Не будь она такой уставшей, непременно поддразнила бы Сесиль, но вместо этого Марианна плюхнулась на табурет, стоявший перед вторым туалетным столиком, и начала салфеткой стирать с лица грим, шипя от боли, когда случайно задевала челюсть.

– Лиззи сегодня перестаралась? – спросила Сесиль.

– Ничего серьезного, – соврала Марианна; голова у нее все еще кружилась. Говоря по правде, тот апперкот был очень близок к левелеру – на боксерском жаргоне так называется мощный удар, которым можно мгновенно уложить соперника.

– Найди себе другую работу. Тебе и так повезло, что до сих пор сохранила лицо и, главное, зубы. – Взгляд Сесиль задержался на узкой переносице Марианны. Девушке уже дважды ломали нос, но, к счастью, Джеку (тренеру Марианны) оба раза удалось быстро его вправить, так что горбинка была почти незаметна.

Схватки, в которых участвовали Марианна, Нора и Люси, не были подстроены, не были и срежиссированы ради развлечения публики. Это были настоящие бои, а значит, и настоящие травмы. Как правило, Марианна переставала страдать от боли как раз к началу следующего боя.

– Если будешь продолжать, то скоро превратишься в подобие Джека, – добавила Сесиль.

С двадцати до тридцати лет Джек занимался боксом профессионально, и теперь, в сорок пять, история его боев отражалась у него на лице, как на дорожной карте. Марианна любила Джека, но уж точно не хотела выглядеть как он.

Марианна понимала, что Сесиль права: чем дольше она этим занимается, тем выше риск получить серьезную травму. Спустя два года боев она выглядит хорошо только благодаря тому, что в Фарнеме все боксируют в мягких перчатках. Богатые зрители, приходившие в цирк, хорошо платили за возможность посмотреть на любую женщину на ринге, но раскошеливались еще охотнее, если женщина была привлекательной. Никто не назвал бы Марианну красавицей, но она выглядела куда симпатичнее, чем бедняжки, вынужденные участвовать в кулачных боях ради куска хлеба.

Стерев с лица толстый слой грима, Марианна расстегнула платье, которое надевала на бои. Барнабасу хотелось, чтобы она одевалась как Сесиль: в узкое облегающее атласное платье с глубоким вырезом, подчеркивающее ее прелести, – но Джек наотрез отказался тренировать ее, если она будет боксировать в наряде, ограничивающем движения. Костюм, который Джек в конце концов одобрил, был достаточно свободным, чтобы не мешать его подопечной двигаться и не стеснять дыхание, из легкой ткани, чтобы не сковывала ноги. Что до корсетов, то они лишь обозначали приличия и совершенно не мешали Марианне дышать.

Барнабас, будучи Барнабасом, то есть непревзойденным балаганщиком, приказал костюмеру использовать тончайший муслин, какой только можно отыскать, и перед каждым боем наряды Марианны сбрызгивали водой. Когда девушка выходила на сцену, создавалось впечатление, что она практически обнажена.

Марианна торопливо разделась до сорочки и мужских панталон, которые стала надевать после того, как однажды во время боя с нее почти полностью сорвали платье и нижнюю юбку, затем налила в таз теплой воды и ополоснула руки и ноги. Вернется домой – примет нормальную ванну.

Она как раз надевала поношенное парчовое платье, хранившееся в гримерке, когда дверь приоткрылась и внутрь просунулась голова Джека.

– Привет, уточки мои!

Марианна крепко обняла его:

– Рада видеть твою уродливую морду!

Джек стиснул ее так, что ребра затрещали, отпустил и повернулся к Сесиль.

– А ты как поживаешь, принцесса? – спросил он, склоняясь над рукой француженки.

Сесиль рывком подняла его голову и расцеловала в обе щеки. Грубое лицо тренера запылало.

– Рада тебя видеть, Джек.

– Как хорошо домой-то вернуться. – Он сдвинул в сторону кучу костюмов и одежды, валявшихся на кушетке, и осторожно опустил на нее свое высоченное, в шесть футов три дюйма, туловище. – Это была долгая поездка. – Но его хорошее настроение мгновенно испарилось, стоило ему взглянуть на распухшую челюсть Марианны. – Черт побери, Энни, что это я такое вижу? Сколько раз я тебе говорил: думай во время боя?

