А у меня – лишь опасность погони и желание выжить. Уже немало, если разобраться. Перекидываться страшно, но ещё страшнее – вернуться обратно в приют и остаться на крючке у короля Абе́ррии.

С тёмного неба вдруг хлынул сильнейший ливень. Я подняла лицо вверх и радостно улыбнулась. Сама стихия воды давала мне знак. Она смоет мои следы и напоит речку. Неужели Ха́инко мне благоволит?

Я отринула страх, раскинула руки в стороны и выпустила гайрону наружу.

Оборот не вызвал боли. Я полной грудью вдохнула влажный воздух свободы. Зрение стало потрясающе острым – я различала малейшие нюансы даже в лесной темноте. Ливень не мешал – напротив, он нежно смачивал голубоватую чешую. Посмотрела на свои мощные лапы. Оглянулась и увидела тяжёлый шипастый хвост. Чистейший восторг гайроны рвался наружу, и я радостно плюхнулась в быстрые воды у своих ног. На волю, в море!

Речка, хоть и бурная, была неглубокой. Иногда я лапами толкалась от дна, придавая себе ускорение. Мчалась вниз по течению с бешеной скоростью – так быстро, как позволяло гибкое, созданное для маневрирования в воде тело.

«Гайроны – раса, выведенная искусственно всего шесть тысяч лет назад, Аливе́тта, – рассказывала бабушка, наливая нам ароматного чая из бутонов арро́сы. – Гениальный и абсолютно безумный в своей гениальности учёный Хе́них Заро́а захотел скрестить морского ящера суганди́ла и человека для создания воинов. Много лет и неудачных попыток спустя у него получилось! Он создал идеального солдата: живучего, выносливого, магически одарённого, невероятно сильного, способного к стремительной регенерации – и при этом тупого и безынициативного. Заро́а назвал новую расу гайронами. Он полностью подавил в них страх, чувство собственного достоинства, даже самосознание. Созданные им гайроны были управляемы и тупы, они стали прекрасными воинами, и он продавал их за очень большие деньги.

«А зачем их покупали?» – спрашивала я, ёрзая у бабушки на коленях и теребя в руках массивные кулоны, которые она всегда носила во множестве.

«Для охраны, защиты, но чаще в качестве воинов. Их даже кормить не требовалось – они сами себе могли рыбы наловить. Некоторые из тех гайронов умели оборачиваться людьми, хотя многие так и остались во второформе. Одного Заро́а подавить не смог – инстинкта размножения. А вот то, что его творения не стерильны, учёный понял уже позже, когда живущие в замке магически одарённые рабыни внезапно дали потомство от имеющих человеческую форму гайронов. И это потомство оказалось даже лучше. Заро́а согнал в свой замок побольше женщин и принялся наблюдать, скрещивать, анализировать результат. Уже третье поколение детей обладало более высоким интеллектом, чем изначальные гибриды. Заро́а был очень стар, когда понял, кого сотворил. Новую расу, превосходящую людей по многим показателям, а теперь ещё и не лишённую разума. И больше не желающую подчиняться приказам. Учёный попытался уничтожить своих детищ, но не смог. Не иначе Хаинко помогло. Гайроны убили Зароа, захватили его отдалённый замок и затаились на несколько десятков лет. Так и появилась наша раса. Любознательные путники, подъезжающие к замку Заро́а в те годы, видели лишь руины и не испытывали желания их исследовать. Так гайроны овладели иллюзиями и защитили свой вид».

«А что было дальше?» – с нетерпением дёргала я бабушку за тонкое, напоенное магией сапфировое ожерелье.

«А дальше гайроны размножились и снялись с места. Замок стал для них слишком тесным, и они нашли подходящий необитаемый остров, заселили его и сделали неприступным для людей. В зверином обличии гайроны с лёгкостью добывали жемчуг и редкие кораллы, в человеческой форме торговали с людьми. Уже через сто лет заселённых гайронами островов стало три. А затем людям пришлось начать считаться с молодой расой. С каждым поколением гайроны становились умнее и сильнее магически. А четыре тысячи лет назад случилась большая межвидовая война между гайронством и человечеством. Победу одержали мы. Людям пришлось подвинуться и подчиниться, мы запретили рабство и установили равные права для гайронов и людей. Так наш вид утвердился в нашем мире, Урму́нде. С тех пор много воды утекло, Аливетта, и теперь гайроны правят большинством стран. Мы сильнее, одарённее магически и живём дольше, чем люди. Вот так раса, выведенная в качестве слуг, стала править своими господами».

