— Ждите здесь! – Погожин вытащил из рюкзака бинокль. – Я разведаю, что за железкой. За дорогой следите!

Пробежав к насыпи, Дмитрий взобрался наверх ползком. Осторожно выглянул, осмотрелся и приставил к глазам оптику.

— Вижу людей! – сообщил по рации. – Село целое!

Село выглядело не слишком ухоженным. Довольно ветхие избы, несколько свежих срубов, пара двухэтажных многоквартирных домов, добротный особняк из красного кирпича, купола церкви вдалеке. Справа поросшая ельником небольшая гора, даже террикон скорее.

Во дворах виднелись женщины, работающие на огородах. Дмитрий рассматривал каждую, замечая лишь хмурые, усталые лица. Никто не улыбался и не отдыхал, не было весело болтающих кумушек и вездесущей детворы, как и мужчин. Только угрюмые исхудавшие тётки, не моложе сорока лет, сосредоточенно возящиеся с тяпками и лопатами.

— Кажется, это здесь. Бабы на земле работают, выглядят как рабы… — доложил Погожин и спустился с насыпи.

Посёлок пришлось обойти по перелеску, утопая по щиколотку в заболоченной земле. Выходить на дорогу, идущую вдоль железки, не рискнули – мало ли кто может выехать, спереди или сзади? Ближе к переезду через насыпь земля стала посуше, лес погуще.

— Стоп! Вижу двоих! – Дмитрий шёл впереди группы. – Попробую снять!

Погожин присел за густым кустарником, сменил магазин в автомате. Дозвуковые патроны и довольно качественный глушитель позволяли сделать дело без лишнего шума. Хорошо, что у разбойников на дороге не оказалось раций – уже поднялась бы тревога. Пока тихо, надо этим пользоваться. Знать бы ещё, где тот, кто стрелял в лесу, выманивая нажравшихся кабанов подальше от жертв…

Дождавшись, когда лениво посматривавшие по сторонам цели развернутся лицами в разные стороны, Дмитрий всадил по пуле каждому в туловище, не рискуя стрелять в головы. Стоило второму мужику осесть наземь, Погожин выскочил из кустов и быстро пересёк поляну, отделявшую лес от дороги. Корчащихся от боли часовых добил ножом, выстрелы их не убили.

— Чисто! Жду за переездом! – вытерев лезвие о куртку жертвы, доложил группе и принялся изучать тела.

Бедно живут… Охотничье ружьё, советский ИЖ-27 с вертикальными стволами. Помповый ИЖ-81М без приклада, герой «лихих 90-х»… Ножи – дерьмо, самопальные «финки». Патроны в карманах и патронташе на прикладе «вертикалки». От убитых воняет сивухой, только сигареты хорошие, «Мальборо». Пачки почти полные, значит, на пост заступили не так давно.

Пока Погожин осматривал трупы, подтянулись остальные.

— Игорь, забери патроны у чернявого! Магнум[2] для твоей «Сайги». Денис, а ты у этого, «мурке» без разницы. Сигареты держи, пригодятся! Стволы оставим, лишний вес не нужен.

Собрав трофеи, пошли в обход деревни, минуя небольшое кладбище. Остановились возле гаражей, заметив движение в окнах двухэтажки, расположенной за ними.

Денис приказал жестом присесть.

— Надо спросить у кого-нибудь, что и кто здесь. Может, мирняк тут живёт, а мы стрелять собрались!

— Согласен. – отозвался Дмитрий, внимательно наблюдая за окнами. – Баб… Женщину надо взять, из огородниц.

Собеседницы нашлись быстро. На краю посёлка заметили двух тёток, таскавших вёдрами воду на грядки из большой ржавой бочки. От остальных дворов их скрывал густой сад.

Выбрав удобный момент, Игорь и Дмитрий выскочили из кустов, молниеносно преодолев десяток метров. Тётки даже не поняли, что случилось, как попали в крепкие объятья товарищей.

— Тихо, мадам, тихо! – зашептал своей пленнице Лукин, зажимая той рот. – Не надо кричать, мы вас не тронем!

Погожин успокаивал свою полонянку подобным образом. Не сразу, но испуганные донельзя женщины поняли, что эти два амбала, обвешанные оружием, не собираются причинять им зло. Перестав громко мычать в ладони, закрывавшие их рты, селянки закивали согласно, и покорно пошли вместе с воинами в убогую, покосившуюся избу.

