– Это правда? Я – пункт твоего списка?

О боже! Он услышал. Так вот в чем дело. Стыд пронзил Хлою, словно пулей, пробивая плоть, кровь и кости, лишая самообладания. Рэд знал, как важен для нее список. Может, он решил, что она жалкая, и прилипчивая, и все такое прочее, что говорил ей Генри, прежде чем уйти. Но это не походило на правду. Это не походило на Рэда, так в чем тогда проблема?

– Хлоя, – сказал он, крепко сдерживаемый гнев опалял его слова. – Отвечай мне.

Может, она ничего не понимала, но врать точно не собиралась.

– Да. – Его лицо погасло, будто ему отключили энергию. – Почему ты так расстроен?

Миг – и на его лице снова вспыхнули эмоции. Его переполнила смесь шока и ярости, это читалось по ровной линии его рта и пустому взгляду. Ярость бурлила и в его голосе:

– Что, хочешь сказать, я принимаю все слишком близко к сердцу?

– Нет, – немедленно ответила Хлоя. – Конечно нет.

В голове закрутились шестеренки. Все стало яснее, но она понятия не имела, как поаккуратнее распутать этот узел, так что решила прибегнуть к простым фактам. Очевидно, Рэд считал, что его присутствие в списке означает нечто ужасное. Иного объяснения она придумать не могла. Нужно просто проявить терпение:

– Просто успокойся, ладно? В том, что ты есть в списке, нет ничего плохого.

К его ярости, как керосин к пламени, подлилось недоумение. Он заговорил быстро, дрожа всем телом:

– «Успокойся»? «Нет ничего плохого»? Я не идиот, Хлоя. Все это время я… а ты просто использовала меня для своего хренова… ставила галочки и смеялась со своими сестрами над…

– Я бы никогда так не поступила, и ты об этом знаешь! – рявкнула Хлоя. Дыхание сделалось резким от паники. – Рэд, послушай меня. Я добавила тебя в список, потому что ты важен.

Он так резко пропустил пальцы через волосы, что Хлоя знала – ему наверняка больно.

– Важен как «сделать что-то плохое»? – выпалил он жестким и насмешливым тоном. – Разве ты не использовала меня и для этого тоже? А я-то думал, что это охренительномило.

Хлоя оцепенела:

– Ты не понимаешь…

Его крик был рваным, вырвавшимся из груди смесью злости и боли и обжигающим, как кислота:

– Не рассказывай мне, что я чего-то не понимаю. Нечего делать из меня гребаного дурака!

Опустилось напряженное молчание. Судя по виду Рэда, эта вспышка шокировала его так же, как ее. Но сосущая пустота между ними породила отчаянную мысль: Хлоя не сможет заставить его поверить ей, когда он на взводе, зато сможетпоказатьему правду – если он даст ей шанс. Она найдет доказательство, найдет список – и Рэд придет в себя, перестанет трястись, перестанет кричать, перестанет смотреть на нее так, будто она – не она вовсе.

Ей еще никогда не хотелось придушить кого-то так сильно, как прямо сейчас – незнакомую женщину по имени Пиппа.

– Просто подожди, – попросила Хлоя. – Я тебе покажу. – Она перегнулась через журнальный столик и принялась рыться в мусоре, бумажках и бесконечных блокнотах, ищатот самыйблокнот, тот, который все исправит.

Рэд тяжело выдохнул. Издал звук, напоминающий звон трескающегося стекла, возможно, смех – очень надломленный смех:

– Ага, конечно. Будешь искать какое-то доказательство, что ты не лживая манипуляторша, использующая людей в своих целях, только никак не сможешь найти. Но – ох, черт, если бы ты только могла! Так? – Его голос больше не звучал зло. Он звучал устало. Смертельно, чертовски устало: – Ладно, Хло, перестань. Ты меня получила. Дело сделано. Так что вычеркни меня из списка, а я сделаю вид, что никогда тебя не встречал. И хрен с этим! – Он повернулся и вышел из комнаты.

Нет, нет, нет!

Мгновение Хлоя стояла, ошарашенная, не в силах ни произнести что-либо, ни думать как следует, ни даже толком вдохнуть. Его слова поразили ее в самое сердце, ранив глубже, чем следовало бы. Она попыталась напомнить себе, что это просто недопонимание, то, что Дани назвала бы «триггернуло».

Но демоны выли громче: «Он тебя бросает».

