Я посмотрел на небо, которое начало смеркаться по мере приближения сумерек. — Шествие? Но скоро стемнеет.
— Вот именно, — сказал Антипатр. — Шествие Артемиды происходит после захода солнца.
— Римские праздники обычно проводятся днем, — пробормотал я, перейдя на свой родной язык.
-- Что ж, теперь ты не в Риме, -- сказал Антипатр. — Так что перестань говорить на латыни!
— Я позову носильщика, чтобы он провел вас в ваши покои, — сказал Евтропий. Но прежде чем он успел хлопнуть в ладоши, рабыня шагнула вперед.
— Я сама их провожу, хозяин, — сказала она. Она стояла прямо передо мной и смотрела на меня. Я с некоторым дискомфортом понял, что, чтобы встретиться с ней взглядом, мне нужно немного поднять глаза. Она была немного выше меня.
— Очень хорошо, Аместрис, — неопределенно махнул рукой Евтропий.
Мы последовали за Аместрис по короткому коридору и поднялись по лестнице. Ее стройные бедра покачивались, когда она поднималась по ступенькам впереди нас.
Она провела Антипатра в его комнату, а меня повела в соседнюю. Она был небольшой, но богато обставленной. С балкона открывается вид на гавань. На столике я увидела тазик с водой и губку.
— Тебе помочь помыться? — спросила Аместрис, стоя в дверях.
Я долго смотрел на нее: — Нет, — наконец, мне удалось сказать это по-латыни, ибо в тот момент даже самый простой греческий язык покинул меня. Аместрис изящно поклонилась, от чего ее груди на мгновение сладострастно высунулись, а затем отступила назад.
— Аместрис — это персидское имя, не так ли? — выпалил я, наконец, придумав, что сказать.
В ответ она просто кивнула, а затем удалилась. Я мог бы поклясться, что услышал ее тихий смех.
Подкрепившись и переодевшись в наши самые красочные туники, мы с Антипатром вернулись в сад. К Евтропию пришел еще один человек примерно его возраста и того же сословия, судя по дорого выглядевшей одежде новоприбывшего. К Антее тоже присоединилась подруга, девушка, одетая точно так же, как и она, в образе охотницы Артемиды, но с распущенными рыжими волосами и более простыми чертами лица.
— Это мой друг и деловой партнер Мнасон, — сказал Евтропий, — а это его дочь Хлоя, которая тоже впервые примет участие в шествии. Про себя он добавил Антипатру: — К сожалению, мы оба вдовцы, поэтому довольно часто принимаем участие в празднествах и гражданских торжествах вместе с нашими дочерями.
Вшестером мы отправились в путь. Аместрис также пришла, чтобы убедиться, что все одежды идеально подходят Антее и Хлое для участия в процессии. Я старался не смотреть на нее, решив насладиться видами и звуками праздничного города.
Короткая прогулка привела нас к главному входу в театр. На площади было очень много людей, и толпа все еще выходила. Все выглядели довольными, а для тех, кому нужно было взбодриться, торговцы предлагали вино. Некоторые люди принесли свои кубки, но продавцы продавали также декоративные кубки из меди, серебра или даже золота, украшенные камнями. Подобно талисманам, продаваемым на рынке, этим драгоценным предметам суждено было осесть в казне Артемиды в конце празднества.
С наступлением темноты по всей площади зажглись фонари, отбрасывая мерцающий оранжевый свет на море улыбающихся лиц. Толпа внезапно замолчала. Перед входом в театр был расчищен проход. Я предположил, что какой-то сановник, возможно, римский наместник, собирался выйти оттуда. Вместо этого появилась статуя Артемиды, которую несла небольшая группа жрецов в ярко-желтых одеждах и высоких желтых головных уборах.
Антипатр сказал мне на ухо. — Это мегабизы, а эта статуя Артемида Эфесская, образец для всех копий, которые мы видели на рынке.
Статуя была изваяна не из камня или бронзы, а из дерева, вероятно, из черного дерева, если судить по тем немногим участкам, которые не были раскрашены яркой краской. Ее лицо и руки были позолочены. Ее тело было покрыто искусно вышитым платьем с широкими рукавами, а лицо закрывала вуаль. Подъехала повозка, убранная венками и бусами, запряженная быками, украшенными лентами и гирляндами. Мегабизы осторожно поставили статую вертикально в повозку.