– Знаю, Джек. Я отвлеклась и тут же была за это наказана.

Он что-то проворчал, и по выражению его лица Марианна поняла: она еще не все услышала.

– Марианне нужна другая работа, – заявила Сесиль и, поднявшись, так резко дернула вниз свой черный атласный лиф, что едва не выскочили соски.

Даже Джек, давно привыкший находиться среди полуодетых женщин, с трудом сглотнул, глядя на Сесиль. Она была красоткой: черный атлас выгодно подчеркивал блестящие, черные как смоль волосы, составлявшие резкий контраст с фарфоровой кожей и темно-карими миндалевидными глазами. Сесиль выглядела порочно и чувственно. А уж когда она надела на талию сделанную на заказ кожаную кобуру и застегнула на широких бедрах, то и вовсе стала выглядеть как олицетворение опасности.

– Тебе так не кажется, Джек? – спросила Сесиль.

Джек с заметным усилием отвел взгляд от ее декольте:

– Э-э-э… что?

– Марианна. Ей пора прекратить боксировать.

– А… да я ей это уже говорил, причем еще до того, как она начала. – Джек, ухватившись за свою любимую тему, начал горячиться. – Хорошенькая умная девушка вроде тебя не должна…

Тут дверь в гримерку распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в проеме показалось рассерженное, раскрасневшееся лицо дяди Барнабаса. Он ткнул пальцем в Сесиль.

– Вот ты где! А ну вытаскивай отсюда свою задницу, мисси, ты чертовски опаздываешь, и парни в зале начинают беспокоиться.

Сесиль, реагировавшая на приказы, как кошка, внезапно решила, что ей нужно хорошенько изучить ногти.

Барнабас издал задушенный досадливый звук, но благоразумно воздержался от дальнейшего давления.

Вместо этого он повернулся к Марианне.

– А ты… – сказал он, бросая острый взгляд на Джека. – Я хочу, чтобы перед поездкой девочка была в наилучшей форме. Хватит перекладывать ее тренировки на твоего дружка Энди. Ей нужен ты.

– Что ей действительно нужно, Барни, так это другая работа.

Барнабас нахмурился – то ли из-за совета Джека, то ли из-за нелюбимого прозвища, а может, из-за того и другого вместе.

– Чтобы до нашего отъезда ты тренировался с ней трижды в неделю.

Джек возвел глаза к потолку, но Марианна кивнула.

– Да, дядя.

– О, чуть не забыл, – сказал Барнабас. – С тобой хочет поговорить герцог Стонтон.

Марианна чуть не рассмеялась. Чтобы дядюшка «чуть не забыл» передать сообщение от герцога?

– Нет.

– Марианна, не будь дурой. Это второй…

– Нет.

Он умудрился выглядеть раздраженным и одновременно удрученным.

– Человек просто хочет с тобой поговорить. Можешь пригласить его домой и принять в библиотеке или…

– Нет.

Барнабас проворчал:

– Вот упрямая! – И, резко развернувшись, вышел из гримерки.

Марианна просто поверить не могла, что Барнабасу хватило наглости навязывать ей Стонтона. Опять.

Сесиль дернула подбородком в ту сторону, где до этого стоял Барнабас.

– Хочешь, я его застрелю, chérie[1]?

Шутка была старой, но Марианна всегда невольно над ней смеялась.

– Соблазнительное предложение.

– Джек, вразуми ее, – бросила Сесиль через плечо, выплыла из комнаты и закрыла за собой дверь.

– Знаешь, она права… насчет ухода из бокса, – сказал тренер.

– Я знаю, Джек. Думаешь, я не понимаю, что каждый бой – всего лишь очередная травма, которая только и ждет своего часа?

– Мне вообще не стоило тебя тренировать.

– Барнабас нашел бы кого-нибудь другого, далеко не такого толкового, как ты.

– Ему надо было выбрать кого-нибудь еще, а не собственную племянницу!

– Он так и сделал: Нора и Люси не его племянницы.

– Они другие – росли в Сент-Джайлсе, поэтому им пришлось стать крутыми.

– Хочешь сказать, я не крутая, Джек?

Он не обратил внимания на ее подначивание:

– Ты другая, и знаешь это.