– Дождись меня… Обязательно дождись…

Поцелуй Курбатова в приоткрытые жаркие губы был крепок и утвердителен.

– Это твой катер?

– Нет, государственный, – Курбатов ловко наполнил бокалы золотистым «Котнари». Бутылку с диковинно высоким и узким горлом виртуозным жестом левой руки вставил в круглое гнездо каютного бара. – За нас!

– Вкуснятина! – Наташа мелкими глотками отпивала вино. – А этот бар, он что, тоже государственный?

– И бар, и вино, только вот этот шашлык из форели мой.

– Красиво! – Наталья взялась за метровый шампур с огромными кусками золотистой рыбы. – Божественно! Ты никогда не говорил, что любишь отдых на природе. Кстати, как называется этот остров?

Курбатов усмехнулся:

– Это не остров – форт. Форт Тотлебен, был такой царский генерал инженерной службы. Хотя, по сути, ты права – это рукотворный остров.

– Слушай, а почему мы сидим здесь, в каюте? Давай сделаем, как в настоящем кино: столик на палубе, шезлонги расставим…

– Ого! Ты думаешь, здесь есть шезлонги?

– Есть, я видела.

– Ваша наблюдательность делает вам честь, но ветер слишком свеж и крепок. Боюсь, что на палубе ощущение комфорта пропадет, и все впечатления вечера пойдут насмарку.

– Не пойдут, обещаю!

– Погоди, у команды должно найтись что-нибудь теплое на экстренный случай. Где-то тут должен быть рундук с барахлишком…

В поисках Наталья принимала самое активное участие. Она первой обнаружила искомое – огромный ларь, намертво закрепленный на переборке и наполненный стопками аккуратно сложенных отглаженных тельняшек. Там же девушка обнаружила и свитер толстой вязки – колючий на ощупь и удивительно теплый.

– Это из собачьей шерсти, я знаю. – В каюте перед зеркалом Наташа быстро скинула трикотажную блузку и, любуясь своим ладным телом, стала натягивать огромный флотский свитерище.

– Ты что делаешь! – Курбатов остановил ее, подняв колючий подол и принуждая девушку снять обновку. – Ты же вся исколешься и грудь до крови сотрешь, сумасшедшая. Нельзя на голое тело такие вещи надевать!

Наталья ящеркой выскользнула из свитера и прижалась к нему упругой грудью:

– Будьте добры, товарищ, повторите, пожалуйста, про тело… – она жарко дышала, изображая призывную страстность.

– Какое те… А… Голое, обнаженное, прекрасное… – сухие курбатовские руки осторожно поглаживали ее обнаженную спину.

– Самое-самое?

– Самое, самое и самое распрекрасное тело…

– Знаешь, Егор, как жалко, что нельзя вот так всю жизнь сидеть на борту собственной яхты и просто смотреть на закат.

– Почему нельзя? – Курбатов глубоко затянулся сигаретой. Вид у него был благостный и умиротворенный.

– Потому что вам, Егор Афанасьевич, нужно ходить на работу, мне – на тренировки. И даже при этом условии трудно поверить, что когда-нибудь удастся заработать достаточное количество денег для покупки яхты…

– Интересные рассуждения.

– Какие есть.

– А как же любимый муж и долгожданное дитя?

Наталья изменилась в лице:

– Обязательно надо все испортить? Я сама прекрасно знаю, что и как в моей жизни! Тебе совсем не обязательно постоянно напоминать мне про мою никчемность как спортсменки и любовницы. Не нравится – заведи другую!

– Заводят собак, – меланхолично заметил мужчина.

Наташа деланно и громко рассмеялась:

– Вот и заведи себе собаку, она всякую дрянь, сказанную тобой, будет выслушивать безответно!

Резко поднявшись с шезлонга, девушка исчезла в каюте.

Курбатов докурил сигарету, старательно затушил ее в пепельнице.

– Отвези меня домой! – гневная Наталья, сменившая свитер на блузку, с приведенным в порядок лицом – ни малейших следов их бурной близости, ни малейших следов недавней мечтательности, стояла перед ним на палубе с сумочкой на плече. Якобы спокойная и притворно равнодушная.

– Никуда я тебя не повезу…

– Нет повезешь! Меня ждут муж и ребенок, что я им скажу?

– Что хочешь… В конце концов, соврешь чего-нибудь про экстренные сборы в связи с поездкой в Англию…

– С какой это стати? И почему ты за меня решаешь?

– Потому что! А сейчас садись и слушай!

