– Вы знаете, Екатерина Ивановна, я совсем не считаю себя великим астрономом, подобно Кеплеру либо Галлею. Пару лет назад я участвовал в организованной европейскими учеными методике определения солнечного параллакса (расстояния до Cолнца).

26 мая 1761 г я, так же, как и многие в России и за рубежом, наблюдал прохождение Венеры по диску Солнца. Но на явление, которое я назвал «пупырь», обратил внимание только я. Оно продлилось не более секунды. Мне оставалось только сделать вывод.

– И сформулировать открытие, которое астрономы всего мира называют: «Явление Ломоносова», – продолжила я его мысль.

– Неужели так и называют? – удивился он.

– Представьте себе. И это явление с удивительной точность повторилось 6 июня 2012 года.

Тут я обратила внимание, что книга – мой подарок – лежит открытая на 27 странице, где приведены слова из письма Тауберта от 8 апреля 1765 года: «На другой день после его (Ломоносова) смерти граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения, в нем должны находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки».

– Вы огорчены тем, что узнали дату своей смерти? – спросила я.

– Да нет, – бросил он с некоторой досадой, – я хорошо понимаю, что конец мой не далек, но меня покоробил тот факт, как они обошлись с моими документами. Ведь это просто низость – так поступить со многими работами, которые я создавал на благо России.

– Но, впрочем, – добавил он после паузы, – все-таки кое-что после меня и сохранилось. Не так ли?

– Конечно, Михаил Васильевич! – заверила я с энтузиазмом, – Вы для нас поистине звезда первой величины. Недаром наш первейший поэт, Александр Сергеевич Пушкин, который был горячим поклонником Вашего гения написал: «он сам был нашим первым университетом».

– Это который Пушкин? – поинтересовался Ломоносов, – я знаком с его предками?

– Ну, с одним его прадедом Вы точно знакомы: Ганнибал – «арап Петра Великого», как называл его Пушкин.

Наступила пора прощаться.

– Я проведу Вас, Екатерина Ивановна, – сказал Ломоносов.

– Не беспокойтесь, Михаил Васильевич, мне совсем недалеко идти, – стала отнекиваться я, – спасибо большое.

– Нет, уж, позвольте.

Ломоносов шел с явным усилием, опираясь на тяжелую клюку.

Мы шли вдоль липовой аллеи, одетой в золотой осенний наряд. Я не выдержала и принялась декламировать:

«Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса -

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы».

– Как хорошо сказано: «очей очарованье», – задумчиво произнес Ломоносов, – это, наверное, тоже Пушкин. В наше время так писать еще не умели.

– Но ведь если бы не было Вас, дорогой Михаил Васильевич, а потом Державина, то не было бы и самого Пушкина. Кстати, Гавриил Державин уже служит рядовым гвардейцем в Преображенском полку, но писать стихи он начнет еще не скоро. А Пушкин родится только в конце века. Я, знаете, о чем подумала: каждый новый поэт, прежде, чем достичь новых высот, опирается на то основание, которое создали его предшественники. А все вместе вы создаете недосягаемую русскую культуру.

– Как хорошо, что Вы завернули ко мне на мызу, Екатерина Ивановна, – прочувствованно произнес Ломоносов, – да, я узнал предел своих дней, но еще я понял, что труды мои не пройдут все даром. Кое-что да останется, и это чувство согреет мне остаток моих дней.

– Далеко ли нам еще идти? – спросил он, когда мы вошли в березовую рощицу.

– Да нет, мы уже почти пришли, Михаил Васильевич, – ответила я, – Вы только отвернитесь на пару минут и не смотрите в мою сторону, а потом спокойно идите домой. И передайте мой привет Елизавете Андреевне. Я рада была с ней познакомиться.

– Мишенька, ты уже проводил свою гостью? – встретила его с порога жена, – я что-то не приметила, чтобы за ней кто-то приезжал.

– Ее ждала двуколка сразу за нашей аллеей, – отвечал хозяин, – кучер поджидал ее все время, пока она гостила у нас.

Ничего не ответила Елизавета Андреевна, которая наблюдала за нами из окна в мезонине и хорошо видела, что никто не проезжал по дороге к большаку.

А я еще долго вспоминала приветливых хозяев на далекой мызе и угощала знакомых моченой морошкой, которую передала мне в качестве гостинца Елизавета Андреевна Ломоносова, урожденная Цильх.

Самый ранний период, в который я отважилась перенестись, был временем накануне Раскола.

Не потому, что я была горячей сторонницей Старой веры, хотя сознаюсь, с детства, когда мы с мамой жили еще на Cевере, мне были симпатичны некоторые наши соседи, про которых говорили: «Они ведь староверы».

Просто мне хотелось хоть одним глазом взглянуть на «дониконовскую» патриархальную Русь.

Лето 1648 года выдалось на юге Руси жарким, но обильным на дожди. Поэтому пожилую даму, путешествующую по Орловской губернии на перекладных, встречали желтеющие нивы и обширные луга разнотравья в пояс, звенящие стрекотом насекомых и перекличками перепелов.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.