– Я сажаю его в поезд, – голос бывшей жены такой счастливый, словно она не сына провожает, а на Мальдивы летит. Хотя во втором я думаю, что недалек от истины.

– И когда я его буду встречать? Можно было предупредить заранее? – открываю свой ноутбук и смотрю расписание поезда из Санкт-Петербурга.

– Ты хотел сына на Новый год? Вот, получи и распишись, – фыркает недовольно Валя.

– Ты говорила, что не отпустишь, если он закончит год с одной тройкой.

– А он и не закончил с одной, он закончил с тремя!

– Валя, у меня усиление на праздники… Я дома появляться почти не буду.

– У тебя всегда причины, короче, Зубр, сын уже в поезде, через четыре часа будет у тебя.

– Как через четыре?! Я думал завтра.

– Ты не думай, у тебя работа такая делать и исполнять. Все, я улетаю на Мальдивы, на две недели. Меня на связи не будет, встретишь, кинь смску. Номер поезда и вагона сейчас пришлю, – и бывшая отключается, оставляя меня разгребать все это.

Нет, я не против, чтобы мой съехавший с катушек сын-подросток побыл у меня, но вот с кем? Запереть его на все праздники дома, не вариант однозначно. Пойдет ведь по Москве с друзьями своими гулять, ищи его потом.

Так, у меня четыре часа, чтобы встретить его или послать Дему? Снова беру телефон и набираю своего друга Демьяна Сидоренко.

– Демыч, что делаешь?

– Кофу пью, в потолок плюю, – лениво тянет слова друг, капитан полиции.

– Значит, ничего. Сгоняй на вокзал через четыре часа, встреть Ваньку.

– Ого, твоя жена щедра на новогодние подарки, – ржет Дема, – Не могу я, у меня свидание.

– Подождет твое свидание, все равно не женишься.

– Жениться я и не собирался, а вот яйца опустошить пора, колом уже стоят.

– Хорош базарить о своих яйцах. Встретишь Ваньку и привезешь ко мне домой, ключ у тебя есть и пожрать что-нибудь купите по дороге.

– А сам что? Боишься, отпрыск не узнает отца?

– Да совещание у меня, Бориска с потрохами съест если опоздаю.

– Ладно, только ты тогда посмотри одно дело, сейчас пришлю с Макарычем. Там что-то мутное.

– Вечно у тебя все через пень, – огрызаюсь, – Опять влез куда-то?

– Не я, а Макарыч, а раз он-то и мы с тобой.

– Ты вообще помнишь кто я? Майор полиции, и ты на моем участке для чего сидишь?

– Чтобы ты как я плевал в потолок и кофу пил? – тут же отвечает друг.

– Вот именно не положено мне твои дела смотреть. Особенно как ты их разгребаешь. Вот разгребешь и посмотрю.

– Зубр, да там серьезно все. Короче, помнишь депутата Крыжина Сергея Павловича? Ну бывший вор в законе? Сейчас у него там все честно, типа свои ювелирки по Москве и Питеру, гребет лопатой короче. Заяву он тут накатал на одну девчонку, задержали сегодня. Крыжин рвет и мечет, чтобы мы ее за решетку засадили.

– А за что?

– Нанесение тяжких телесных.

– Да ладно?! – смеюсь, откидываясь на спинку кожаного кресла, – И что дяденьке фейс сильно попортили?

– Не только фейс, а еще по голове стукнули, сотрясение получил и так от души накостыляли.

– А девушка у нас что, боец спецназа?

– Неа, но усиленно карате занималась, до мастера почти дошла.

– И где она сейчас?

– У нас сидит в обезьяннике. Приходи, посмотри на красотку.

– А что там смотреть?

– А ты приди, сам увидишь.

– Ладно, Ваньку, встреть, после совещания зайду и дело заодно посмотрю.

– Добро, скинь, где малого встречать. Поеду, вынырну из полицейского рабства и омута бумажной работы.

Совещание у Бориски, то еще представление. Особенно перед Новым годом. Половина состава на усиление, как обычно опера, остальные офицеры по домам. Только вот я и Демьян остаемся за старших. В тот Новый год я работал, в этот должен был отдыхать, но будь не ладны эти Мальдивы. Медом там всем намазано, что ли.

– Ты, Зубрилин у нас одинокий, тебе все равно Новый год встречать не с кем, вот и будешь за меня, – подполковник Борисов, как всегда, на своей волне. Сам не работает, так даст другим.