В детстве я очень любила бабушкины рассказы. Потом, уже в приюте, я поняла, что они показывали не всю правду. Мы и люди не жили в радужном согласии, нет. Люди подчинялись власти гайронов и при этом презирали. В Абе́ррии короля не любили. Ни Раха́рда Девятнадцатого, Безумного, ни его сына Раха́рда Двадцатого, пока не обзаведшегося прозвищем.

Я стремительно скользила в бурном потоке, и мои мысли неслись вместе с его водами.

Поменяются ли мои волосы после обращения? Скорее всего. Чем сильнее особь, тем явственнее голубоватый оттенок волос. Но для этого они ещё отрасти должны, а пока цвет был скорее светло-серебристым, такой и у человеческих девушек встречается, пусть и редко. Глаза у меня голубые, а не ярко-синие, как пристало чистокровной гайроне. До казни родных я этого очень стеснялась, а потом перестала: с такой внешностью проще жить среди людей. Даже ногти у меня были сероватые, а не голубые или синие, как у большинства. Хорошо, что я не парень – у них окраска всегда в разы ярче, такое не скроешь. А у женщин даже чешуя чаще серебристая, чем голубая.

Других гайронов стоило опасаться: наверняка на меня сейчас откроют охоту, доверять нельзя никому. Хорошо, что обычно их видно издалека. Синие или голубые волосы сложно спрятать, разве только закрасить, но этого никто не делает: чем ярче цвет, тем явственнее принадлежность к элите. А мне можно стать брюнеткой, девочки в приюте рассказывали, что существует чёрная краска для волос. Среди людей это ценимый цвет – показывает чистокровность, как и карие глаза. Даже небольшая примесь крови ящеров не оставляет шансов тёмному пигменту.

Возможно, я стану первой гайроной во всём Урму́нде, кто закрасит естественный цвет волос. Это хорошо, чем нетипичнее я поступаю, тем больше шансов затеряться среди островов.

Теперь вопрос – куда бежать?

Когда-то бабушка рассказывала, что я могу обратиться за помощью к её старинному другу – зайта́ну[5] А́йтону. Вот только он живёт на Лодира́ке, в Эллене́де, и, чтобы туда добраться с Айпага́рра, где находится приют, надо пересечь всю Абе́ррию. А на родине меня будут искать активнее всего.

Кроме того, об этом пути знает Виола. Подруга не сдаст меня добровольно, но королевские дознаватели умеют спрашивать. И ломать. И сейчас я молилась только о том, чтобы Ви созналась во всём поскорее. Её мучения мне никак не помогут: я двинусь туда, куда идти нет смысла – в жаркий Медита́р. Там меня станут искать в последнюю очередь, ведь мой родной Цейла́х с этим государством не граничит, и, по идее, оно не будет во мне настолько сильно заинтересовано.

Но за четыре проведённых в приюте года многое могло поменяться. Нужно сначала разобраться в ситуации, оценить обстановку, а потом решать, с кем иметь дело. Цейла́х – слишком лакомый кусок, чтобы от него отказались и оставили меня в покое. Полноводные пресные реки, обширные пастбища и горная гряда, богатая на руду и драгоценные камни – мой остров ценится очень высоко. А ещё он принадлежит мне безраздельно, ведь я последняя из рода Цила́ф, и никто больше не сможет править этой проклятой землёй, об этом позаботились мужчины моей семьи перед казнью.

Желание вернуться домой накатило с такой силой, что гайрона устремилась в море с удвоенной скоростью, быстро перебирая лапами и загребая хвостом.

Нельзя. Остров наверняка окружён, там меня точно будут ждать. Возвращаться туда рано. Необходимо сначала понять, что к чему. Заручиться поддержкой врагов Абе́ррии. Возможно, продать пару секретных фамильных арканов, чтобы раздобыть денег. Не хотелось бы, но лучше я останусь живой и обнародую их, чем умру и унесу с собой в глубину.