— Очень хорошо. Несмотря на то, что в моем исследовании остаются некоторые пробелы и несколько небольших противоречий, которые еще предстоит разрешить, мне кажется, не кто иной, как Александр Македонский сам издал указ о том, что нужно создать список Семи Чудес — и этот список был разработан первым поколением ученых, собравшихся здесь, в Александрии, при первом царе Птолемее.

— Как александрийцу эта идея мне нравится мне. Но как вы пришли к такому выводу?

— Первое подозрение пришло ко мне незадолго до того, как мы покинули Рим, когда я обдумывал возможные маршруты нашего путешествия к Семи Чудесам Света. Изучая карты и отмечая местонахождение каждого чуда, я сначала был поражен их обширным и разрозненным расположением, но потом понял, что их объединяет: все семь находятся в пределах империи, завоеванной Александром. В самом деле, если бы кто-то провел линию, соединяющую и опоясывающую их, то получился бы настоящий контур империи Александра, включающий Грецию, Азию, Персию и Египет. Это был мир Александра, состоящий из множества наций, рас и языков - и это были его величайшие достижения. Мне пришла в голову мысль, что список Семи Чудес Света, возможно, был детищем самого Александра, который видел в нем объединяющий принцип: «Никогда не ступать за пределы моей империи», я представил, как он говорит: «Можно увидеть величайшие сооружения, когда-либо созданные человечеством, построенные разными народами в разное время, в честь разных богов, но все они собраны вместе силой моей воли в единстве моих владений».

— А сам Александр посетил все эти Чудеса? — спросил я.

— Отличный вопрос, Гордиан. Совершенно очевидно, что он посетил Храм Артемиды, когда освобождал Эфес, и видел Мавзолей, когда захватывал Галикарнас; а в Вавилоне он, должно быть, видел остатки Висячих садов и Стен, которые в его времена, возможно, были более прочными, чем в наши. Он отказался участвовать в Играх в Олимпии, но он наверняка видел статую в Храме Зевса. А после того, как он завоевал Египет, он, должно быть, смотрел на его самый известный памятник - Великую пирамиду. Таким образом, список Семи Чудес также мог послужить своего рода памяткой свидетельств о его собственных путешествиях.

— Но вы упустили одно из Чудес, — сказал я.

— Ах, да, Колосс Родосский, который был закончен только через тридцать лет после смерти Александра. Очевидно, Александр никогда его не видел, но это приводит к следующему тезису моей теории: Александр не сам составлял окончательный список, а поручил его кому-то другому. Возможно, это был его близкий друг, историк Аристобул, или Каллисфен, племянник Аристотеля, или, как я предполагаю, его товарищ Птолемей, впоследствии ставший царем Египта и лично заинтересованный в сохранении мистического ореола Александра и наследии его мировой империи. Именно Птолемей имел в своем распоряжении все ресурсы библиотеки и ее ученых,  и именно в библиотеке, я полагаю, был создан самый первый список Семи чудес. Я считаю, что он был значительнее, чем просто список, и включал в себя подробную историю и описание каждого чуда. Эти труды еще могут быть обнаружена в архивах с добавлением к ним имени ее автора или авторов.  На момент написания этого сборника Колосс был совершенно новым монументом, , о котором все говорили, и поэтому он был включен в список наиболее почитаемых Чудес, чтобы продемонстрировать, что человечество все еще прогрессирует и способно создавать новые чудеса

— Я думаю, что Фарос, более достоин почитания, чем Колосс, — произнес я. — Почему ученые Птолемея вместо него не включили его в список?

— Потому что список был составлен до завершения строительства Фароса, — объяснил Антипатр. — Маяк все еще строился, когда составлялся список, и даже ученые, стремящиеся польстить царю Птолемею, не смогли бы оправдать сравнение недостроенного здания с Храмом Артемиды или Великой пирамидой.

— Но теперь Фарос стоит уже почти двести лет, — сказал я, — а чудеса Вавилона лежат в руинах. Возможно, Висячие сады или стены Вавилона следует убрать из списка, а на их место поставить Фарос.

