Я весело выдыхаю.

— Всё, как делаю всегда.

— А как же твоя мама? — спрашивает он.

Мне и так плохо без напоминания о её постоянном отсутствии.

— Можно без этого?

— Без чего?

— Не делай этого прямо сейчас. У меня кружится голова, и я чувствую, что меня всё ещё может стошнить в любой момент.

Открывая дверь в мою ванную, он помогает мне войти внутрь и отодвигает занавеску в душе.

— Хорошо, Ракета, — он смотрит на мою ванну и слегка смущенно приподнимает бровь. — Ты хочешь, чтобы я подготовил тебе ванну или…помог тебе принять душ?

— Душ. Но дальше я сама, — говорю я, тянусь к подолу своей футболки, не думая и не заботясь о том, что он увидит.

Он направляется к двери.

— Я буду прямо за дверью, — он поспешно закрывает её за собой, но я не упускаю из виду, как его взгляд задерживается на моём обнаженном животе.

Я словно в замедленной съемке, и кажется, что проходят часы, пока я забираюсь в душ и включаю воду, прежде чем умыться и помыть голову. Обычно я бы привела их в порядок, так как они непослушные и легко спутываются, но сегодня у меня закончились силы, и мои руки невыносимо болят, когда я заворачиваюсь в полотенце. Но я действительно чувствую себя немного лучше, и голова у меня не так кружится после душа, так что Зак сделал всё правильно.

Я медленно возвращаюсь в свою спальню и нахожу его сидящим на краю моей свежезастеленной кровати и листающим свой телефон.

— Ты сменил мне простыни?

Когда он отрывает взгляд от телефона, его глаза вспыхивают при виде крошечного розового полотенца, обернутого вокруг моего обнаженного и наполовину мокрого тела.

— Эм, — он подносит татуированную руку к затылку и сжимает его, отводя от меня взгляд. — Да, я нашел кое — что в твоем шкафу и подумал, может, это поможет тебе освежиться. Свежие простыни — буквально моя любимая вещь, особенно когда я болен.

Легкий румянец заливает его щеки, и, чёрт возьми, это восхитительно. Этот мужчина очарователен. Добрый, теплый, невероятно заботливый, и это никак не помогает помочь мне преодолеть чувства, которые, я знаю, мне нужно оставить в прошлом.

Я подхожу к своему комоду и беру расческу, зная, что если в ближайшее время не укрощу свои непослушные волосы, то позже буду практически вырывать их с корнем. Я беру её и сажусь на кровать рядом с ним, прекрасно понимая, что всё ещё завернута в полотенце, но в равной степени слишком измучена, чтобы обращать на это внимание. Медленно я начинаю проводить расческой по непослушным прядям, но они слишком запутаны, и я сдаюсь с обреченным вздохом.

— Я могу помочь тебе.

Я смотрю на него, не веря своим ушам.

— Причесать меня?

— Да, похоже, у тебя какие — то проблемы.

Я протягиваю расческу и медленно поворачиваюсь так, чтобы оказаться к нему спиной. Он начинает осторожно распутывать узлы и приглаживать мои волосы по спине. То, как его огромные руки так нежно ласкают мою голову и волосы, невероятно сексуально контрастирует с грубой и яростной манерой их движений, когда он на льду. Количество раз, когда эти руки побеждали другого игрока в боях.

Спустя долгую минуту я чувствую, как кровать сдвигается сзади, а затем снова, когда он собирает мои волосы в ладони и начинает…заплетать их?

— Ты заплетаешь мне волосы? — спрашиваю я, слегка поворачивая голову.

Он хихикает.

— Да, но не дергай головой, потому что я в этом так же хорош, как и в готовке. Если ты оставишь их распущенными, то они просто снова запутаются в постели.

Как, чёрт возьми, я могу контролировать свои эмоции, когда он вытворяет такое? В нем есть все, чего я хочу, но не могу иметь. Мне нужно изменить свой подход к нашей дружбе, прежде чем я безвозвратно влюблюсь в мужчину, который просто хочет дружить со мной.

Моё сердце сжимается от осознания этого, и когда он заканчивает заплетать косу, я смотрю на своё полотенце, всё ещё обернутое вокруг меня.

— Мне нужно переодеться…

Зак вскакивает на ноги.

