– Не ворчи, Кранст, – примирительно проговорила госпожа Велина, маг огня, красивая, невысокая, но очень изящная женщина, с иссини черными волосами, убранными в роскошную прическу. Ее возраст несведущий человек мог бы определить примерно в тридцать пять лет. Она дружески погладила Кранста по толстому плечу, глядя в ту же сторону, что и ее товарищ, – Знаю тебя уже более трехсот лет, а ты все не меняешься. Твоя правда. Но грамотная политика не предусматривает откровенного отторжения даже от кажущихся мирных намерений кого бы то ни было.
– Без подобных мероприятий, действительно, не обойтись, – вступил в разговор господин Меклит, маг воздуха. Это был очень высокий, худощавый человек, на вид лет шестидесяти, хотя недавно он отметил свое восьмисотлетие. Он единственный из мужчин их группы носил длинную окладистую бороду, такую же седую, как и его редкие волосы на голове.
– Да все я понимаю, – вздохнул господин Кранст, – Но мне все равно жалко казенных средств, тратящихся на такие вот обеды. И ладно, когда такие застолья устраивались бы после запланированных переговоров и встреч, да и только с теми, кто сумел доказать свои добрые намерения. А так: ублажать и одаривать подарками того, кто еще неизвестно в каком тоне завтра будет высказывать нам свои позиции и взгляды на ближайшее будущее во взаимоотношениях между нашими государствами, – это, на мой взгляд, излишне расточительно и преждевременно.
– Ах, ты наш бережливый, – хохотнула полная госпожа Талия, маг воздуха. Она выглядела ровесницей Меклита и казалась добрейшей женщиной, ухаживающей за множеством маленьких внучат. Сколько ей было лет на самом деле, знал, пожалуй, лишь господин Тиберий, – Но не нам с тобой менять сложившиеся правила этикета.
– А я полностью согласен с Кранстом, – вставил свое слово господин Тран, маг воды, мужчина атлетического сложения. Ему было около пятисот лет, но выглядел он сорокалетним воином, с широченными плечами, мускулистыми руками, мощными ногами, могучей шеей, удерживающей на себе голову, обрамленную густыми кучерявыми волосами каштанового цвета. Его красивое волевое лицо с правой стороны пересекал небольшой рубец, полученный в давние времена во время одной из кровопролитных войн между Ретонией и одним из тех государств, чьи послы сегодня присутствовали в этом зале, – Не по мне все эти притворные любезности.
– Знаем мы тебя, – добродушно улыбнулся господин Тиберий, посмотрев на могучего мага, – Будь твоя воля, ты сам бы первый начал военные действия против каждого, кто показался бы тебе причастным к помыслам сотворить нечто недоброе по отношению к Ретонии.
– По мне, – пробурчал господин Тран, – всегда нужно действовать на опережение. Иначе, все оборачивается большими потерями для тебя лично.
– Вот-вот. Хочешь мира – готовься к войне, – приободрился господин Кранст от поддержки товарища, – А лучше предвосхищать большое сражение рядом молниеносных, пусть и мелких атак на противника. Чтобы все знали, с кем им предстоит иметь дело.
– А все и так знают, с кем они имеют дело, – сказал господин Меклит, – Историю человечества учат не только в нашей стране. И помнят, чем для каждого заканчивались войны против нас.
– Учат-то учат, да только каждый перекраивает реальные исторические события под свой лад, удобный ему, – вздохнула госпожа Велина, – Людской век короток. Простой народ принимает свершившееся в прошлом так, как им это представляют маги, участники тех событий.
– Да, – согласилась с ней госпожа Талия, – А каждый маг, действуя в собственных интересах, в конечном итоге может все перевернуть таким образом, что и не сразу поймешь, где кроется истина.
– Тем не мене, – заметил господин Тиберий, – приходится мириться с тем, что имеем. Мы преподаем свое собственное видение прошлого, настоящего и будущего своим соотечественникам, другие – своим. Так было, так есть и так будет всегда.
– Да, – господин Меклит погладил свою густую бороду, – И до тех пор, пока все, кто знает истинную историю, не объединятся в едином, похожем друг на друга, взгляде на должность развития общества, пока не решат, что некоторые вещи необходимо оставить в том виде, в каком они пребывают ныне, не пытаясь вернуться к ушедшим временам, абсолютно мирного сосуществования между государствами не предвидится.
