Вот это была новость! Я и подумать не мог, что о нашем походе известно монахам по всему королевству. Все это время я считал, что история спасения владыки была благополучно забыта после переворота, но оказалось, что это не так.

— Благородный Фифон успел перед смертью подробно описать ваше путешествие, поименно указав всех участников похода. Его труды изучают во всех обителях, и в нашем монастыре о них знает каждый послушник.

— Удивительные вещи ты рассказываешь, брат Нимас. Я и не знал, что владыка успел поведать о наших приключениях, — я сокрушенно покачал головой, — но ты напрасно называешь меня живой легендой. Неужели ты не слышал, как меня величают в миру? Люди короля считают меня преступником и зовут Тибоном Проклятым.

Монах наклонил голову в знак того, что мои слова не стали для него неожиданностью.

— Какое дело нам — служителям богов до того, что говорят в большом мире, — он улыбнулся, — монах-воин, спасший владыку из рук варваров, не может быть плохим человеком. Будь спокоен. Церковь никогда не верила наветам.

Удивленный и растроганный неожиданным известием и словами священника я опустился перед ним на колени.

— Благослови, брат Нимас, — попросил я старого знакомого, — тяжелые испытания ждут меня.

— Встань, брат, — забеспокоился монах и бросился меня поднимать, — благословляю тебя и все твое воинство. Пусть боги даруют вам силу для защиты родной земли от полчищ дикарей.

С большим трудом мне все-таки удалось уговорить монахов покинуть обитель. Я был уверен, что у них еще есть время без приключений добраться до города. Как я уже говорил, монастырь не сумел вернуть себе былое величие, поэтому в этот раз братьям не пришлось нести на себе тяжелый груз. Весь нехитрый скарб уместился на двух десятках ручных тележек. Теперь самую большую ценность обители составляли рукописи и книги. После гибели в огне старой библиотеки древних фолиантов осталось немного. Большинство текстов были переписаны монахами недавно благодаря милости настоятелей других монастырей, которые разрешили сделать копии с их оригиналов.

Нимас уходил со всеми. Мы тепло простились с ним. Покидая монастырь, он протянул мне ключи от кладовой.

— Там вдоволь вина и пищи, — сказал монах, — порадуй своих людей перед боем.

— Спасибо, брат!

Провожая святых отцов, мы с Пошуном вышли за ворота. Я боялся, что беглецы не успеют преодолеть основную часть в пути до рассвета, поэтому отчаянно торопил монахов.

— Будьте осторожны, — крикнул я вслед, — и не сходите с дороги!

— Хорошо! Я буду молиться за тебя, Тибон! — откликнулся из темноты брат Нимас.

После исхода монахов обитель опустела. Нет, народа в ней хватало, но из монастыря словно отлетела душа и намоленное место, в одно мгновение превратилось в холодную кучу камней. Крепость — не крепость, казарма — не казарма.

Со смотровой башни хорошо были видны костры степняков. Их было много, намного больше, чем я ожидал.

— Можно ли одолеть такую силу? — спросил Ниман, с ужасом разглядывая сверкающие огни.

— Конечно, — беззаботно ответил Пошун, — мы противостоим ей с начала времен.

Неожиданно меня окликнул Холин. Прогуливаясь по монастырю, он наткнулся на двух монахов, которые не захотели уходить со всеми и остались в храмине. Я вынужден был спуститься со стены, чтобы встретиться с братьями и заодно осмотреть обитель. Интересно, какие еще сюрпризы меня там ожидают?

Братья Жужон и Санум были слишком стары, чтобы пройти долгий путь до Пауса. Они забились в келью и наотрез отказывались из нее выходить. Этих монахов я не знал, поэтому просто попросил их сидеть тихо и не мешаться под ногами. По моему приказу им принесли вино и еду на несколько дней.

Осматривая молельный зал и трапезную, я заметил, что алчные наемники уже успели здесь побывать. Они натащили грязи на сапогах, порылись в ящиках и шкафах. Кого привел я с собой из города? Зачем? Что может интересовать этих людей кроме наживы? Во имя чего они пойдут на стены, когда кочевники окажутся у ворот?

Конечно, в моем отряде хватало надежных людей. Дворяне, оруженосцы и простолюдины, приставшие ко мне после штурма тюрьмы, честно исполняли свой долг, но остальные вели себя хуже животных. Чего мне стоило ожидать от убийц, воров и насильников? Смогут ли они позабыть о своем призвании ради великого дела?

