Да. Это может случиться. Но я полагаю, здесь сотни, а может, и тысячи воинов. Король должен иметь надлежащее войско.

Букаяг обвел взглядом холодную, глубокую тюрьму, затем закрыл глаза и выдохнул.

– Неважно. Я не умру вот так.

Казалось нелепым говорить подобное, но все же эта фраза приободрила Року. Она напомнила ему о его цели и о том, что такие вещи могут значить нечто большее, чем границы плоти. Он оглядел свою Рощу и ее расширяющиеся пределы, думая о тайнах, которые еще предстояло разгадать в стране живых и мертвых. Он почерпнул силу у своего брата и повторял снова и снова: Я не умру вот так.

Бывший монах по имени Арун, а ныне убийца и вор, натянул свою излюбленную пиратскую маску. Ее звали Удавка.

– Выпьешь, Удавка? – спросил самый новый член экипажа «Бахалы» с улыбкой на уродливом детском личике.

Арун облокотился на парапет прославленной бойцовской ямы Трунга. Обхватив голову руками, он закрыл глаза. – Просто принеси мне чаю.

«Новичок» фыркнул и принял заказы у других мужчин, а Арун продолжил притворяться, что его похмелье сильнее, чем на самом деле.

– За кого болеем? – спросил еще один мальчишка, размахивая пригоршней билетов. Арун махнул рукой, как бы говоря, что ему все равно. Но разумеется, он уже сделал свою ставку.

Экипаж «Бахалы», состоявший из преступников, занимающихся похищениями, вымогательством и убийствами, не заслуживал доверия. Азартные привычки Аруна служили ежемесячными демонстрациями оголтелого распутства, после которых он заявлялся на гладиаторские бои Трунга, волоча за собой шлейф рома и секса, красноглазый и односложно изъясняющийся. А надлежаще прикрытый этим фарсом, он тут же ускользал – якобы затем, чтобы проблеваться – и втихаря делал ставки на половину своих сбережений.

Однако в этот раз он поставил на кон всё.

– А ты глупый, надежный алкаш, друг мой.

Капитан «Бахалы» хлопнул Аруна по спине мясистой ладонью, и тот хрюкнул в ответ, сглатывая слюну с притворным спазмом.

– Так в какой бордель ты ходишь, а? Чтоб я сдох, если не желаю прогуляться.

Капитан, уроженец этого города, был наделен в равной степени паранойей и любопытством, так что трудно было сказать, что именно преобладало сейчас. Так или иначе, Арун никогда никому не рассказывал того, чего не требовалось.

– Не уверен, Кэп. Думаю, в несколько.

Толстяк взревел и снова хлопнул Аруна по спине, а затем, повернувшись к своим людям, повторил:

– «Думаю, в несколько!»

Вообще-то Арун не то чтобы притворялся дебоширом. Большую часть своей жизни он был заточен в монастыре со стариками и мальчишками, где ему запрещалось прикасаться к себе и он жил, ничего не зная ни о похоти, ни о любви, ни о пороке любого рода. И теперь вот наверстывал упущенное.

У него имелось несколько постоянных девиц, которые освобождали свои ночи для его визитов, запасаясь выпивкой, сладостями и игрушками и развлекаясь на нем по очереди, пока даже его натренированная энергия не иссякала, и он не проваливался в мертвецкий сон.

Арун любил их, как и всех красивых женщин. Он приносил им подарки, он переплачивал, оставляя чаевые как минимум вдвое больше стоимости. А если в его отсутствие у них возникали проблемы с клиентом или сутенером, он «вмешивался» по возвращении, чем добавлял еще несколько пунктов к репутации «Удавки».

Разумеется, он убил свою долю женщин – такова была жизнь пирата. Он также убивал детей, святых мужей и калек, если его устраивала цена или потому, что тонула шлюпка и гребаные нищие пленники зря занимали место. Но это не приносило ему удовольствия.

– Желаете развлечься, господа?

Девичий голос был нежным и игривым, как у ребенка. Арун пристально воззрился краем глаза. Подросток-профурсетка выдала билет другого типа. Она была едва прикрыта чем-то, что могло быть рыболовной сетью, ее кожа и волосы блестели от красок и масел, а ее улыбка сверкала, обнажая кривые зубы, что неким образом добавляло ей привлекательности.

– Нет, спасибо. – Арун выпрямился и улыбнулся, покачиваясь, дабы поддерживать видимость опьянения.

