В предыдущей своей книге «Зов Рода» я уже подробно рассказывала о том, что собой представляет разветвлённая система генеалогического древа, кто находится в поле рода, а кто – за его пределами, какие бывают законы и порядки. Все это было сделано с целью подтолкнуть моих читателей к воссоединению со своей семейной историей не только с позиции «мама-папа-я-бабушка-дедушка». Все куда глубже, ведь род таит в себе ответы на вопросы: «Почему я совершаю те или иные поступки?», «Почему выбираю таких партнеров?», «Почему я получаю больше внимания и ресурсов, чем мои братья и сестры?» и т. д.

В этой истории я также говорю с вами о роде, но с совершенно другой целью – чтобы вы могли отделить «зёрна от плевел»: не всё, что делали наши предки (а были среди них люди не всегда достойные) стоит того, чтобы быть переданным по цепочке следующим поколениям. Некоторые истории подобны наследственным болезням, которые давно следовало вылечить. Но о них почему-то продолжают молчать, а количество «инфицированных» – растёт.

Но почему мы молчим о своей боли? Что мы при этом испытываем?

• Нам стыдно;

• Нам жаль себя;

• Нам хочется спрятаться и пережить позор и боль там, где нас никто не увидит;

Зачастую мы не ощущаем того, чего не можем увидеть. Логично, что в такие моменты нам кажется, что мы никому не нужны.

Одиночество, которое словно сильный яд поражает в самое сердце, оставляя на нем глубокие рубцы, которые не могут зажить и напоминают о себе тихой, но невыносимой болью. Болью, что мы носим в себе, скрываем за улыбкой, но не искореняем. А наоборот загоняем глубоко в корни нашего рода. И эта боль непременно даст о себе знать. Не сейчас… многим позже. Но уже не мы будет справляться с ее последствиями. А наши дети. Разве это справедливо? Нет, конечно.

Обращайтесь за поддержкой к роду.

Для этого не обязательно изобретать машину времени. Ею станет наше генеалогическое древо, а точнее геносоциограмма – персональный маршрут к миру через призму истории семьи.

Зачем нам нужна геносоциограмма:

1. Научиться воспринимать родовое древо как системную единицу со своими принципами регулирования.

2. Увидеть скрытые связи и травмы в роду.

3. Присоединиться к силе наших предков.

4. Проанализировать закономерности, связанные с выбором имени, псевдонима или фамилии.

5. Увидеть повторяющиеся, значимые даты.

6. Соединить то, что было разъединено.

7. Понять, кто с кем связан в семье и кто на кого ориентируется.

8. Сократить или искоренить случаи повторения негативных ситуаций, сценариев и судеб.

9. Обнаружить родовые триггеры.

10. Выявить случаи инцеста, братоубийства, насилия и прочих деструктивных поступков.

11. Увидеть закономерности при образовании пар, понять выбор партнера.

12. Провести обряды и траурные церемонии по исключенным и непринятым в род, которые все же являются частью системы.

13. Рассчитаться по старым кармическим долгам, записанным в семейном гроссбухе.

14. Реабилитировать предка, вернуть честь или доброе имя роду, обратить внимание на несправедливости, допущенные по отношению к членам семьи.

15. Вскрыть «склеп» со старыми семейными тайнами, дать «призракам» выйти на свет и рассказать свою историю.

16. Принять то, что в моем роду имели место жестокость и насилие по отношению к другим людям.

В следующих главах я подробнее остановлюсь на основных элементах построения геносоциограммы и расскажу, какие обязательные элементы следует в нее включить.

Семейная тайна – то, о чем не принято говорить вслух, но она остаётся с нами до тех пор, пока не будет озвучена и прощена. Это может быть кража, массовое убийство, подлог, клевета или любовный треугольник. Например, в драме «Сожги все мои письма» Бьерн Рунге (по одноимённому роману Алекса Шульмана) затрагивает тему трансгенерационной передачи невысказанной боли между поколениями. Я считаю, что эту картину должен обязательно посмотреть каждый человек, который интересуется темой рода. В целом, если вы начнете смотреть фильмы через призму межпоколенческой связи, то они станут для вас больше, чем просто способ скоротать время или получить эмоциональный заряд, но и учебным пособием.