– Однако ж, – вставила госпожа Талия, – некие разногласия во взглядах на все это не должны становиться поводом для междоусобиц.
– Но тем не менее, они становятся этим самым поводом, – возразил господин Тран.
– Ну, а как по-другому? – удивился господин Кранст, – Как? Кто, как не маги, помнят то, что происходило в последние века, как на самом деле строились государства?
– И почему мы все должны мириться с нынешним положением дел? – господин Тран сжал-разжал свои огромные кулаки, – Именно мы помним и знаем, как все складывалось в этом мире. Каждому мнится, что он когда-то кем-то чего-то был лишен, что его в чем-то обделили. Вот и зреют в головах ученых мужей коварные планы по возврату утраченного. А наряду с этим рождаются и идеи о расширении своих владений. А у кого, как не у Ретонии, их потребовать?
– Ты прав, Тран, – согласился господин Тиберий, – Прав. Прав в том, что мы не должны мириться с этим. Но, с другой стороны, с этим не желают мириться и наши соседи. У каждого своя правда. И пока все, и мы, и они, не сумеют расстаться с личными сожалениями о некоторых потерях в прошлом, пока не лишатся реваншистских идей, прочного мира не настанет никогда.
– Ох, мужчины, – глубоко вздохнула госпожа Талия, – Все бы вам решать силой.
– А как иначе-то? – спросил ее господин Кранст, – Как иначе? Какими бы мы на сегодня не были с нашими миролюбивыми взглядами на дальнейшее развитие государств, на наше взаимовыгодное сотрудничество с ними, в прошлом мы сами вели довольно агрессивную политику по отношению ко всем. Я имею в виду времена начала становления Ретонии, как могучей страны.
– Я понимаю, о чем ты, – грустно проговорила госпожа Талия.
– Все начиналось с малого, – не успокаивался господин Кранст, – Наша страна была такой же, как и наши соседи. Не очень большой и не очень богатой. Развитие общества, рост населения требовал все больше и больше новых ресурсов. Внутренних уже не хватало. Взять у соседей с запада нам недоставало сил. Вот мы и обратили свой взор на восток. Где небольшими войнами, где политическим убеждением склоняли небольшие, менее развитые, чем мы сами, народы, живущие в тех краях, присоединяться к нам. Да, мы не уничтожали эти народы, а несли им лишь развитие их отсталой цивилизации. Но все же это было принуждением в том или ином виде. Время все расставило по местам, и уже почти ни у кого их этих малых народов нет сожаления, что они являются частью большого единого государства.
– Ни у кого, кроме лидеров западных стран, лишенных этих самых ресурсов, – подтвердил господин Тиберий.
– Мелочная зависть, – пробормотала госпожа Велина.
– Зависть, породившая ненависть ко всему ретонскому, – добавил господин Тран.
– Отсюда и многочисленные военные походы на нас с запада, когда нам самим уже хотелось лишь одного: спокойствия и мира со всеми, – господин Меклит думал, что закончил тему разговора.
– А как иначе-то? – вновь вскинулся господин Кранст, – Население запада и их потребности тоже росли и с каждым годом продолжают расти. Теперь уже и им собственных ресурсов не хватает. А где их взять? Да вот она, Ретония! Рядом. Богата. Сильна, но растянута своими силами на многие сотни километров. Почему не попробовать вторгнуться в ее пределы, попытаться оторвать от нее немного для себя? Сколько за последние только двести лет они воевали с нами? А? – господин Кранст обратился ко всем собеседникам.
– Много, – ответил господин Тиберий, – Много. И каждый. Некоторые по несколько раз.
– Да только всякий раз получали от нас по полной программе, – сквозь зубы процедил господин Тран.
– Да, было дело, – согласился господин Меклит, – Доходило до того, что мы, неся огромные потери среди мирного населения, воинов и магов, каждый раз одерживая победу, полностью занимали территорию неприятеля. Некоторые мы, подписав мирное соглашение, полностью оставляли на их собственное усмотрение, некоторые присоединяли к себе, сделав равноправной частью Ретонии. Вон, например, взять ту же Плавию, – господин Меклит кивнул головой в сторону посла этой страны, весело смеющемуся от какой-то шутки своих собеседников-послов, – Да что толку-то? Даже таким странам мы в конечном итоге всегда, спустя некоторое время, по доброте своей душевной предоставляли право на полное самоопределение и жизнь собственным государством в независимости от нас.