— Мы военные… — спокойным, размеренным тоном начал допрос Дмитрий, присев на шаткую табуретку в сенях. – Вас, и других пальцем не тронем. Вы понимаете, о чём я говорю?

Глядя выпученными от страха глазами на зеленоглазого гиганта, сидящего на корточках снаружи у двери, женщины снова начали кивать. Дмитрий внимательно рассмотрел пленных, ещё раз убедившись в правоте своих выводов. Та, что постарше – явно истощена. Глубоко запавшие глаза с тенями вокруг от недосыпа и усталости. Худое лицо, костлявые руки, нервно перебирающие подол потрёпанного халата. Вторая, помоложе и ростом пониже, отличается от своей товарки мало. Разве что кости не так выпирают.

— На кого выработаете? – Дмитрий решил задавать простые вопросы, чтобы не путать допрашиваемых.

— На Федьку… — после долгой паузы осмелилась говорить «младшая». – И на его… Шайку…

Женщина хотела сказать ещё что-то, но замолчала, потупившись глазами в почерневшие, рассохшиеся доски пола.

— Вас заставляют работать? – снова кивки.

— Бьют, издеваются, морят голодом? – и опять согласие.

— Свободы хотите? – Дмитрий заметил, как у старшей на глазах появились слёзы. – Тогда вы нам скажете, сколько их, и где они сидят.

Младшая зашевелила губами, начала загибать пальцы. Погожин смотрел на селянку, не пытаясь торопить. Невольница может замкнуться в себе, если давить и показывать беспокойство.

— Двадцать! – не дожидаясь пересчёта, ответила старшая. – Федька главный, Вовка всегда при нём…

Вторая потупила голову и опустила руки.

— Бешеная собака этот Вовка! – дребезжащим, глухим голосом продолжала старшая. – Дерёт и своих, и нас! Мужиков пленных он забивал, своими кулачищами! Перед всеми! На колени ставил на площади посредь села, и забивал! А мы смотрели! Яшка, брат его младшой, палкой лупил тех, кто плакал! Ржёт, и бьёт!..

— Где они живут? — Погожин терпеливо дождался, когда старшая выговорится.

— Да где… Новые избы им поставили… Федька в доме начальника туташнего… Бывшего… В большом таком, красном, возле горы. Девок молодых там держит… Младшей пятнадцать всего…

Почему никто не пытался сбежать, Дмитрий не спрашивал. И так понятно – везде мёртвая земля, да нежить по лесам бродит. Власти никакой, спасти некому.

— На месте они?

— Федька и Вовка-то? На месте… Всегда тут сидят, барствуют, пьют да жрут в три горла… Колька с сыном и ещё тремя ухарями на трассу поехали, разбойничают. Наша делянка тут скраю, видим, как они проезжают.

— На УАЗике? – переспросил Дмитрий.

— Ага, на нём, на «бобике» ездеют… Ещё шестеро, на буханке и газельке, с утра ещё уехали. Куда — того мы не знаем. В Ростов ездят, когда девки лишние есть, молодые. В Иваново бывает, награбленное возят, если самим не надо. Могут к вечеру вернуться, но чаще дня на два, на три… Вовка особенно лютый, когда долго не приезжают. Люську-инженерку до смерти забил неделю назад, когда три дня его шавок не было…

— Наркоман? – догадался Дмитрий.

— Ага… Все они! Кроме одного, Колдуном кличут. Тот зелья варит какие-то, зачарованный ходит. До девок охочий сильно, и про него такое говорят… — щёки старшей запылали.

— Сколько машин в посёлке? – прозвучал главный вопрос.

— Так… Ездят бобик, буханка, газелька… Всё. Бензина-то нету… Каждый день об этом говорят меж собой.

— Спасибо, девочки… — Погожин поднялся с табуретки. – Сидите здесь, никуда не выходите.

— Так у нас же… Норма дневная… — залепетала младшая и осеклась, увидев сталь в глазах воина.

* * *

— Пятеро в минус, двое неизвестно где. Шестеро на выезде. Итого в посёлке семеро козлят… Сидят под горой, в свежих срубах и кирпичном особняке. — Погожин описывал группе диспозицию. – Там же, в кирпичном доме, молодух держат. Где и сколько их, неизвестно. Трое главарей – Федька, Вовка, Яшка. При них некий Колдун. Садисты, убийцы, извращенцы. Под кайфом ходят, остальные наверняка выпившие. Оружие – неизвестно. Транспорта на ходу в посёлке нету, с бензином у них проблема. Два борта приедут не раньше вечера, но могут и через три дня вернуться.