— Закрой не только кладовые, — приказал я Холину, — но и запри все двери, ведущие в подвал и на первый этаж. Незачем солдатам бродить по храмине. Не хочу, чтобы они набивали мешки церковной утварью и обижали выживших из ума стариков.

— Хорошо, — бывший стражник понимающе кивнул.

— Всех надежных людей расставь в башнях. Пусть следят в оба. Остальным спать. Завтра трудный день.

Готовя монастырь к обороне, я старался учесть все возможные беды, с которыми мы могли бы столкнуться. Монахи не обманули. Кладовые оказались забиты едой и вином. Если осада затянется, мой отряд сможет продержаться довольно долго, не ожидая припасов из города. Ворота были новые, набранные из толстых досок. Они без труда могли выдержать удар тарана. Меня смущала высота стен, но поделать с этим мы ничего не могли. Хорошо хоть такие есть. Монастырь не крепость, и возводя обитель, зодчие меньше всего думали об оборонительных возможностях.

Я знал одно — никакие стены нам не помогут, если солдаты испугаются и побегут. Приглядываясь к людям Колуна, я все больше убеждался в том, что они замышляют недоброе. Мысленно я разделил их на две группы. В одной оказались настоящие бандиты, а в другой мирные горожане, побоявшиеся ослушаться главаря разбойников и потому приставшие к моему отряду. Если вторые просто тряслись от ужаса при виде вражеских костров за стеной, то от первых можно было ожидать любых неприятностей. Сразу после того, как мы вошли в монастырь они принялись переругиваться между собой и задирать дворянских слуг. Мои приказания разбойники выслушивали молча, и выполняли с большой неохотой.

— Следи за ними, — приказал я Холину, — еще не хватало, чтобы эти мерзавцы напали на нас со спины.

— Зачем им это, — удивился бывший разбойник, — мы теперь в одной лодке. Без нас им не выжить.

— Не спрашивай меня, — попросил я, — просто следи в оба. Мне неспокойно.

До рассвета ждать оставалось совсем недолго, поэтому я пригласил дворян в центральную башню. Нам всем нужно было отдохнуть перед боем, а для короткой передышки лучшего места не придумаешь. Конечно, мы могли остановиться в храмине — там хватало места в опустевших кельях, но я не хотел отпускать людей со стены. Не время было нежиться в мягких постелях.

Центральная башня считалась самой большой, и в ней можно было устроиться с относительными удобствами. Конечно, кроватей внутри не было, зато нас ждал накрытый стол, теплая печь и крыша над головой. А главное теперь от остального отряда нас отделяли толстые двери, запирающиеся на железные засовы.

Измученные долгим переходом люди сразу после ужина стали укладываться прямо на полу постелив плащи на доски. Спать на жестком было не очень удобно, но никто из нас и не думал роптать. Это в городе дворяне требовали к себе особого внимания, хорошего вина и вкусной еды, но в походе они преображались. Даже Ниман, несмотря на свой юный возраст, держался молодцом.

Старик Пошун сразу уселся на лавку и заявил на нее свои права.

— Моим старым костям холодно будет на полу, поэтому я лягу здесь, — проворчал он, устраивая себе постель из плаща и походной сумки.

С ним никто не стал спорить.

— Вина много не пейте, — приказал я своим людям, заметив, что некоторые из молодых дворян потянулись за бурдюками, чтобы налить по второй кружке, — кто знает, что ждет нас утром. Лучше спать ложитесь.

Шум, поднятый в монастыре многолюдным отрядом, затихал. Простолюдины тоже отправились спать. Сквозь бойницу я видел, как солдаты укладывались вокруг разведенных во дворе костров. Скоро на стене останутся только часовые.

Короткий сон облегчения мне не принес. Ворочаясь на жестком ложе, я все время просыпался и прислушивался к тому, что происходит снаружи. Часовые перекликались за стеной, слышались чьи-то шаркающие шаги, кашель и храп. Переворачиваясь с боку на бок, я старался найти удобное положение и незаметно засыпал измученный и разбитый, чтобы через пару мгновений снова неожиданно вздрогнуть и открыть глаза. Последнее мое пробуждение было самым неприятным. Мне вдруг показалось, что я падаю с невероятной высоты. Ноги мои резко распрямились, словно у собаки, увидевшей во сне погоню, я проснулся и в ужасе огляделся. Все дворяне мирно спали на своих местах, и только ложе Пошуна пустовало.