Раббатор степенно покинул помещение, стараясь не показать, как ему на самом деле поскорее хочется отсюда уйти. Поручить какой-нибудь раббатисе донести радостную весть до Её Величества он не мог, это была его прямая обязанность, перекладывать которую он не имел права, но жуткая гостья пугала старого служителя до дрожи, до спазмов в животе. И Нолан был искренне рад, мысленно испросив прощения у Всевышнего за такие чувства, что вскорости Аманида покинет стены Ромейской святости, и будет как можно дальше отсюда. Но на краю сознания свербело уже несколько недель, потому он принял сложное решение и теперь должен был обсудить всё с Его Святейшеством.

Настоятель в сопровождении двух воинов, шагал по тёмным коридорам святости. Вниз по витой лестнице и дальше, к задним дверям. Оказавшись снаружи, на мгновение замер, чтобы вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух, благоухающий цветущими растениям. Слух ласкало пение птиц в густом лесу, что вздымался за высоким каменным забором.

Несмотря на тепло, раббатор зябко повёл плечами. Интуиция, ни разу его не подводившая, кричала, что нужно поспешить.

Между двумя зданиями шла невысокая общая ограда, в ней была неприметная дверца. С тихим скрипом створка распахнулась, и настоятель ступил на протоптанную тропинку, он пересёк двор и вошёл в мужскую часть Ромейской святости.

И снова путь по таким же тёмным, пахнущими сыростью коридорам, через многочисленные анфилады, подъёмы и спуски. И всюду его пропускали, кланялись не потому, что должно, а потому, что раббатора Нолана искренне любили.

Наконец, вожделённая цель была достигнута: настоятель и его телохранители остановились перед двустворчатыми резными дверьми, за которыми находился кабинет Его Высокопреосвященства Орана.

Дюжие воины, стоявшие по бокам от входа, даже не шелохнулись, когда мимо них прошли поздние посетители. Раббатор шагнул в приёмную, обстановка которой резко отличалась от серости коридоров, здесь даже пахло иначе – цветочными благовониями, ни намёка на сырость с тонким шлейфом плесени. На чисто выметенном полу лежат светлый, толстый, искусно сотканный ковёр. У одной стены горел камин, у другой стояли шкафы, забитые свитками и тяжёлыми, в кожаном переплёте, фолиантами.

Секретарь Святейшества удивлённо вскинул светлые брови, быстро вышел из-за стола и вежливо поклонился:

– Раббатор Нолан? Что-то случилось?

– Да, Гарри, мне нужно срочно поговорить с Его Высокопреосвященством.

– Подождите, я у него спрошу. Но, если честно, Его Святейшество сегодня сильно не в духе, – понизив голос, поделился Гарри, – боюсь, в аудиенции вам будет отказано, – и, снова поклонившись, исчез за ещё одной дверью.

Долго ждать не пришлось, юркий секретарь вскорости возник перед настоятелем:

– Его Святейшество ожидает вас, – и, предупредительно распахнув створку, посторонился, пропуская Нолана вперёд.

Глава всех святостей Аскалы восседал в широком, украшенном искусной резьбой, кресле за не менее внушительных размеров столом с полированной столешницей и что-то писал, деловито поскрипывая острозаточенным пером.

Раббатор поклонился.

Ждать пришлось недолго: Оран отложил перо, поднял глаза на посетителя и, задумчиво пожевав губами, спросил:

– Лично сообщил Её Величеству о приказе короля?

– Да, как вы и сказали. Королева очень обрадовалась.

– Присядь, – кивнув на стул напротив, Оран сложил пальцы домиком, и молча дождался, пока Нолан устроится на сиденье. – Ты хотел со мной о чём-то поговорить?

– Да, Ваше Святейшество, – замешкавшись на секунду, Нолан продолжил, – хочу оставить пост, уехать в деревеньку, и закончить свои дни, тихо служа Всевышнему в небольшой святости.

– Даже так? – Оран мысленно возликовал: он давно хотел убрать Нолана с глаз долой, но опасался вызвать ненужные сейчас возмущения, ведь раббатора любили. А раз тот решил всё добровольно, то удерживать его Святейшество и не подумает. – Как раз освободилось одно место. Вот только готов ли ты стать простым раббатом?

