По мере приближения к лагерю цвет неба начал меняться. Черный силуэт земляного вала ясно проступил из темноты, подсвеченный со стороны степи ярким заревом. Я подивился странному видению. Оставшиеся далеко позади стены Пауса давно растаяли в темноте, зато впереди нас словно поджидало демоническое светопреставление. Казалось, двери в преисподнюю открылись и низвергли в степь струи проклятого огня.

— Ты тоже видишь это зарево, — спросил я у Рипона, — или меня обманывают миражи?

— Конечно, вижу, — ответил маленький воин.

— И, как, по-твоему, что это может быть?

— Ты еще не понял, — дворянин усмехнулся, — это горят костры степняков. Они стали лагерем недалеко от границы.

— Сколько же их? — в страхе спросил я.

— Тысячи, друг мой, тысячи.

У тропинки, ведущей к монастырю, мы простились с Рипоном. Напоследок он сказал, — наша с тобой задача задержать кочевников до того, как Марон выйдет из города и развернет войско в поле. После этого поступай, как знаешь. Можешь ударить на кочевников, а можешь оставаться в монастыре.

— Может быть, к тому моменту нас с тобой уже и в живых не будет, — ответил я.

— Все может быть, — Рипон пожал плечами.

— А ты, как поступишь? — в свою очередь спросил я.

— Я на валу отсиживаться не стану. Когда начнется великая битва, я попробую пробиться к королевскому штандарту. Хочу помочь людям Гамона. Понимаешь, о чем я?

В тот день, когда мы штурмовали королевский дворец, Рипон охранял принца и поэтому не мог нам помочь. Он не погиб вместе с остальными заговорщиками и даже умудрился не попасть под подозрения тайной канцелярии, но в душе маленький воин всегда оставался с нами. Он не простил Марону и его семье убийства друзей и не меньше моего хотел отомстить.

— Понимаю, — я согласно кивнул.

— У всех нас есть неоплаченные долги, — чуть слышно добавил Рипон, — пришло время их отдать.

— Прощай, — сказал я, дружески положив руку на плечо маленького воина.

— Прощай, Тибон из Регема, — Рипон беззаботно засмеялся, словно не было впереди предстоящего сражения, — я рад, что встретил тебя на пути. Убей своих врагов и живи долго.

— И тебе долгих лет жизни.

Отряд маленького воина свернул налево к земляному укреплению, а я повел людей к монастырю. В темноте было не разобрать, что и как успели сделать присланные из города рабочие. Поля вокруг тонули во мраке, скрывая и ров, и редкий частокол.

Ворота были не только закрыты на засов, но еще и стянуты изнутри цепями, поэтому монахам пришлось повозиться прежде, чем они смогли, наконец, впустить нас внутрь. К моему удивлению братия не собиралась покидать святилище.

— С какой стати божьим людям бояться неверных, — ворчал настоятель, с неудовольствием разглядывая мое небольшое войско, — пусть они дрожат перед гневом наших богов.

За прошедшие годы монастырь так и не сумел вернуть себе былой блеск. Последний владыка жил в столице, поэтому обитель утратила прежнее значение. Встретившие нас монахи выглядели жалко, худые и сгорбленные, словно нищие они казалось, едва волочили ноги. После того, как резиденцию перенесли, и количество послушников заметно сократилось, святым отцам пришлось работать за троих. Теперь даже старики вынуждены были заниматься грубой и тяжелой работой. Мне было жаль монахов, поэтому я решил воззвать к их разуму.

— А с такой стати, святой отец, — в тон настоятелю ответил я, — что всем монахам, которые в прошлый раз остались в обители кочевники выпустили кишки и повесили вниз головой на той стене, — я указал рукой на западный предел, — хотите так же закончить свои дни?

— Боги с тобой, воин, — испугано забормотал упрямый монах, — откуда ты принес такие слухи?

Я смерил его суровым взглядом. Не мог настоятель не знать подробностей гибели несчастных братьев. Место захоронения мы отметили приметным камнем и сообщили обо всем городским властям.

— Я видел все это своими глазами, — отрезал я, — и сам хоронил мертвецов.