— Чёрт, да, прости. Я пойду вниз. Мне всё равно нужно сделать пару телефонных звонков. Тебе что — нибудь принести с кухни?

Я качаю головой и изо всех сил стараюсь, чтобы на моём лице не отразились какие — либо признаки того, что последние пару минут оставили раны, которые, несомненно, превратятся в шрамы на моём сердце.

— Нет, спасибо.

Он кивает, его брови слегка сведены вместе, прежде чем он поворачивается, чтобы уйти.

— Зак.

— Да?

— Спасибо. У меня никогда никого не…Да,… просто спасибо тебе.

— Не стоит благодарности, Ракета.

Затем он выскакивает за дверь и в мгновение ока спускается по лестнице. Я хватаю с комода свежий комплект для сна и забираюсь обратно в постель, натягивая одеяло на голову. Тошнотворное ощущение в моем желудке полностью возвращается, но на этот раз ясно, что это не имеет никакого отношения к гриппу.

ГЛАВА 11

ЗАК

— Уистлер? Какого хрена там?

Джон зевает, а затем что — то шепчет, я полагаю, Фелисити, хотя я не могу этого слышать, да и не уверен, что хочу. Эти двое до тошноты влюблены. Хорошо, если получается найти такую любовь. Я думаю, что у меня больше шансов проснуться и свободно заговорить по — итальянски, чем это.

— В этом году “Ванкувер” не использует его для тренировок, и тренер хочет, чтобы мы приехали туда в июле на неделю межсезонья для сплочения команды. Это хороший шанс для новичков команды освоиться.

Я наклоняюсь вперед на веранде с кофе в руке, наблюдая, как Луна завершает утреннюю тренировку по плаванию. Каким бы извращенным это ни было, я, кажется, не могу остановиться. Прошла неделя с тех пор, как она оправилась от желудочного гриппа, и это первый раз, когда она чувствует себя достаточно хорошо, чтобы отправиться в океан. Честно говоря, я немного скучал по этому. Я скучал по её улыбке, но в основном я просто скучал по ней.

— Итак, ты решил позвонить мне в семь утра, чтобы всё рассказать?

— Через минуту мы отправляемся в аэропорт. Мы летим обратно в Великобританию, чтобы повидаться с Дарси на неделю, и берем Джека с собой, так что это единственное время, которое у меня есть, — Джон практически стал опекуном для двух детей — подростков Фелисити, Дарси и Джека. В сентябре этого года Дарси должна поступить в университет в Англии, и он сблизился с её сыном Джеком, который, как я слышал, становится звездой НХЛ, особенно с тех пор, как Джон вошел в тренерский штаб Университета Сиэтла. Честно говоря, я не знаю, как он находит время, но сейчас он преданный семьянин. И я чертовски горжусь этим.

Я делаю последние несколько глотков кофе и слежу за Луной, когда она выходит из воды. Сегодня на ней ярко — синее бикини, и, чёрт возьми, оно творит такое с моим членом.

Я поворачиваюсь и направляюсь в гостиную, зная, что мне нужно отвлечься и оставаться во френдзоне — моя ежедневная мантра.

— Постарайся больше никого не бить.

Под никого, я имею в виду бывшего мужа Фелисити и законченного придурка — нарцисса Эллиота. Честно говоря, учитывая то, как он с ней обращался, я впечатлен, что Джон не похоронил его на глубине шести футов. Из его груди вырывается рычание.

— Он и близко к ней не подойдет. Единственное, что он увидит, — это огромный гребаный камень у неё на руке, напоминающий ему, что она теперь с тем, кто хорошо к ней относится.

Я хихикаю, всё ещё пытаясь осознать, как сильно изменился мой лучший друг и бывший плейбой за год.

— Итак, десятого июля мы все встречаемся? Через три недели?

— Да. Я буду рад тебя видеть, чувак. Думаю, к тому времени ты будешь лезть на стены от нетерпения вернуться и увидеть меня. Я знаю, как легко по мне соскучиться.

Я думаю о неделе, которую проведу вдали от Луны, и о том, как быстро пролетает межсезонье. Я почти не думал о Сиэтле или о ком — либо там, что меня удивляет. Как и следующие слова, слетающие с моих губ.

— Не совсем, приятель. Я был немного занят, что было приятно.