Пролог.

В квартире сладковато-тухло воняло мусором и пылью. Разбивая темноту, в окна через лёгкие тюлевые занавески падали осколки уличного освещения.

Он пощёлкал выключателем. Безрезультатно.

– Саш, электричества нет, – громко прошептал, оглядываясь.

– Да, подожди ты, сейчас автомат включу, – Фомичёва осторожно открыла скрипнувшую створку щитка на лестничной площадке.

Александра старалась не шуметь, не хотела, чтоб соседи совали нос в её дела. Никого не касается, куда делась троюродная бабка. Мишка хоть и недалёкого ума, зато лишних вопросов задавать не будет. И может пригодиться.

Зажгли свет во всех комнатах.

– Так что искать-то?

– Гробовые. Должны же быть у неё где-то деньги, – пожала плечами Саша. – Так. Давай. Я в большую комнату, а ты в маленькие. Перетряхивай барахло внимательно.

– А это что наклеено? И там тоже, – Мишка ткнул пальцем в лист бумаги.

– Не обращай внимания. Бабка суеверная была, сам видишь, совсем с катушек съехала. По-другому бы не дали оформить её в ту богадельню.

– Саш. Тут написано, что надо мусор выбрасывать. А ведро на кухне полное, аж воняет…

– Я ж тут месяц не была! Всё. Хватит фигнёй страдать! Не тупи! Иди деньги ищи! – прошипела Александра. – Времени мало. Надо до утра обернуться, пока народ не начал на работу разбредаться. Я риелтору обещала, что вещи разгребу и вынесу. Надо только пустую мебель оставить. Это в плюс к цене за хату пойдёт.

– Норм флет такой, не убитый, как обычно у стариков. Ремонт свежий. А кем бабка-то до пенсии работала?

– Сказала, иди деньги ищи, придурок! Потом трындеть будешь!

Мишка, бурча под нос, пошаркал по коридору. В конце направо у бабушки была спальня, а налево – комната для работы. Буржуйка чёртова. Ишь, расселась на семидесяти пяти квадратах одна. И плевать ей на всех родных.

Александра Фомичёва совершенно случайно вышла на эту старуху. Раскопала в соцсетях родственников в Нижнем Новгороде. Двоюродная тётка посетовала, что здоровье подводит престарелую мать. Живёт пенсионерка одна в квартире, а помогать некому. И в Подмосковье не накатаешься, и нанимать кого-то тоже средства не позволяют. Ухватилась тогда Сашка за возможность перебраться поближе к столице, можно сказать, вцепилась руками, ногами и зубами. Подождала, пока тётка с бабкой договорится, и приехала уже с вещами и вагоном планов.

Вера Кузьминична не сильно обрадовалась возникшей на пороге «седьмой воде на киселе». Но Александра взялась рьяно мыть окна и полы, стирать шторы и варить бульоны и жидкие каши. Бабка даже комнату не отвела, пустила на койко-место, разрешила раскладывать на ночь в зале кресло-кровать. Но непременно всё убирать, чтоб днём и следа не было, будто ещё кто-то в квартире живёт. И эти дурацкие правила её!..

Но выполняла Саша всё, все капризы и попрёки сносила. Через год Вера Кузьминична согласилась прописать «внучатую племянницу». А ещё через год инсульт ударил. Фомичёва только обрадовалась, но, оказалось, рановато. Поднялась-таки бабка, даже ходила снова. Ногой подгребала, правда, и руки не слушались, ни шить, ни вязать не могла уже. Но истерить и чудить продолжила с удвоенной силой, особенно из-за листков с правилами они собачились. Александра сцепила зубы, ждала удобного момента. Узнала, где есть юридические услуги на районе, куда обратиться за дарственной. Постоянно заводила разговор про завещание, предлагала оформить договор пожизненной ренты, и что «квартиру-то в гроб не запихаешь».

Стала Вера Кузьминична заговариваться всё чаще. Девяносто три года – не шутка. И всё ей что-то мерещилось по углам. Саша привезла домой нотариуса, такие деньги отдала, жуть. Подписала-таки бабка документы, передала квартиру в собственность. Александра была готова от радости до потолка прыгать. Трёшка же эта на рынке миллионов десять стоит, а то и одиннадцать, если учесть чистенькую обстановку! Фомичёва – миллионерша! Ес!

