Женщина не потеряла сознание, она всё видела и чувствовала. Чувствовала, как ноги перестали держать тело, как руки налились такой тяжестью, что поднять их было совершенно невозможно. Бессильные слёзы текли по её лицу, а дыхание стало поверхностным и каким-то прерывистым, словно она вот-вот совсем перестанет дышать.

Мертвец на лестничной клетке наоборот активизировался. Он больше не давил на дверь, а пытался открыть её. С силой потянув ручку, он вырвал её с корнем. Закрытая на засов дверь не поддалась. Мертвец нащупал верхний её край и дёрнул. Податливая жесть легко согнулась. Женщина издала тихий писк.

Отогнув угол двери до середины, мертвец заглянул внутрь. Увидев жертву, он удвоил усилия. Поняв, что сверху ему в квартиру не попасть, он сделал то же самое с нижним углом. Дверь осталась стоять закрытая на засов, но сложенная на подобии письменного конверта, будто из неё собирались сделать оригами, но бросил, отвлёкшись на что-то более важное.

Для присланного мертвеца более важной была хозяйка квартиры, скулящая от страха за погнутой дверью. Встав на четвереньки, он влез в образовавшийся снизу проём, и бросился на жертву.

Даже тогда, когда холодные руки трупа, покрытые багровыми пятнами, сомкнулись на горле хозяйки квартиры, предательски стойкое сознание не смилостивилось над ней. Бедной женщине, ещё недавно такой грозной и храброй, пришлось испытывать муки удушения до самого конца.

Когда тело перестало дёргаться в его руках, мертвец свернул для верности шею жертве и выбрался из квартиры тем же путём, что пришёл.

Ольга открыла глаза в своей комнате. Всё было сделано как по нотам, и месть свершилась идеально. Почти. Чёрт дёрнул этого студентишку подрядиться на дежурство в морг. Патологоанатом в такое время давно спит беспробудным пьяным сном, а этот…, чёрт бы его побрал, заметил встающее тело. Ну, ничего, ему всё равно никто не поверит. Да и как поверить в то, что жмурики по Богородицку разгуливают по ночам? Ольга ведь тело вернула на место. Даже простынкой накрыла. Никто не подкопается. А что до той склочной бабы, которую она руками мертвеца удавила, так на то и присказка есть: “Жила была девочка – сама виновата!” А Ольге теперь возможности открывались широкие, раз подчинилась ей, наконец, колдовская сила. Не права ты тогда была, бабка Анфиса. Ох, не права! Теперь можно было кое-что и подзаработать на новой ниве. Не для себя, конечно. Ей много не надо. А вот внук у бабы Ольги талантливый. Станиславу и надо помочь!

***

Студент-практикант не считал, что местные врачи правы по поводу возможности возникновения вирусного заболевания, от которого умерло уже три человека. Все эти пациенты находились в больницах недостаточно долгое время, чтобы подхватить больничную инфекцию. Да и нет болезней, которые протекали бы с такими клиническими признаками. Вернее есть, и даже несколько, но к внутрибольничным они не относились.

Погрузившись в учебники, энциклопедии и горы другой медицинской литературы, какую смог достать студент-практикант в Богородицке, он так и не смог найти какого-то одного, удовлетворяющего всем клиническим признакам, заболевания. Удалось отыскать несколько, но ни к вирусным, ни к бактериальным они не относились. Больше всего усердный студент склонялся к заболеваниям крови, но кроме подозрений и догадок у него ничего не было.

– Так не пойдёт, – сказал себе Гена. – Без результатов вскрытия ни фига я не выясню, а на учебниках гадать можно до морковкина заговенья. Надо что-то делать.

Определённо что-то надо было делать, но что сделаешь, если все отчёты хранятся у главврача в кабинете. Придётся рискнуть.

У Гены созрел план в духе шпионского детектива. На вахте дежурила средних лет санитарка. Привлекательная, но одинокая. К ней и решил подкатить парень и в процессе, так сказать, близкого знакомства, позаимствовать у неё ключи от кабинета главврача.

Днём, после обычной работы практиканта, Гена как бы невзначай заглянул на вахту и разговорился со Светланой. Та ответила на его неуклюже-юношеские ухаживания положительно и назначила встречу в десять часов вечера возле основного больничного корпуса. Парень с радостью согласился и был готов уже к девяти.