Этот властный голос Наталья слышала не впервые, но сейчас было в нем что-то необычное, интригующее. Она обостренным от недавнего возбуждения женским чутьем поняла – Егор хочет серьезно поговорить с ней. Настал момент, которого еще ни разу за все время их связи она не знала – партнер готов открыть ей свои сокровенные мысли. Извечное женское любопытство вступило в минутный конфликт с благоразумием и победило. Девушка покорно присела к столу.

– Послушай меня внимательно: в этой жизни возможно все, не только яхты. Если действовать решительно и правильно, будут и «Роллс-Ройсы», и слуги в ливреях, и кругосветные круизы, и прочая буржуйская мутотень. Только действовать нужно наверняка – в нужное время и в нужном месте.

– Я не совсем тебя понимаю…

– Все просто. Ты готова остаться на Западе?

– Как… Как это – остаться?

– Просто. Во время чемпионата попросить политического убежища, например?

– Ты смеешься?

– Я абсолютно серьезен.

– И что я там буду делать, кому я там нужна?

– Мне.

– Тебе? Это об этом ты собирался говорить со мной еще в прошлом году?

– Какая разница? Нужно решить – действуем мы вместе или нет. – Он пристально посмотрел ей в глаза и отчужденно добавил: – И действуем ли вообще…

– То есть, – Наталье внезапно открылась вся логическая цепочка, состоявшая из событий ее ленинградской жизни и слов Егора, – если я правильно понимаю, мое согласие стать невозвращенкой является истинной причиной моего включения в состав сборной?

– Грубо, примитивно, но по сути верно.

Наташа задумалась. Решительно выплеснула в свой бокал остатки вина и выпила его одним глотком. «Значит, он все решил еще тогда, в прошлом году… А я… Неужели все было зря – Вадим, Верка, роды…» Слезы появились в ее темных, как спелые вишни, глазах.

– И что мы там будем делать?

– Жить. Просто жить и наслаждаться…

Внезапный хмель и дурашливость ударили Наталье в голову:

– И на какие же шиши мы будем наслаждаться жизнью? Работу чиновника и государственный катер там тебе никто не даст.

– Деньги у меня есть, причем вполне достаточные по тамошним меркам. Но дело не в них.

– А во мне? В бедной тупой провинциалочке?

– Да. То есть нет. Не в бедной и тупой провинциалке, а в способной гимнастке, в человеке талантливом, который может завоевать чемпионский титул.

– Но зачем?! Ты целый день пытаешься доказать мне, что я бездарь и никчемность, а сейчас снова заводишь разговор про чемпионство! Ты что, издеваешься надо мной?

– Ничуть. Тебе нужна серьезная цель, я тебе ее даю. Чемпионка, попросившая политического убежища, – это серьезно. Ты сразу получишь статус и станешь популярной, а я поддержу тебя деньгами и советами.

– Ха-ха-ха! Стоит ли бежать из одной страны в другую, чтобы опять жить по твоей указке?

– Пока что ты не очень следовала моим советам. Но не мне оценивать результативность твоих самостоятельных решений. Подумай о другом: что у тебя впереди? Пять, от силы шесть лет в спорте, а потом?.. Физкультура в школе? Тренерская работа? А там ты сразу получаешь все шансы стать известной, состоятельной, открыть собственный бизнес…

– Что-что открыть?

– Да собственную гимнастическую школу, вот что! И работать только на себя, понимаешь, только на себя!

Это был ее день. Он разрешал все сомнения неудавшейся жизни, возвращал ощущение собственной значимости и нужности. Отпадала необходимость доказывать очевидное, дрожать за завтрашний день и таиться от близких людей. Нужно было только решиться на поступок и реализовать задуманное. А там, и в этом Наталья нисколько не сомневалась, действительно будет все – виллы, слуги, путешествия и полный набор прочих удовольствий. Она еще раз подумала о Егоре. О его упрямой последовательности, о той воле и выдержке, которые он проявил, дожидаясь сегодняшнего дня, и ни разу не сбился на дешевые обещания и посулы… А ведь мог! Или другой бы на его месте мог?.. Все сумбурные и сумасшедшие мысли нынешнего дня пчелами роились в голове и мешали сосредоточиться. Но за всем этим хаосом проступало невозмутимое и уверенное лицо Егора, человека способного и, самое главное, желающего, – именно в такой последовательности, и не иначе, – провести ее через последние испытания, за которыми наконец-то начнется настоящая жизнь.