– Почему это не с кем? – упрямлюсь я, – Очень даже есть с кем.

– Знаю я все про твою неизлечимую любовь, – отмахивается Бориска, как его прозвали в коллективе за глаза. Толстенький, низенький и как только в органы попал с такой физической подготовкой. Хотя что тут думать, тесть у него всю жизнь в органах, вот и тащил зятя за собой, – А у меня Мальдивы, между прочим. Жена с потрохами съест и выплюнет. Да еще и тесть с нами едет с тещей. Я бы с удовольствием тебя вместо себя отправил.

Представляю на мгновение себя вместо Бориски с его женой на Мальдивах и фыркаю, пытаясь скрыть смех. Бориска и его жена два колобка почти под пятьдесят обоим. Но там мадам боевая, когда в отдел заходит, все по струнке вытягиваются. Нет уж, пусть сам едет, без него спокойнее.

– Хорошего отдыха, – ворчу, собираясь слинять домой, но меня останавливает в коридоре Макарыч.

– Дема сына твоего встретил, сказал дома у тебя ждет, не задерживайся, – отдает мне мой телефон, который я оставил у себя в кабинете перед совещанием.

– Знаю я как он ждет, коньяком под завязку уже затарился поди, – идем с Макарычем, до моего кабинета.

Мы все трое из одной академии вышли, только пошли разными путями, а потом опять судьба свела. Макарыч долго по контракту ходил, Дема в уголовку пошел и стал капитаном, как и сейчас. В должности все поднимались, только я быстро взлетел, после одного случая. Когда Макарыч к нам пришел, а точнее, Дема его переманил, то работать стало намного легче, все свои. Тем более иметь под собой капитана, прапорщика, да еще и в друзьях, полный кайф.

– Так что с девчонкой делать? – останавливается у входа в свой отдел Макарыч.

– С какой? – куда я опять дел свой телефон? Ищу по карманам, мне же его только что Макарыч вручил?

– Каратисткой этой, – подсказывает приятель, снова протягивая мне аппарат, – Я дал, а ты не взял, – ржет, скотина. Фокусник хренов.

– Пусть посидит, подумает над своим поведением, – отбираю телефон, сую во внутренний карман пиджака.

– Посмотри на нее, интересно, что скажешь, – лыбится Макарыч.

– А что там есть на что смотреть?

– Угу, каратистка, культуристка…

Открываем железную дверь в отдел и спускаемся по лестнице. Киваю на приветствия младшего состава, подхожу к нескольким клеткам, покрашенным синей краской. В одной из них сидит девчонка в серебристой куртке и длинной клетчатой юбке. Иду дальше, пара храпящих алкашей с фингалами, затем один лысый, злобный. Ну этот пусть сидит, его месяц искали за изнасилование.

– И где? – оборачиваюсь к Макарычу.

– Так мимо прошел, – ржет тот.

Недоуменно смотрю на него, а он указывает на первую клетку. Снова возвращаюсь туда и откатываю челюсть вниз. Каратистка, говорите? Культуристка?

– Открой, – говорю Макарычу, и тот отпирает железный засов.

Прохожу, присаживаюсь на корточки напротив девицы. Мелкая, худенькая, очки в толстой черной оправе пол-лица закрывают. Белый берет на бок съехал, пара кудряшек медно-рыжих выскочили. Нос красный, натерла рукавом куртки слезы вытирала. На маленьком носике россыпь мелких золотистых веснушек. Красивая, яркая, рыжая. Кожа белая как фарфор. На ней серебристая куртка, белый джемпер под горло и юбка в пол в серую клетку. На ногах ботинки со шнуровкой типа берцев, только белые. И ей все это странно идет, только вот не вяжется никак ее образ с тем, что на бумаге написано.

– Ей шестнадцать то, есть? – не оборачиваясь, спрашиваю Макарыча.

– Есть, – смеется тот, – Двадцать один стукнуло в сентябре.

– Дева значит, – ухмыляюсь, а та вздергивает воинственно подбородок, – Ну-ка, скажи мне, за что дяденьку избила и кто избил?

– Какого дяденьку? – тонкий голосок, словно перезвон колокольчиков.

Быстрым движением цепляю ее маленькую ручку. Та тянет на себя, но это для меня как трепыхание котенка. Осматриваю ногти, чистые, короткие, ухоженные. На костяшках нежная кожа, без каких-либо ссадин.