Исидор рассмеялся. — Какой ты дерзкий молодой человек, Гордиан, раз выдвигаешь такую идею.

— Вам это не нравится?

— Мне это нравится, но боюсь, что мои коллеги по птичьей клетке Муз настолько привыкли выковыривать одни и те же старые вещи, что ни один из них не осмелится поддержать такое новшество. Боюсь, они не воспримут и теорию Зотика, если только он не представит первоначальный список. Так что пока это открытие ускользает от вас?

Антипатр кивнул: — Я нашел ряд цитат, которые относятся не к самому документу, но ссылающегося на него. И скоро, очень скоро, я уверен, что заполучу его в свои руки. Вероятно, он гниет в стопке не внесенных в каталог папирусов или случайно завернут в другой свиток, который не имеет ничего общего с Семью Чудесами.

— Книги в библиотеке не всегда можно найти сразу. Возможно, ты поставил перед собой задачу на многие месяцы, мой друг Зотик.

— Тогда я должен молить Зевса-Спасителя, чтобы он продлил дни моей жизни еще на столько же, — сказал Антипатр.

— Я также помолюсь об этом, — сказал Исидор.

— И я тоже! — воскликнул я, и чуть не всплакнул. Я так привык к обществу Антипатра, что даже не мыслил, чтобы с ним что-нибудь случилось или чтобы я остался один без него в огромном, многолюдном городе, основанном Александром.

                                                                                         * * *

Той ночью, то ли из-за письма моего отца, то ли из-за чего-то неприятного в рыбной похлебке, меня мучили ужасные сны. Все смешалось в сплошной сумятицей крики и кровопролития. Мой отец каким-то образом фигурировал в этих кошмарах, а сам Рим был охвачен пожаром. Фарос оказался на вершине Капитолийского холма, словно каменный палец, взмывавший на немыслимую высоту, откуда он посылал свет маяк не морякам на море, а врагам Рима, направляя их со всей Италики к городу, который они стремились. Разрушить.

Я ворочался и изо всех сил пытаясь очнуться от этих кошмаров. Как человек, погруженный в глубокую воду, но способный видеть бледный дневной свет, постепенно, порывисто я приходил в сознание. Наконец, на рассвете я открыл глаза. Обмотанная вокруг меня простыня была вся мокрая от пота.

Я услышал знакомые голоса из соседней комнаты: Антипатр и наш хозяин дружелюбно болтали, готовясь отправиться в библиотеку на весь день. Их разговор был приглушенным, и слова были неразборчивы, пока один из них не открыл дверь, и Исидор, немного громче, сказал: — И не забудь сегодня утром захватить свой новый стилус, Антипатр!

Через мгновение дверь захлопнулась, и наступила тишина.

Я снова закрыл глаза и лежал неподвижно, измученный своими кошмарами. Я почти заснул, когда меня вдруг осенило и я резко выпрямился. Не ослышался  ли я, или мне это только приснилось?

Не «Зотик», а «Антипатр»!

             Исидор назвал его настоящим именем.

             Что это значит?

                                                                                                                        * * *

В тот день, прогуливаясь по Александрии, у меня должно было быть хорошее настроение, потому что я больше не испытывал нужду в деньгах, у меня теперь было при себе немного монет, благодаря моему отцу. Имея столько денег, в Александрии было чем заняться.

Вместо этого я обнаружил, что хожу кругами. Утреннее высказывание Исидора продолжало эхом отдаваться в моей голове, дразня меня.

«Всему этому было совершенно невинное объяснение, —сказал я себе. —Антипатр стал доверять Исидору и поэтому раскрыл ему свою истинную личность. Это был выбор Антипатра, и какое мне до этого дело. Но почему же тогда Исидор продолжал называть его за обедом Зотиком? Потому что рядом была рабыня была. Да, скорее всего, так оно и было! Женщина, подававшая обед, не должна была знать, кто такой Антипатр. Но почему тогда Антипатр не сообщил мне о своем решении открыться нашему хозяину? Ах, ну, он был стариком и просто забыл.»