От моих слов несчастный старик побледнел и схватился за сердце, и перепуганные монахи поскорее увели его в обитель. Возможно, им удастся убедить его покинуть монастырь, пока еще не стало слишком поздно.

Во время последнего набега я тоже боялся уходить из монастыря и надеялся, что из города пришлют подмогу. В тот раз мы ее так и не дождались. Конечно, присутствие моих солдат создавало у монахов обманчивое ощущение защищенности, но наш отряд был слишком мал, чтобы гарантировать им безопасность.

Пока монахи заседали в обители, я занялся решением насущных вопросов. Первым делом я расставил людей на стенах и назначил наблюдателей. В сопровождении Пошуна и Холина я обошел весь монастырь, выискивая слабые места в нашей обороне. Стены были одной высоты, но с севера в опасной близости росло несколько деревьев, по которым кочевники при желании могли забраться наверх, а одна из сторожевых башен с южной стороны была завалена всяким хламом, от которого нужно было поскорее избавиться.

— Если не возражаешь, деревья срубим утром, — сказал Холин, — неохота в темноте топорами махать.

— Боюсь, что кочевники не станут долго ждать. Не удивлюсь, если они нападут с рассветом.

Разводя людей по местам, Пашун обратил внимание на то, что мой старый знакомый Ниман все время следует за нами попятам.

— Похоже, у тебя появился еще один телохранитель, — усмехнулся он, указывая головой на навязчивого мальчишку.

— Позови его, — попросил я.

— Юноша, — окликнул мальчишку Пошун, — подойди сюда.

Державшийся в стороне молодой воин медленно и с достоинством приблизился.

— Чем я могу быть полезен? — учтиво спросил он, переводя настороженный взгляд с меня на Пошуна. Холина он своим вниманием не удостоил.

— Я не люблю, когда за мной следят, — сказал я, — или займись своими делами, или присоединяйся к нам.

Мальчишка сначала вспыхнул от смущения, услышав обидные слова, но, когда понял, что я ему предлагаю едва не выпрыгнул из плаща от восторга.

— Я буду рад сопровождать тебя, Тибон из Регема, — заявил он и склонил голову в полупоклоне.

Как оказалось, Ниман был не единственным, кто все это время приглядывался ко мне. Измученный дальним переходом в монастыре я сразу снял тяжелый шлем и положил его вместе с остальными вещами. В этом походе слуг у меня не было, поэтому все свое снаряжение я нес сам, так же, как Пошун, Рамин и остальные.

Укрепленные на стене факелы давали мало света, но все-таки его оказалось достаточно, чтобы один из монахов сумел признать во мне того самого послушника, который много лет назад сбежал из обители навстречу новой жизни.

— Тибон, — неожиданно окликнул он меня, когда я спустился во двор.

Не могу сказать, что я сразу узнал брата Нимаса. Когда-то он считался в монастыре самым быстрым скороходом. Я помнил, что много лет назад владыка отправил его с известиями в Паус, как только узнал о приближении орды. Остальные монахи покинули обитель позднее и погибли захваченные в пути передовыми отрядами степняков. Как оказалось, он единственный из всего каравана спасся в тот ужасный день.

— Я не сразу узнал тебя, брат, — печально сказал монах, — ты изменился.

Признаться, я тоже не с первого раза понял, кто стоит передо мной.

За прошедшие годы Нимас похудел, и казалось, стал ниже ростом.

— Рад тебя видеть, — сказал я.

В свое время, сбежав из монастыря, я ужасно боялся, что меня опознают и вся правда о моей прошлой жизни выплывет наружу, но с тех пор прошло много лет. Теперь мне было все равно.

— А уж я как рад, — выпалил Нимас, — не каждому суждено встретить живую легенду.

Сначала мне показалось, что я ослышался.

— О чем ты? — искренне удивился я.

Другой на моем месте мог бы подумать, что Нимас издевается, намекая на мою разбойную репутацию, но я знал, что среди монахов было непринято развлекаться подобным образом.

— Ты смеешься надо мной, брат, — в свою очередь удивился монах, — ведь ты один из тех храбрецов, что пошли в степь за владыкой Фифоном и вернулись обратно. Ваши имена вошли в летопись временных лет.