Лояльность есть следствие глубинной эмоциональной связи с предыдущими поколениями и может проявляться по-разному. Это особая отметина на нашем ментальном поле бессознательно повторяющихся событий – печальных, ужасающих или же счастливых и судьбоносных. Вряд ли мы найдем хотя бы одну семью, в прошлом которой не было бы болезненных тем, что как непрошенные гости, так и норовят позвонить в дверь. То, что им никто не открывает, не означает, что они перестанут стоять за порогом и просто уйдут. Они хотят быть услышанными и принятыми в конкретном доме, потому что являются такими же полноправными владельцами.

Если это стало тайной когда-то, десятилетия назад, мы не можем знать этого наверняка. Но что же тогда внутри вызывает это странное чувство… страх, заставляющий замереть и задержать дыхание. Разве будет так вести себя человек, которому нечего бояться?

Будучи следствием несовершенного в свое время траура, тайны подобны снаряду, готовому взорваться в любой момент. Например, когда мы стискиваем зубы:

• Я могу стиснуть зубы в приступе подавленной ярости от того, что не дал отпор хаму в метро, который наступил на ногу и не извинился, или злюсь на начальника, превысившего свои полномочия.

• Я могу стиснуть зубы, потому что сработал триггер, напомнивший о насилии, которое совершили надо мной в детстве. И теперь это стало языком тела.

• Я могу стиснуть зубы, потому что удерживаю внутри себя гнев моей мамы или бабушки, с которыми плохо обошлись.

Межпоколенческая травма, которая не была разрешена в момент своего зарождения или в период жизни того, кто от нее пострадал, навсегда остается в ментальной памяти и передается по наследству. Мы инкорпорируем гнев нашего предка, будучи подключенными к родовому бессознательному (или со-бессознательному, как обозначал его Якоб Леви Морено), где любой исторический факт – гипотетическая основа для трансгенерационной травмы:

• Природные катастрофы и катаклизмы;

• Религиозные конфликты;

• Случаи массового насилия;

• Изгнание с исторической земли, вынужденная миграция;

• Войны;

• Эпидемии;

• Притеснения по национальному признаку;

• Работорговля;

• Похищения людей;

• Голод;

• Удерживание в заложниках;

Например, одна из моих доверительниц столкнулась с наследственной передачей панических атак в тёмных помещениях, сопровождавшихся приступами удушья. Точно такие же были и у её матери. Никаких личных предпосылок в биографии (причин, по которым это могло проявиться) у обеих женщин мы не находили. В процессе составления геносоциограммы появилась важная зацепка: в годы войны её дедушка, еще тогда ребёнок, был вынужден прятаться в сыром погребе. Не только чувство гнева передается через поколения, но и сильный страх, паника, депрессия, тоска.

Любое незавершенное действие хранится в памяти дольше любого свершившегося факта. Мы можем не помнить дату развода с бывшим мужем, чувства к которому остыли, но легко вернемся на десятилетия назад, к первой безответной любви.

Проявления семейной тайны (реакции):

• Телесные ощущения;

• Привкусы во рту и запахи;

• Перепады температуры тела, озноб;

• Першение в горле;

• Звуки;

• Мимика и жесты;

• Импульсы: желание замереть или убежать, закрыть уши руками, позывы в туалет и т. д.

Точно так же, как и секреты не всегда носят отрицательный характер, так же и их проявление не обязательно связано с плохим самочувствием. Зачастую это становится образом жизни. Вы можете чувствовать себя спокойно и расслабленно, а не усталым и испуганным.

В каком-то смысле семейные тайны раскалывают нашу личность на две части. Мой учитель, Тобиас Хольц, называет это «антитезисной симптоматологией», когда в основе любого родового секрета лежат две равнозначные части – жертвы и агрессора. Поэтому вы легко можете стать тем, кто совершает насилие или выбирать партнеров-насильников. Подобные лояльности часто обнаруживаются в генеалогии правозащитников, основателей благотворительных фондов, волонтёров и т. д. Об этом редко говорят в моей нише, потому что делить мир на «черное» и «белое» гораздо проще, чем принять семейный исторический факт – мы наследуем поровну и плохого, и хорошего. Это как Стокгольмский синдром, который очень сильно связан с трансгенерационной травмой.