– Да, готов. И куда же ехать? – заинтересованно качнулся вперёд собеседник.

– В город Друидор, что в герцогстве Йорк.

– Заворожённый лес, значит? – выдохнул отец Нолан, отчего-то будущее место служения благодатью разлилось по сердцу.

– Если не хочешь, я подберу что-то другое, но тогда придётся подождать, – неправильно трактовал реакцию Высокопреосвященство.

– Нет-нет! Я поеду в Друидор!

Утром следующего дня два экипажа почти в одно и то же время из разных ворот покинули стены Ромейской святости: первый покатил в ближайший городок, второй – на северо-восток, к далёким землям герцогини Йорк.

– Блеск! – выдохнула я, рассматривая первый в этом мире октаэдр на просвет. Грани переливались бриллиантовыми всполохами, завораживая, удивляя и восхищая идеальными краями. – Мастер Питер, – посмотрела на молодого человека лет двадцати пяти, невысокого и спокойного, как удав, – у вас золотые руки! Вы волшебник!

– Что вы, леди Одри, – мужчина смущённо потупился, но был, несомненно, польщён, – это моя работа. Которую я люблю.

– И это видно, – улыбнулась я, – я могу забрать октаэдр?

– Да, конечно, – кивнул Питер, учтиво поклонившись.

Мои мастера-шлифовальщики уже наловчились делать тетраэдры и кубы, набили руку и пошли дальше. И вот я счастливая обладательница восьмигранника. Он ляжет в основу магического двигателя. А это… это первый шаг к научной маготехнической революции! У меня даже кончики пальцев закололо, настолько мне хотелось немедленно начать работу. Но, увы, один в поле не воин, а моим помощникам нужно время вырасти и стать спецами в своих сферах.

– Полировка – это заключительная стадия тонкого шлифования, в результате поверхность предмета приобретает зеркальный блеск, – услышала я одного из "старожил", читавшего лекцию новичку. – Ты уже научился зачерпывать свою силу и направлять на станок, чтобы он вращался с нужной тебе скоростью, только будь осторожен, сильно не наседай, иначе сломаешь заготовку, и резерв опустошить в два счёта. А хрусталь – дорогая вещица, понимаешь? Из твоей зарплаты вычтут за порчу…

Работа Лоереи не прошла даром: медленно и по чуть-чуть к нам стали стекаться неистинные из ближайших селений и городов. Все они проходили первичный отбор у моих заместителей, на каждого составлялась анкета, затем их собеседовала я, определяя, к какой категории магов отнести и в какой цех назначить, затем им делалось выгодное предложение, с обязательным пунктом принести клятву о неразглашении. Клятва не на крови, но магическая. Обет на крови давали только руководители и те, кто работал непосредственно с печатями из эргров.

Группа эгрографов состояла всего из десяти способных неистинных: шесть юношей, один старик и трое девушек. Молодые люди были восемнадцати-девятнадцати лет с Жозером во главе. Их магические ядра были с перепелиное яйцо, плюс-минус, то есть поболее всех остальных, пытливые умы, въедливые характеры и так нужная мне настойчивость. Каждый из них дал мне мудрёную клятву на крови. Даже если кого-то возьмут в плен и станут пытать, не дай Всевышний, они ничего не расскажут, как бы ни хотели. И, прежде чем стать мастерами по начертательной магии, я с каждым поговорила отдельно, давала пару дней всё обдумать.

Первые хрустальные многогранники они испортили, что неудивительно. Но со временем наловчились, и не так давно у нас вышло вписать печать в хрустальный накопитель.

Сложность заключалась в том, что рисовать приходилось чистой энергией. Никаких узоров чернилами на поверхности хрусталя, мы выжигали символы внутри многогранника. Сложная, ювелирная работа, иной раз пот застилал глаза мастерам, настолько кропотливый труд, вытягивающий все соки из нетренированных людей. Магоканалы были хорошо прокачаны только у Жозера, остальные ощущали боль. Но со временем она (боль) пройдёт и станет легче, а пока да, придётся потерпеть. Ничто не даётся легко, я уяснила это на своём опыте…