенных местах, но были простыми пустыми драгоценностями, не несущими искр волшебства. Боевые чакры хиндийца никогда не активировались, да и, судя по сиянию души, хиндиец являлся всего лишь слабеньким целителем и не представлял никакой опасности. Если кто и являлся опасным среди этой группы, так это начальник стражи – искры мыслей в его сфере души вспыхивали прихотливым мерцающим узором, что свидетельствовало о незаурядных способностях этого человека. Он уже доложил султану, что за последнюю декаду подданные султана вели себя хорошо и старались не огорчать султана, а стража в этом всемерно им способствовала, никто никого не убил. Есть правда пострадавшие, кто-то получил раны в драке, кого-то побили в процессе ограбления. Храбрым стражникам Аграбы удалось схватить одного грабителя, правда он сумел сильно покалечиться при захвате, несмотря на то, что стража пыталась этому всячески помешать. Произошло несколько дерзких краж, но двух воров захватили с поличным, они уже раскаялись, во всем признались и уже смиренно ждут справедливого суда в подземелье султана.