Когда-то Хлоя пообещала себе, что ни за что не будет гоняться за теми, кто хочет уйти. Никогда не позволит угрозе одиночества, отчаянию,любвивыставить ее дурой. Но ноги двинулись с места без разрешения, сначала медленно, потом быстрее, пока она не начала спотыкаться о разбросанные коробки и держаться за стены, ведомая свирепой целеустремленностью. К тому времени, как она догнала Рэда, он уже стоял в дверях, спиной к ней. На пороге.

Неужели всегда все так заканчивается?

Но он не двигался. Не делал этого последнего шага. Все его мускулы были напряжены, словно застыли. Он как будто вибрировал – не то от ярости, не то от сожаления, не то от нерешительности.

Внутри Хлои разгорелась надежда – яркая и опасная, которой невозможно было сопротивляться:

– Поверь мне. Просто поверь.

Он не повернулся:

– Не думаю, что смогу.

Хлоя так крепко стиснула зубы, что могла бы поклясться: она услышала, как один треснул. В горле образовался комок из болезненной гордости, кислоты, опилок и тяжелого бетона. Хлоя попыталась сглотнуть его – ей это не удалось. Она попыталась убедить себя, что Рэд не станет этого делать, – не станет вот так бросать ее, отказавшись выслушать хотя бы на секунду, – и это не удалось ей тоже.

Когда Хлоя снова заговорила, в ее голосе сквозили паника и страх, и она ненавидела себя за это. Нет.Нет.Она ненавиделаегоза это, за то, что он доказал: все ее опасения ненапрасны. Конечно, он не стал бы так делать.

– Рэд. Не надо.

Тишина. Обжигающая тишина.

– Если ты можешь вот так просто уйти, – в отчаянии сказала Хлоя, – то катись к чертям и не возвращайся!

Грохот двери сотряс ее до костей.

Внутри нее что-то сломалось.

Как только Рэд вышел в коридор, нечто заставило его разум вернуться назад в тело. Последние десять минут он словно наблюдал за происходящим со стороны, порхая над самим собой, словно призрак. Наблюдая, как все рушится. Ощущая отголосок своей собственной боли, будто она принадлежала кому-то другому. Теперь он чувствовал все сам, словно Бог только что лично ударил его под дых.

Стены Хлоиной квартиры медленно смыкались вокруг него, ее прекрасный убитый горем взгляд удушал, но теперь Рэд вышел и чувствовал себя спокойным, опустошенным и ослабевшим. Он прислонился к ее двери, не в силах сделать новый шаг, и медленно опустился на пол. Мир подернулся дымкой ярко-белого, смешивавшегося с кроваво-красным, но, когда Рэд прижал ладони к линолеуму, его холод помог ему сконцентрироваться. Рот онемел, будто принадлежал кому-то другому. На языке был привкус меди, напоминающий кровь. Кожа взмокла от пота и липла к одежде, а он этого даже не заметил.

Ему было страшно. Он осознал это резко, одновременно удивленно и покорно. Ему было страшно, и это злило его, как гребаное бешеное животное, отгрызающее свою же угодившую в капкан лапу. Но эта мысль раздражала, и Рэд поймал себя на том, что хмурится, исправляя негативный посыл.Я не зверь.Потом он повторил это вслух, потому что доктор Мэддокс вечно талдычила про осознанность и мантры.

– Я не животное, – прошептал он, и его голос растворился, словно дым. – Я не животное.

Что дальше? Он сказал себе что-то позитивное, и теперь… теперь надо найти что-то, на чем можно сконцентрироваться. Вот так. Рэд выбрал первое, на что упал взгляд: противоположную дверь с царапиной, которую ему надо закрасить. Точно. Он уставился на черную отметину на фоне красной древесины и повторял собственные слова, как молитву. Лучше бы этой гребаной двери не открываться, потому что Рэд сейчас не в той форме, чтобы разговаривать с жильцами. Или с кем угодно вообще. Некоторое время он посидел наедине со своими мыслями.

– Ладно, – наконец пробормотал он. – Ладно, Рэд. Что это сейчас такое было?

Хлоя манипулировала им – вот что. Она манипулировала им, прямо как Пиппа. Вот только эта мысль, еще пять минут назад казавшаяся такой рациональной, теперь выглядела абсолютно нелепой, потому что Хлоя совершенно не походила на Пиппу. И Рэд знал, что это его собственная мысль, потому что она уже тысячу раз приходила ему в голову. Эти отношения не походили на предыдущие. Никто не морочил ему голову.