Подойдя к крылу, где располагались кабинеты врачей и ординаторские медсестёр, запиравшиеся на ночь, Гена услышал оклик Светланы откуда-то сзади.

– О, привет. Ты здесь? – немного смутившись, произнёс Гена.

– Где же мне быть? – Светлана улыбнулась. – Смена-то кончилась. Ну, что, пойдём?

– П-пойдём, – согласился Гена, обескураженный поворотом событий. – А на вахте кто?

– Анна Григорьевна. Кто же ещё? Ты что, график дежурств не смотрел?

– Не-а, – признался Гена, увлекаемый под руку оборотистой Светой.

***

План пришлось менять. С графиком он, конечно, прокололся, но это было полбеды. Плохо было то, что Ольга в ночь вообще не работала, а пытаться проникнуть в кабинет главврача днём не могло быть и речи. Приходилось думать.

– Ну, чаво расселси-то?! – вывел Гену из задумчивости по-старчески надтреснутый голос вахтёрши Анны Григорьевны. – Жопу отморозишь, чаво будешь делать? Тоже мне, врач, твою медь! Чай не май месяц.

“На ловца и зверь бежит” – подумал Гена, а вслух сказал:

– Доброе утро, Анна Григорьевна. А вы со смены?

– А то ж откуда? Знамо дело со смены. А ты чаво такой задумшевый? Ай, со Светкой не срослося? – Анна Григорьевна встала напротив парня и деловито подбоченилась.

Гена покраснел от смущения.

– Срослося, баба Аня, срослося.

– Так чё грустный такой?

– Не грустный, а задумчивый.

– Ишь ты! Задумчивый он. Это о чём же ты так думаешь, ажно дым из ушей валит?

– Да, по учёбе.

– Всё учишься, значит?

– Ага.

– В твоём возрасте уже давно пора всё уметь, а ты учишься до сих пор, – подколола студента баба Аня. Тот не знал, что ответить и просто промолчал. – Ну ка давай колись. Я ж вижу, что не в учёбе дело. Да не боись. Я всё знаю. Ко мне всякий за советом идёт.

Гена не стал особо отнекиваться, тем более что санитарка-вахтёрша никак не могла отрицательно повлиять ни на его практику здесь, ни на учёбу в институте. Он рассказал ей и про умерших пациентов, и про свои измышления на счёт причины их смерти, и про памятную ночь в морге. На сердце отлегло, когда Гена поделился наболевшим, пусть даже и с необразованной санитаркой.

– Да уж, пути Господни неисповедимы, – заключила баба Аня, выслушав рассказ студента. – Всё возвращается на круги своя!

– Это вы о чём? – не понял Гена.

– Да всё о том же, – неопределённо ответила баба Аня. – Я ведь здесь сорок лет назад тоже главврачом работала. Ты знал?

– Как так? – удивился Гена. – А теперь что? Почему так получилось?

– Потому, почему и тебе теперешний главврач запретил в это дело нос совать. – Баба Аня строго взглянула на парня. От простонародного говора не осталось и следа. – Я вот не послушала такого же совета в своё время, меня по служебной лестнице-то и спустили кубарем. А я ведь такое видела, чего тогдашняя советская власть на дух не переносила. Я потом в монастырь ушла, а уж когда вернулась, меня тут все забыть успели. Устроилась вот, вахтёршей.

– Так значит, вы встречали то же самое, что и я? – изумился Гена.

– Нет, не то же самое. Мертвяков ходячих я не видела, – поправила его баба Аня. – Другое видела. Ну, да земля наша на всякое богата. Так ты чаво обо всём энтом думаешь? – Вахтёрша снова перешла на простонародную речь.

– О мертвецах? – уточнил Гена.

– О болезни, дурень!

– Пока отчёт о вскрытии не увижу, чего я об этом думать могу? Так, догадки одни. – Гена развёл руками.

– Энто, бишь, тебе к главному надоть.

– Сам знаю. Так кто ж меня туда пустит? А сам он не даст.

– Знамо, не даст. И нече тебе туды соваться.

– Я, в общем-то, уже сунулся. Меня мертвец, которого я день назад реанимировал, чуть самого в реанимацию не отправил. Голова до сих пор болит.