Внезапно я понял суть каламбура Евтропия о деревянной статуе, наблюдающей за деревянными актерами. Сама Артемида, привезенная из храма и специально наряженная по этому случаю, была почетной гостьей на спектакле.
Тележка с Артемидой покатилась впереди процессии, остальные заняли свои места там, где они должны были идти. Появились музыканты с флейтами, рожками, лирами и бубнами. Евтропий поцеловал свою дочь в лоб, и Мнасон сделал то же самое, затем Антея с Хлоей побежали, чтобы присоединиться к группе одинаково одетых девушек, собравшихся позади музыкантов. Девушки стали исполнять любопытный танец, подпрыгивая в воздух, а затем приседая, оглядываясь по сторонам, имитируя движения птиц. Затем те, кто изображал птиц стали охотницами, и девочки одновременно подняли свои маленькие луки, вынули миниатюрные стрелы и выстрелили ими в воздух. Женщины в толпе засмеялись и бросились вперед, пытаясь поймать эти падающие безобидные стрелы.
— Стрелы, это знаки удачных родов, — объяснил Антипатр. — Женщины, которые ловят их, надеются насладиться быстрым зачатием и легкими родами.
— Но как получилось, что богиня-девственница является также и богиней плодородия? — спросил я.
Вздох Антипатра заставил меня почувствовать себя невежественным римлянином. — Так было всегда. Поскольку сама она не беременеет, Артемида оказывает помощь тем, кто хочет забеременеть.
Танцоры снова накинули луки на плечи, вытащили из-за пояса маленькие дротики и начали новый танец, образуя круг и ритмично постукивая дротиками о землю сперва внутри круга, а затем снаружи. Даже среди стольких молодых и красивых девушек особенно выделялась Антея. Из толпы я слышал много отзывов о ее красоте, и многие шедшие в процессии рядом с нами поддержали замечание Антипатра о том, что она, по-видимому, олицетворяет собой саму богиню.
Повозка с Артемидой скрылась из виду за углом. За ними последовали музыканты и танцовщицы. Сразу за девочками шла большая группа мальчиков и юношей в ярких нарядах; это были атлеты, которые в ближайшие дни примут участие в различных соревнованиях. Крупный рогатый скот, овцы, козы и быки, предназначенные для жертвоприношения, были загнаны в процессию представителями различных торговых гильдий и других организаций, которые несли свои символы и инструменты. Антипатр объяснил мне, какую лепту внесли все эти разные группы в длинную и легендарную историю города, но большая часть того, что он сказал, влетело ко мне в одно ухо и вылетело из другого. Меня отвлекло присутствие Аместрис, которая следовала за нашей группой, держась на почтительном расстоянии. Время от времени мы встречались взглядами, но неизменно первым отводил его я.
В самом конце помпезной процессии шли мегабизы, их было очень много, все в ярко-желтых одеждах и головных уборах. Некоторые несли священные предметы, в том числе ножи и топоры для жертвоприношения, а другие размахивали горящими пучками благовоний. Дым окутал огромную толпу эфесцев и паломников, которые двигались вперед, следуя за процессией.
— Разве мегабизы не евнухи? — спросил я, вспоминая кое-что, что когда-то слышал, и пытаясь получше разглядеть священников поверх голов толпы.
Евтропий и Мнасон засмеялись, а Антипатр снисходительно мне улыбнулся: — Когда-то это действительно было так, — сказал он. — Но твоя информация устарела на несколько веков, Гордиан. Ритуальная кастрация жрецов Артемиды закончилась много поколений назад. Несмотря на это, богиня по-прежнему требует, чтобы те, кто служит ей, и мужчины, и женщины, были сексуально чисты. Хотя его мужественность остается неизменной, каждый Мегабиз дает обет оставаться холостым и хранить целомудрие до тех пор, пока он служит жрецом Артемиды.
— Это кажется весьма практичным, — заметил я.
— Что ты имеешь в виду?