Несколько человек из шайки принялись лапать ее ладони, беря билеты, однако больше ничего себе не позволяли. Каждый в таком месте знал, что девушки вроде этой принадлежат к местным бандам, и что запачкать ее означало: «Купи, а не то пустим кровь».

Девчонка мимоходом улыбнулась в ответ, и Арун вдохнул в поисках запаха ее парфюма. Но учуял только грязь, засохшую кровь и бухло арены.

– Они выходят, – сказал Новичок, протягивая Аруну его чай. Толпа дворян, пиратов и прочих вырожденцев замахала своими билетами, указывая вниз.

Капитан присвистнул.

– Только гляньте на того монстра! – завопил он, но теперь был едва слышен: народ яростно принялся делать запоздалые ставки.

Арун хмыкнул и едва взглянул, как будто на самом деле ничего не замечал или ничем не интересовался. Но разумеется, «Монстр» и являлся той причиной, по которой он был здесь.

Неделей ранее один торгаш живым товаром хвастался, что нашел какого-то гиганта-альбиноса и продал его королю рабовладельцев.

«Проклятие, ушло почти пять доз, чтоб вырубить его, – сказал тот человек и покачивал головой, вспоминая. – От яда они задыхаются иногда, так шо надобно быть готовым. Мы их выпускаем, и этот монстр садится, весь такой из себя смирный, да только знай себе жрет и жрет! Староста перепробовал все наречия отсель и до Нарана. А тот и глазом не моргнул. Ни фига. Просто сидел и загребал жратву этими… – он потряс кистями рук для пущего эффекта, – этими большими розовыми лапами, каких ты никогда не видел, Удавка. Ни за какие коврижки не поверишь».

Однако Арун видел много всего странного и потому поверил. Он видел старых монахов, которые могли повалить сильных воинов в грязь, как детей; видел, как люди гнут железо своей плотью, а однажды – маленького мальчика, который, может статься, жил вечно.

Поэтому он спустился в ямы и подкупил одного из тюремщиков, чтобы поглазеть. Вместе они прокрались в рабские загоны Трунга во время «кормежки стада» и смотрели, как этот великан наклоняется, чтобы заглотить свой ужин будто зверь.

Его, по-прежнему закованного в кандалы, удерживало четыре стражника, но другие рабы все равно обходили его стороной, словно боялись. Арун не сводил с него глаз. Он оглядывал его широкие, загрубевшие ступни, розовые мозолистые ладони, черные волосы, покрывающие его словно мех. Что бы ни представлял собой этот человек или зверь, он был не альбиносом.

Его короткие волосы лежали обычными черными завитками, а кожа большей частью имела оттенок между кремовым и древесным. При каждом его движении перекатывались бугры или витые шнуры мускулов, но тело его было настолько лишено жира, что он казался полуистощенным. Голова его была несимметричной, со странными шишками, искривленной ото лба до подбородка. И все же внимание Аруна приковали его глаза. Яркие, с почти щелевидными зрачками, они даже в полумраке светились желтизной.

Арун зачарованно смотрел. Гигант наконец покончил со своим ужином, встал так, будто все это пространство принадлежало ему, и зашагал к своей клетке, не удостоив своих пленителей вниманием, словно те были его прислугой.

В этот момент Арун понял, что увидел нечто особенное. По правде, он не особо любил делать ставки, но всегда умел оценивать чей-либо темперамент и характер. Бросив лишь беглый взгляд кому-нибудь в глаза, он часто мог увидеть, как далеко готов зайти этот человек во имя насилия, насколько привержен собственной цели. И когда он посмотрел в глаза дикаря – увидел отрешенный взор, сверлящий мир, словно проникая в какое-то иное царство, – Арун узрел повелителя смерти.

«Всё на Дикаря», – прошептал он позднее своему знакомому букмекеру и поставил почти все до последней монеты, что имел при себе.

Это было рискованнее, чем когда-либо прежде, но ему надоело ждать – надоело убивать ради барахла и водить компашку с обыкновенными пиратами. Вдобавок он ощущал уверенность и безумие, которым, казалось, не мог воспрепятствовать. Руками, двигающимися будто во сне, он высыпал целое состояние в островном золотишке – каждую унцию богатства, которое награбил и накопил с тех пор, как убежал от монахов Бато и от жизни, состоявшей из безотрадной дисциплины.