Помнится, Вера Кузьминична хмуро смотрела, как она танцует, подпрыгивая юным слонёнком. Потом сложила на коленях морщинистые руки, обвитые крупными венами, и устало вздохнула :

– Помни, Шурка! Не будешь после моей смерти исполнять всё, что я записала, так и тебе в этой квартире не жить! Домовёнок не даст.

– Бабуля, давайте лучше чаю попьём с тортиком, хватит уже вам чушь пороть. Надоело! Так и до психушки недолго, – нахмурилась Саша.

Вера Кузьминична продолжила на своей волне, но Александра, уже почувствовав себя хозяйкой, спорила с ней смелее, позволяла себе огрызаться в полную силу. И раз как-то вечером они пообщались на повышенных тонах, поругались, потому что Саша отказалась на ночь глядя выносить мусор. И бабка набросилась на неё с кулаками. Весу в Александре восемьдесят пять кило, в Вере Кузьминичне – вдвое меньше. Но повезло: синяки остались на руке, бледноваты были, но Сашка об дверь себе добавила. Сняла побои, как порядочная. И написала заявление в полицию, мол, агрессивна бабка, на людей бросается, прошу принять меры и изолировать от окружающих.

Веру Кузьминичну освидетельствовали, психиатр на дом приезжал с санитаром, участковый присутствовал. Снова повезло: как понесло бабку про Домовёнка, караул просто. Мужики её выводить, а она как давай верещать да барахтаться – натуральный цирк! Определили, положили, признали недееспособной, дали опеку. Фомичёва приехала через неделю, привезла лекарства. Вера Кузьминична начала вопить на всё отделение, что Саше не жить, что из квартиры-то та вылетит, как пробка, если ещё цела останется. На руку сцена вышла. Лечащий врач рекомендовал пока не беспокоить пациентку.

Но настроение старуха подпортила. Александра старалась не признаваться себе в том, что верит в приметы, ритуалы и правила, что так тщательно соблюдала старуха. Саше порой казалось, что по дому кто-то ходит, и на кухне звякает посуда, двигается мебель. В итоге, нервы сдали. Александра боялась ночевать, перебралась к приятелю и окончательно решила продавать трёшку.

«Куплю однушку подальше в области, на остальные можно будет жить-жировать!» – размышляла она сейчас, когда они с Мишкой шарили по обстановке в поисках денежной заначки. – «А мусор на кухне… Да и хрен с ним. Мы сейчас быстренько обернёмся, ничего не случится!».

Её размышления прервал грохот и звон. Саша про себя сначала решила, что Мишка уронил большую книжную полку со стеклянными дверцами, висящую в спальне. Но тут же она услышала, как заорал дурным голосом её друг.

Поспешила на крик, в маленькой комнате темно, на свет в коридор с воем выскочил Мишка. Кровь из разбитой головы заливала лицо и толстовку.

– Там кто-то есть! Сашка! Там кто-то спрятался, в комнате кто-то есть! – он в ужасе таращил глаза из-под окровавленных бровей.

– Ты с ума сошёл? – толкнула она его к стене, встряхивая. – Я дверь отпирала своими ключами, тут никого нет и быть не может!

– Там кто-то есть! Мне же в табло не от святого духа прилетело? – кричал на неё Мишка.

Тут из темноты спальни вылетел цветочный горшок и разбился о стену над головой Александры. Она взвизгнула, отпрыгнула в сторону и побежала к входной двери. Мишка улепётывал следом, пытаясь ухватить её за кофту, будто боялся, что Саша сбежит и запрёт его тут наедине с неведомым ужасом.

Задыхаясь, они выкатились на лестничную площадку. Александра в панике уронила связку ключей. Мишка захлопнул дверь и прислонился к ней, удерживая. В этот момент что-то с жуткой силой ударило изнутри квартиры. Мишка заорал:

– Сашка! Он ломится!

Она нашла нужный ключ, трясущимися руками не с первого раза попала в скважину. Дверь дёргалась, и они вдвоём навалились на неё, чтобы закрыть и провернуть ключ в замке. Потом прислушались, с той стороны ни единого звука больше не доносилось.

– Саш, может быть полицию вызвать? Ну, к тебе же в дом кто-то проник?

– Сама разберусь! – цыкнула на него Александра. – Поехали к тебе.

А сама в это время лихорадочно соображала: